Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Аксеничев Олег (книги бесплатно без TXT) 📗

   — Польза?

Флотоводец приподнял левую бровь, готовый выслушать своего капитана, которому отчего-то безоговорочно верил последние дни.

   — Из Венеции прибыл известный вам левантийский купец с важными известиями, мой господин. Прикажете позвать?

   — Зови!

Купец Юсуф был назван родителями несколько иначе — Иосиф. Но, раз уж на землях библейской Палестины торговля и прибыли принадлежали по преимуществу мусульманам, то юноша сменил имя, а с ним и веру. Нет для таких бога, кроме Мамоны, покровителя стяжателей.

   — Капудан-паша, солнце моих глаз...

   — К делу, купец!

   — Точно известно, что командовать флотом, собранным для войны с Блистательной Портой, прибыл дон Хуан Австрийский. Венецианский генерал-капитан Себастьян Вениеро и адмирал папы римского Антонио Колонна посчитали личным оскорблением назначение главнокомандующим неопытного юноши. Союзный флот расколот. Венецианские галеры ставятся на ремонт в доки. Папские корабли получили приказ не удаляться от Крита. А дон Хуан решился нанести удар по вашему непобедимому флоту в одиночестве, без союзников!

   — Он безумен?

   — Он рассчитывает на неожиданный удар и свою удачу, мой господин!

   — Куда выдвигается испанский флот, купец?

   — В Венеции все называют одно место — Лепанто.

   — Они надолго запомнят это название, да будет мне свидетелем Мухаммад!

И ты запомнишь, глупец.

Демон Аваддон не был всеведущ. Но знал о затеянной Молчаном и братом Джордано интриге. Знал, что слухи о конфликте среди союзников раздувались специально, что турецкий флот заманивают в ловушку.

Будет битва; будут многочисленные смерти с обеих сторон. Беспокойному духу разрушения всё равно, кто получит поцелуй гибели...

Чем меньше людишек — тем меньше на земле грязи.

Падший ангел Аваддон был уверен в этом.

9. Кровь и трон

Это азы. Это знает каждый, кто идёт на службу в православный храм.

Есть люди знающие, но нарушающие. По работе.

Может быть, кто из причта и обратил внимание на скромных тихих чужаков, зачастивших в небольшой белый храм, спрятавшийся среди домов и высоких заборов тверского посада. Скорее же всего их появление прошло незамеченным. Молились они истово, а взгляды, вычитывающие пространство вокруг, прятали опытно и привычно.

Разбойный приказ был хорошей школой поведения.

Дьяк и трое подьячих, неброской внешности, в чистой, ничем не выделяющейся одежде. С наизусть затверженной памяткой, данной в Москве лично Григорием Грязным: найти седобородого мужчину с приметным перстнем на пальце правой руки. Палец — безымянный; перстень — змейка с изумрудными глазами, кусающая собственный хвост. Перстень или кольцо, но всё равно приметные.

На службы ходили парами, а бывало, и втроём. Ещё один обязательно крутился у паперти, смотрел на наделяющих милостыней. Точнее — на руку дающего: вдруг блеснёт зелёное?

Остальные разглядывали в полутьме храма Белой Троицы ладони крестившихся перед образами.

Четвёртый день.

Без результата.

Вскоре и под чужим именем приплыл в Тверь по Волге сам Григорий Грязной. На купеческом корабле, покорно сторговавшись с хозяином за совершенно бессовестные деньги. Ничего — вернуться бы в Москву с добычей, а там и купчишку к ответу призвать можно. Нечего жадничать — вот получит кончик раскалённого прута в зад — так на всю жизнь урок запомнит. Когда к нужнику собираться будет.

С Грязным на берег высадились полдюжины мастеров по тайным захватам лихих людишек и высокий грузный старик с длинной ухоженной бородищей. Мирный селянин из Кемской волости, именем и прозванием Микола Пепел. Он же — один из сильнейших колдунов русского Севера.

Всё правильно. Что колдовством замечено, без колдуна не добудешь.

