К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Две ладьи. Второй командует младший Гудмундов сын Эйнар по прозвищу Волк. Не знаю, за что его так прозвали, но я могу с точностью сказать одно: это настоящий берсерк!
Новгородец скривился, как от сильной боли.
— Видишь? — указал он на доску. — Это его работа.
— Да как же ты от них живым ушел?
— Они меня отпустили, — Талец провел рукой по взмокшему лбу. — Просили передать нашему боярину, что им известно, кому за Бьерна мстить.
Тороп почувствовал укол совести, из-за того, что оставил товарища одного.
— Мало нам было хазар… — почесал в затылке он.
— Хочешь много, хочешь мало, — недобро усмехнулся новгородец. — Хотя у Гудмунда полно людей, дно его кораблей подведено, как брюхо у волка в конце зимы. Он как пришел в Булгар, говорят, первым делом разыскал, где стоят послы кагана и, не особо торгуясь, предложил им свои услуги. Так что нам теперь, что юты, что хазары — все одно!
Тороп, как сумел, утешил товарища, пообещал помочь починить доску. Последнее, впрочем, он сказал больше для красного словца: Талец любил дерево, и оно отвечало ему взаимностью. Мерянин глазом моргнуть не успел, а доска уже выглядела, как новая. Потом они принялись колоть дрова. Впрок. Для будущих гостей подворья. Талец почти успокоился, и мерянин уже решил, что можно поведать товарищу о событиях, свидетелем которых нынче пришлось быть ему, как их мирную, лишенную суеты работу прервал непонятный, доносящийся с другого конца подворья шум.
— Уберите от меня эту проклятую тварь! — услышали мерянин с Тальцом голос Белена.
Боярский племянник, по всей вероятности, только что вернувшийся из города, застыл в нелепой позе возле избы, вход в которую ему преграждал Малик. Впрочем, был ли в действительности этот страшно рычащий, ощерившийся полной пастью острых клыков лютый зверь воспитанным и учтивым Лютоборовым разумником?
Собравшиеся неподалеку новгородцы только головами качали, дивясь перемене, произошедшей с всеобщим любимцем.
— Малик! Что с тобой? — пытались некоторые увещевать пардуса. — Своих не узнаешь!
— И какая только муха его укусила?
— Опоили, может, чем?
Тороп точно знал, что никакие мухи здесь не причем. Просто Белен, насквозь пропах Булан беем, которого Малик, да и не только он, терпеть не мог. Лютобор поручил пардусу охранять боярышню, и это поручение умный зверь, как мог, исполнял.
— Что делать-то будем, братцы? — спросил кто-то из задних рядов. — Мне тоже в избу надо. И вообще…
— Что делать, что делать! — осклабился Белен. — Прибить его, как собаку! Давненько хотел справить себе пардусовую шубу!
Он замахнулся сулицей, которую услужливо подал кто-то из его приспешников, но в этот миг между ним и пардусом встала Мурава.
— Попробуй только! — проговорила она холодно. — Убьешь его — бей и меня! Хочешь пардуса добыть, езжай в степь, там их много. Только, боюсь, как бы не получилось, как давеча с медведем!
Среди парней послышался смех.
— Ведьма! — выругался Белен. — Строит тут из себя недотрогу, а сама с самого начала спуталась с этим татем лесным! Куда только дядька Вышата смотрит?!
— Кто меня звал?
Вышата Сытенич не без труда протолкался сквозь толпу. Он вместе с дядькой Нежиловцем был в городе по каким-то делам и только нынче возвратился.
— Батюшка! — Мурава кинулась к нему со слезами на глазах, как привыкла делать еще в таком далеком детстве, ища заступу от злого брата.
Боярин обнял и успокоил дочь, строго посмотрел на Белена, перевел взгляд на пардуса, провел рукой по бороде, чтобы лучше думалось, а затем распорядился:
— Несите сеть!
— Ничего, — повернулся он к Мураве, — посидит денек на цепи, глядишь присмиреет.
— А если нет? — подал голос Белен. — А если он бешеный?
— Если нет, так к тому времени Лютобор вернется. Сам и разберется что к чему.
