Синий шихан - Федоров Павел Ильич (читать книги TXT) 📗
– Не подходите ко мне, – прошептала она, стараясь сдержать дрожь в губах.
Инженер уже не первый день преследовал ее. Она боялась и ненавидела эти пьяные мужские преследования. Так делал и кадет Владимир Печенегов, и пьяный Митька Степанов. Все они смотрели на нее с наглым бесстыдством, а при случае бесцеремонно хватали за плечи и пытались тащить в чулан, куда попало.
Даше гадко было смотреть и на то, как Зинаида Петровна выпроваживала ночью из спальни пьяного Ивана Александровича. Утром она видела, ее хозяйка беспечно сидела за чашкой чая с инженером Шпаком.
Только один Микешка относился к ней по-другому, бережно, как будто боясь уронить, подсаживал иногда на коня, а сам заразительно смеялся над ее неловкостью. Иногда ночью, томительно перекатывая голову на подушке, Даша думала: «Жить не легко, а прислуживать Шпаку и Зинаиде Петровне невыносимо; сломят они меня, испачкают… Лучше пойду к Микешке, скажу ему: «Защити, Микеша, спаси, а там – что будет! Ты сильный, честный… Возьми меня с собой на прииски, ты ведь говорил уже с Тафасом Маркеловичем, буду вам с Сухановым обед готовить, белье штопать».
Петр Эммануилович между тем пьяно бормотал, что готов жениться на Даше, обещал сделать для нее все, если она поедет с ним на острова…
– Разве вы не видите, Дашенька, что я без вас жить не могу? – продолжал Шпак. – Не верите? Что же мне сделать, чтобы вы поверили? Может быть, в Урал броситься? Это глупо!
– Вы меня, наверное, считаете дурочкой. Я вам давно сказала, что никогда этого не будет. Оставьте меня, а то я кричать начну… Смотрите, если Микеша узнает…
– Ми-ке-ша! – с издевкой повторил Шпак. – Что же вы хотите, стать женой пастуха? Выйдете за него замуж, возьмете посошок и пойдете с ним жеребят пасти? Экая пастораль! Неужели вы полагаете, что Зинаида Петровна согласится выдать вас за кучера? Она вам образование дала! Воспитала вас!
– Петр Эммануилович, прекратим этот разговор. Все равно ни вашей женой, ни любовницей я не буду. Я уже сделала выбор. У меня…
– У вас другой есть! Но вы не знаете, с кем имеете дело! Я ведь тоже упрямый!
– А вы не знаете Микешу… А может, и знаете? – резко спросила Даша.
Да, Шпак, знал, кто такой Микеша. Однажды тот повез инженера на прииск, остановил лошадей в лощине и, повернувшись на козлах лицом к Шпаку, скаля белые крепкие зубы между темных, только начинающих пробиваться усов, раздельно сказал: «Вы там, Петр Эммануилыч, к Даше пристаете насчет всякого прочего. Так вот, упредить вас хочу… У нас, по казачьему обычаю, за это головы рубят али вот в этих бугорках подкараулить могут. Мало ли какой грех может случиться! Вы уж не донимайте Дашу. Лучше будет!» Помахал, над головой страшенного вида сыромятным кнутом, тряхнул черным чубом и, сутуля щирокую спину, тронул коней. У инженера тогда задрожали колени; в голове мелькнула трусливая мысль: «А ведь такой и на самом деле подкараулит». Кое-как овладев собой, Шпак пробормотал несколько пустых слов о сплетнях. Однако Микешка еще раз повернулся и сурово отрезал: «Мы это, господин инженер, доподлинно знаем, так что зря ничего не сделаем». Шпак вскоре убедил Ивана Александровича прогнать кучера. Тарас Маркелович, однако, определил его на прииск, оставил при себе и уехал с ним в Зарецк.
Сейчас Петр Эммануилович вспомнил злое Микешкино лицо и понял, что у этой девицы сильный защитник. Захотелось сказать что-нибудь насмешливое, ехидное, но Даша отошла к берегу и молча смотрела на приближающуюся к берегу лодку.
Это везли заказанную для ухи рыбу. Утром, когда Иван Степанов ходил купаться, мимо него на лодке проплыл Петр Лигостаев с Маринкой. Они плыли осмотреть поставленные накануне сети. Приближался праздник, нужна была свежая рыба. Иван подозвал казака, кинул в лодку золотой и попросил привезти судаков, окуней и еще что-нибудь. Петр Николаевич согласился, но денег вперед не взял.
