Любовь и Ненависть - Эндор Гай (читать книги регистрация .TXT) 📗
Разве похож Вольтер на честного ненавистника евреев? Конечно нет. Никогда еще не существовало такого хитроумного мошенника.
Однажды Вольтер сказал месье Пинто:
— Какой замечательный народ вы, евреи!
— Благодарю вас, сир, — ответил месье Пинто, — но прошу вас объяснить, в каком смысле?
— Я хочу сказать, что ваше немногочисленное племя должно было бы стать прародителем двух самых великих религий мира, предназначенных заполнить собой весь земной шар.
— Почему в таком случае вы презираете нас? Вы должны, напротив, оказывать нам честь.
Вольтер улыбнулся.
— Хотите, я вам честно скажу, что я имею против евреев?
— Прошу вас, — ответил Пинто.
— Отлично. Вы, евреи, создали для человека самые крепкие цепи. Да, я имею в виду вашу Библию. Я могу не верить в чудеса, оракулам, легендам и всяким суевериям египтян, и от этого никому во всем мире не будет ни жарко ни холодно. Я могу не верить в мифологию греков, римлян, скандинавов, индусов и китайцев, и никто не упрекнет меня в этом. Но ваши легенды! Тут совершенно иное дело. Ваши суеверия, ваши чудеса, ваши оракулы — им я обязан верить под угрозой смерти на земле и жизни в аду. Имеете ли вы представление о том, — продолжал Вольтер, — сколько народу христиане отлучили от Церкви, скольких подвергли пыткам, сожгли на костре — и все только ради того, чтобы мы, неевреи, поверили вашим проклятым суевериям!
Теперь вы видите, почему это произошло. Из-за еврейской Библии! Эту книгу написали не христиане. Однако с ее помощью христиане сумели поработить Европу, погрузить ее во тьму суеверия, невежества и сохранять такое положение на протяжении пятнадцати веков.
Вот что на самом деле ненавидел Вольтер.
Кто-то однажды спросил Вольтера:
— Если вы так ненавидите эту книгу, почему же вы ее постоянно читаете?
Вольтер не сразу нашел что ответить. Но молчал всего несколько мгновений.
— Разве я не адвокат оппозиции? Разве в Библии не изложено кредо моих оппонентов? Разве в таком случае не моя обязанность читать ее постоянно, чтобы детально ознакомиться с историей невежества и фанатизма?
Некоторые вещи из Библии особенно изумляли великого француза.
— Как произошло, что ни у одного другого народа не было этих прародителей — Адама и Евы? Только у этого немногочисленного несчастного народа. Полистайте на досуге сочинения историков самых великих и многонаселенных стран и империй: Греции, Рима, Китая, Египта. Почему никто там и слыхом не слыхивал ни об Адаме, ни о Еве? Разве не удивительно, что только одни евреи сохранили о них память? Но рассказ о них нисколько не смешнее, чем все остальное в этой странной книге. Разве можно, например, понять еврейского Бога? Бога, который за какую-то ерунду, за один похищенный плод, обрекает Адама и Еву на страдания, тяжкий труд и гибель? Хорошо, допустим, этот грех силен и их надо наказать. Они — непосредственные виновники. Но как можно карать за это всех потомков Адама и Евы, бесконечные поколения людей?
Посмотрите, каким жестоким становится это Божество, когда Каин убивает Авеля [190]. Всего одно обычное убийство. А сколько он поднимает из-за этого шума! «Каин! Каин! Что ты сделал?! Там лежит твой мертвый брат, весь в крови, которая вопиет ко Мне. И за то, что ты убил брата своего, будь ты проклят».
Ненавидеть евреев? За что? Разве они тоже не осуждены на смерть? Точно так, как и Вольтер. Неужели и они не достойны жалости, как и прочие люди?
Но это их Бог! Этот жестокий, грубый еврейский Бог!
Такая вопиющая несправедливость мешала ему спать по ночам. Вольтер тоже обречен на гибель! Он уже, так сказать, лежал на своем смертном одре. Хотя дата казни еще и не назначена, но все равно. Смерть похожа на убывающую луну. И печальный конец не так уж и далек!