Тороп не захотел смотреть, как лишают свободы лучшего друга его наставника. Обидно было, хоть реви. Эх, объяснить бы людям неразумным, от какой беды пытался их предостеречь вещий зверь. Да куда там! Торговая изба и так весь вечер гудом гудела от разговора о ютах. Добавь еще весть про хазар — глядишь, совсем бы развалилась.
Спал мерянин плохо: слушал, как беснуется на цепи ни в чем не повинный Малик. Утром его разбудили крики и шум, и спросонья он решил, что на подворье напали либо хазары, либо юты, либо те и другие сразу. Однако оказалось, что шум опять поднял Белен. И чего ради он подскочил в такую рань, он ведь обычно раньше полудня не просыпался?
Новгородцы стояли у входа в избу, и вид у всех был не менее озадаченный, чем давеча вечером. Малик исчез. Вместе с ним пропала цепь и массивное кольцо, надежно вделанное в стену.
— Вот это силища, — с уважением проговорил Твердята, разглядывая перекореженное, изуродованное бревно. — Одно слово, зверь лютый!
— Я же говорил, что он бешеный! — Белен со злобой топнул ногой в вышитом сапожке. — Весь в хозяина!
Путша, все еще пятнистый от волдырей, дернул себя за косматые, торчащие после сна во все стороны рыжевато-белые вихры:
— Что же теперь Лютобор-то скажет? — протянул он озадаченно.
— А ты думаешь, он вернется? — на сытом лице Белена так и было написано торжествующее: «А я же вам говорил!»
— А что ему не воротиться? — невозмутимо-насмешливо глянул на боярского племянника дядька Нежиловец. — Приедет, как обещал, с Маликом вместе. Чтобы такой умный зверь да хозяина не отыскал!
Тороп подумал, что дядька Нежиловец прав: пардус мог оставить возложенную на него службу лишь для того, чтобы предупредить Лютобора о грозящей его возлюбленной опасности. Коли достало разума освободиться — тем более достанет и хозяина разыскать. Недаром же в баснях такие мудрые звери в случае особой надобности человеческим языком говорят.
Но когда начинают говорить животные, людям, которым боги сами вложили в уста речь, тем более молчать не след. Да только как тут заговоришь, когда рядом стоеросовой дубиной торчит паскуда Белен. Да и кому на Белена клепать? Боярину? Дядьке Нежиловцу? Как ни бранил племянника Вышата Сытенич, как ни досадовал на беспутство боярского чада старый кормщик, а все же, как ни крути, один растил и лелеял Белена с самых малых лет, а другому паршивец приходился самой ближней после дочери родней. Каждый знает, одно дело самому поучать неразумное дитя, и совсем иное выслушивать на него хулу, да еще не от кого-нибудь, а от своего же сопливого холопа. Эх, и что за охота Лютобору скакать, как туру в весеннюю пору, по степям, когда он так нужен здесь, и когда так необходим его совет!
Чуть позже, когда боярский племянник отправился после обильного завтрака досыпать, Тороп все-таки набрался храбрости и попробовал подойти с разговором к дядьке Нежиловцу. Но, увы! Противный старик даже слушать не захотел. Настало время сборов, и старый кормщик, моментально оглохнув, как лесной петух, танцевал брачные танцы вокруг своей красавицы снекки. Торопу, да и другим парням тоже работа нашлась: грузили обратно нераспроданные в Булгаре или прибереженные для хазарского града товары, таскали тяжеленные корчаги с зерном и бочки с солониной — рассчитывать на пополнение припасов в дикой степи особо не приходилось. Один Белен ни про какие сборы знать ничего не желал. Лежал себе в тенечке, да подремывал.
Тороп немного успокоился. Не то чтобы полагался на Беленову совесть (где она эта совесть-то), больше уповал на страх: трусоват был боярский племянник, чтобы кромешничать. Однако пока мерянин с Тальцом возились в трюме, пытаясь упихнуть какой-то особенно норовистый тюк, Белена и след простыл. Вернулся он только под вечер, мурлыча что-то под нос. Вид у него при этом был предовольный, а мошна подозрительно топорщилась. Неужто все же жадность пересилила страх?
Ночь обещала быть душной. Солнце уползало за горизонт, отдавая зримый мир на съедение ночным теням, а прохлада все не наступала. У мерянина противно сосало под ложечкой. Лютобор никак не возвращался, и спокойнее от этого не становилось.