Постоялый двор нашли быстро. Владелец, не чинясь, разместил плотницкую артель, приплывшую в Тверь на поиски заработка. Скинул плату за постой, пожелав, чтобы мастера за то поправили покосившееся крыльцо и укрепили скамьи да лавки в харчевне.

Людям из Разбойного приказа топором махать привычно. Что человека зарубить, что столб обтесать — отличия небольшие. И, пока Григорий Грязной рыскал по Твери, осторожно расставляя невод розыска, его люди мирно работали на постоялом дворе. И себе разминка, и хозяину радость.

Не в тягость был и Микола Пепел, днями не вылезавший с кухни. Травки, молодые, выбившиеся из весенней влажной земли, собранные стариком в лесу и добавленные в супы и мясные блюда, — малость вроде, а как вкус переменили и раскрасили!

Ничто не должно было спугнуть разыскиваемого человека. Ничто и никто, отсюда и все предосторожности, отсюда приезд под личиной.

Вечером, после ужина и молитвы, собирались вместе.

— Снова ничего? — спросил Грязной.

Не кого-то спросил, в пустоту, расстроенно и нервно кривя левую щёку. Кого спрашивать-то? Плотников?!

Никто здесь не понимал, насколько важно найти этого человека как можно скорее.

Даже видавший виды глава Разбойного приказа не знал, чем прогневал государя простой тверич, но видел беспокойство князя Умного. А за князем так явственно маячил лик царя...

Но знал, что делать. Взять человека живым и, по возможности, невредимым. Тайно, с завязанными глазами и заткнутым ртом, вывезти в Москву.

На беседу с Умным.

Или — на дыбу в подклетях Разбойного приказа, если такова будет воля государя.

Снова — ничего.

Всё переменилось на следующий день.

Человек пришёл-таки в храм, молился долго, с чувством, словно истосковался по слову Божьему. И перстенёк поблескивал зелёными змеиными глазами при каждом наложении креста. Перстень, не кольцо, голова змеи была тоже не золотая, но из драгоценного камня побольше — мастер над украшением потрудился. Восточный кудесник, да смилуется Господь над его неверной душой!

По выходе из церкви человека повели незаметно, но плотно, под присмотром сразу двух пар глаз. Да и что за город Тверь против Москвы с её уличной путаницей!

А поди ж ты — упустили!

Боярин какой-то отъезжал из городской усадьбы; как положено, при домочадцах и слугах. И, будто нарочно, не успел наблюдаемый пробраться через гомонящую толпу у ворот, как выехали возки и сцепились колёсами, словно собаки при случке, перекрыв улицу.

Один из подьячих Разбойного приказа, покрытый грязью и матом, кинулся под днище возков — по следу. Ещё двое бросились бегом по соседним улочкам, на перехват.

Но мужчина исчез.

Грязной выслушал всё это в мрачном молчании. Было ещё хуже, чем раньше. Голодного подразнили куском мяса, поводили перед носом и унесли прочь, в хозяйственную подклеть, на ледник.

   — Твоя работа пришла, Микола!

   — Это разве работа? Вот в Кеми, бывало...

Сыщикам пришлось выслушать, и не по первому разу, что же произошло в Кемской волости несколько лет назад.

Затем началась, и не только для колдуна, работа.

Миколу Пепла привели к боярским воротам, где потеряли человека. Как охотничью собаку, натасканную на дичь.

Только обоняние было ни при чём. Пепел чуял не запахи, но мысли.

Если Антип сейчас дёрнет, я ему потом не уши, а чего пониже надеру... Погнём чеку либо ступицы сломим, так господин разбираться не будет, с обоих шкуру спустит...

Здесь сцепились возки, понятное дело.

Зря я тот окорок в ларь положил: и не съест его наш толстопуз, и не поделится, мокрица подколодная... Может, пока все на возки пялятся, вытащить его незаметно?

Дворовый. Вор, дело известное и понятное.

А вот одно и то же, но на два голоса (или на две мысли, что точнее?):