Почему? За что? Чем он провинился? В чем состоит его преступление?
Он обращал эти вопросы к небесам. Он, Вольтер, самый безобидный из всех людей на свете. В сердцах он хватал свою трость и стучал в потолок. Заслышав стук, его секретарь, Жан Луи Вагниер, живший над Вольтером, вставал с кровати и, закутавшись в ватный халат, спускался к хозяину. Он зажигал свечу, ожидая, что Вольтер начнет диктовать.
А тот, в своем ночном колпаке, отчего его худое, беззубое, с впалыми щеками лицо казалось еще более отталкивающим, начинал гневно рассуждать о несчастном человечестве и о себе лично тоже.
На самом-то деле этот грозный, опасный Вольтер всегда был робким, безобидным человеком. И, как подозревали его современники, самым религиозным из всех.
Он построил на свои средства церковь в своем имении Ферней [191]. Он сердито напускался на всех, кто пытался отрицать существование Бога. Он выступал против дерзких парижских мыслителей — Дидро, Гольбаха [192] и Гельвеция, предполагавших, что различные формы растительной и животной жизни могли быть результатом эволюции, а не вмешательства Бога.
Однажды на прогулке Вольтер поднял комок земли.
— Неужели вот это создало человека! — воскликнул он.
Его критики спокойно отвечали:
— Конечно. Но для этого требовалось много времени. Эволюция.
— Вот это? — возмутился он. — Неужели комок грязи мог сотворить великого Микеланджело?
— Почему бы и нет? — упорствовали критики. — За миллионы лет могут быть созданы еще более совершенные твари.
— В таком случае, — возражал Вольтер, — на миллиардах планет в нашей Вселенной такая грязь существует не миллиарды, а триллионы лет! Разве из нее не могло получиться такое совершенное существо, как Бог? — Комок земли полетел в критика. — В таком случае поклоняйтесь этой грязи за то, что она создала Бога, а я буду поклоняться Богу за то, что он создал вот эту грязь.
Да нет, он отнюдь не был человеком религиозным. Просто он отлично осознавал свою малость и величие Вселенной.
Еще в молодости он посетил Королевскую библиотеку, огромное собрание книг, которое его величество Людовик XV представлял в распоряжение ученых. (Потом это собрание перекочевало в Национальную библиотеку Франции.)
Вольтер стоял словно завороженный перед этими бесконечными полками, на которых покоились двести тысяч томов.
Библиотекарь объяснил ему, что из двухсот тысяч томов примерно сто девяносто никогда не будут востребованы.
«В таком случае, какая же это библиотека?! — воскликнул про себя Вольтер. — Это скорее кладбище. Кладбище надежд, репутаций, мыслей. Эти страницы никто никогда не станет листать…»
Вольтер убежал, ему вдруг расхотелось писать. Для чего творить? Ради славы? Чтобы передать свое имя потомству? Разве может он быть уверенным, что его книгам не уготована такая же судьба?
Вольтер водил гостя по своему большому имению. Вдруг небо заволокло тучами, послышались раскаты грома. Вольтер, который только что весело и беззаботно болтал, тут же умолк. Де Виллар [193] пытался его успокоить:
— Но пока еще нет дождя!
— Да, но вы же слышали раскаты грома! — воскликнул Вольтер.
— Неужели вы хотите убедить меня, что великий философ боится грома! — рассмеялся де Виллар.
Вольтер пустился бежать, да так быстро!
— Помогите мне! Поторапливайтесь! — кричал он на ходу де Виллару.
Как только добежали до особняка, Вольтер, смахнув со лба пот, тяжело опустился в кресло.
— Ну, слава Богу! — выдохнул он.
Де Виллар не скрывал своего удивления. Великий философ, а ведет себя как маленький ребенок.
— Даю вам честное слово, — сказал он Вольтеру, — я никому не скажу ни слова об этом. Никто не услышит от меня, что великий Вольтер боится грома. И ни слова о том, что вы благодарили за это Бога!
— О чем вы толкуете? — спросил Вольтер, все еще дрожа от страха. На лбу у него снова выступил пот. — Разве вы сами не видели, что меня могло убить молнией? Разве вам это ни о чем не говорит?