Широкая лодка, покачиваясь на легкой волне, медленно приближалась. Петр Николаевич стоя греб длинным веслом; Он был босой, с засученными по колено шароварами. Маринка, тоже босоногая, сидела на корме и подруливала деревянной лопатой. Синеватый ее платок с розовыми, линялыми цветочками ярко выделялся на фоне песчаных островков, заросших зеленым тальником и молодой порослью осокоря. Здесь Урал разделялся на два русла, обнимал острова двумя узкими рукавами. Правый рукав прижимался к густому тугаю, где расположился Степанов с компанией; левый, огибая песчаную косу, подмывал высокий красноглинный яр противоположного берега, откуда начиналась киргизская степь и где серели под синим дымчатым небом горы, раскаленные полуденным зноем. От тугая по тихому плесу реки тянуло прохладой. На реденькие хлеба с тощими колосками оседала рыжая едкая мгла. Только яйцевидные кисти зеленого проса, посеянного на целине, могли стойко сопротивляться этой страшной, почти незримой пыли. Лодка, взбороздив звонкую гальку, врезалась в берег.
Петр Николаевич снял измятую казачью фуражку с выгоревшим на солнце голубым околышем; поздоровавшись, сказал:
– Рыбы просили, принимайте. Помоги, Марина.
Маринка, поправив платок, наклонилась и стала вынимать из-под зеленой куги и кидать в подставленный отцом сачок толстых окуней с колючими плавниками и небольших пестрых судачков.
Даша видела, как под стройными босыми ногами высокой казачки, под смятым камышом с белыми кореньями, да, дне лодки трепыхалась, била хвостами рыба, брызгая водой в смуглое, красивое лицо девушки.
«Так вот о какой моей сопернице говорил инженер», – подумала Даша. Маринка только один раз пристально посмотрела черными продолговатыми глазами на Дашу и, почувствовав, что Даша следит за ней, больше ни разу не взглянула. Она знала, что перед ней стоит та самая барышня-приемыш, которую Микешка учил кататься верхом и ездил с ней в тугай за травой… Маринка почувствовала резкую боль в пальце. Она вытерла рыбью слизь и увидела на пальце капельки крови. Сунула в рот палец, пахнущий сырой рыбой, и крепко закусила. Почувствовав ее неприязнь, Даша часто заморгала и прижала руку к груди. Слушая, как трепещет сердце, хотела что-то сказать этой гордой казачке, объяснить, но смутилась и не нашла нужных слов.
Шпак заглядывал в лодку, восхищался уловом, рассеянно говорил с Петром Николаевичем о затонах, о рыбе, о жаркой погоде, а сам следил за каждым движением Даши и Маринки.
– Ивана Александровича что-то не видно, – сказал Петр Николаевич, вываливая из сачка на примятую траву прыгающую рыбу.
– Господин Степанов охотится, – кривя губы в насмешливой улыбке, объяснил Шпак.
– А-а! – Петр Николаевич прыгнул в лодку и взялся за весло.
– Позвольте, надо же уплатить! – крикнул Шпак и торопливо полез в карман.
– Ничего не надо! Со свежего улова у рыбаков не полагается… Да и улов сегодня добрый. Всем хватит на праздник, – скупо улыбаясь, ответил Петр Николаевич и сильным движением оттолкнул лодку от берега.
– Нате вот еще! – крикнула Маринка и бросила под ноги оторопевшей Даше крупного судака. – Микешке передайте! От меня!
Опираясь на лопатку, она стояла на корме и улыбалась странно-печальной улыбкой, словно ей не хотелось уезжать от растерявшейся девушки и жалко было оставлять ее на берегу вместе со Шпаком.
– Вот вы теперь во всем и убедились, милая капризница, – отшвыривая от воды трепыхающегося судака, после напряженного молчания назидательно проговорил Шпак.
– Петр Эммануилович! Последний раз прошу: оставьте меня! Я ведь тоже могу быть колючей! – выкрикнула Даша. Светлые глаза ее сухо и недобро поблескивали.
Крадучись, словно из-под земли, из кустов вырос Кирьяк. Покосившись на Шпака, он почесал волосатую грудь. Увидев рыбу, наклонился умиленно и оживленно с прибаутками заговорил:
– Прелесть-то какая божеская! Окунечки-судачечки, язи-князи! Дашенька, молодочка, тащи-ка ножичек повострее, я их, миленьких, потрошить начну, да такую щербицу сварганю, вовек не забудете. Господин хороший, Петр Эммануилыч, тебя там хозяин зовет. Давно уже кличет… Доложи-ка ему, голубю, что, мол, Кирьяк начинает уху готовить. Ну и уха же будет!
