Семен Дежнев — первопроходец - Демин Лев Михайлович (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Выходил Дежнёв с товарищами из Верхоянского зимовья в середине апреля. На севере в эту пору земля ещё покрыта снежным покровом, а реки скованы льдом. О передвижении нескольких русских казаков с грузом проведали кочевавшие здесь ламуты, ныне называемые эвенами, решившиеся поживиться богатой добычей. Тревога Семёна Ивановича оказалась обоснованной. Как сообщал сам Дежнёв, сорок ламурских мужиков, а может, и больше, устроили засаду и внезапно атаковали отряд. Но Семён Дежнёв проявил выдержку и военный опыт. Четверо казаков встретили нападавших «огненным боем» и рассеяли их после непродолжительной схватки. Метким выстрелом Дежнёв свалил предводителя ламутов — «лучшего мужика». Казаки рвались в бой и готовы были продолжать смертоносную стрельбу. Но Дежнёв остановил их, памятуя напутствия Дмитрия Зыряна применять оружие только в самом крайнем случае. Он дал возможность нападавшим уйти, хотя сам был ранен стрелой в левую ногу. Ясачную казну удалось сохранить и доставить в Якутск в целости и сохранности.
Днём припекало солнце, и снег становился рыхлым, ноздреватым, а кое-где образовывались лужицы. На склонах гор и холмов с солнечной стороны открывались освободившиеся от снега проплешины, а в глубоких ущельях и оврагах ещё долго толстый снежный слой никак не поддавался солнечным лучам. Алдан ещё успели преодолеть по льду, хотя кое-где чернели на нём опасные полыньи. К Лене маленький отряд подошёл в пору начавшегося ледохода. Раздавался грохот ломавшихся льдин, громоздившихся одна на другую. Иногда они образовывали причудливые, но недолговечные нагромождения.
Была вторая половина мая, когда средняя Лена очистилась ото льда и открылась для судоходства. В эту весеннюю пору могучая река широко разливалась, затопляя прибрежные луга и низины. В некоторых местах не увидишь противоположного берега, либо он едва обозначался кромкой леса.
Маленький отряд во главе с Дежнёвым сделал последнюю остановку перед Якутским острогом в селении, где проживали родители и другие родичи Анастасии, жены Семёна Ивановича. Надо было дать отдых лошадям после изнурительного перехода, да и самим отдохнуть, привести в порядок одежонку. К тому же у предводителя отряда распухла и разболелась раненая стрелой нога. Пока он находился в седле, ещё удавалось сдерживать боль. Но как только он остановил коня перед балаганом тестя и спрыгнул на землю, то невольно вскрикнул. Острая нестерпимая боль пронзила раненую ногу. Николай подхватил Семёна Ивановича и помог ему войти в жилище. С большим трудом Дежнёв снял сапог с распухшей ноги. Плохо себя чувствовал и один из его спутников. Он избежал ранения, но во время стычки с ламутами не удержался в седле и, упав с лошади, сильно расшибся.
— Лечить вас надо, казаки, — заметил Николай и послал брата Василия в соседнее якутское селение, чтобы привезти оттуда старого знахаря Ергуна.
Василий вернулся со знахарем довольно быстро. Знахарь осмотрел раненую ногу Дежнёва и покачал головой.
— Плохо дело? — спросил Ергуна Семён Иванович.
— Почему плохо? Совсем не плохо. Только маленький осколок наконечника стрелы застрял в ноге, — объяснил знахарь. — Сейчас мы его удалим. Больно будет. Терпи, мужик, кричи, если хочешь.
Дежнёв кричать не стал. Только стиснул зубы от боли, когда знахарь, прочитав шёпотом молитву или заклинание, разрезал ему распухшую икру левой ноги и извлёк из ранки осколок костяного наконечника стрелы. Промыл нагноившуюся ранку и приложил к ней пучок каких-то целебных трав. Потом заставил раненого выпить отвар из лесных ягод и листьев для поддержания сил. Тот же отвар Ергун предложил казаку, который падал с коня и расшибся.
Семён Иванович и его спутник, падавший с лошади, медленно выздоравливали. Дежнёв решил остаться у якутских родственников до полного выздоровления. Ему предоставилась возможность узнать о последних новостях в Якутске. А новостей оказалось много. О них поведал купеческий приказчик Исайка, приехавший в селение с двумя помощниками по своим торговым делам. Дежнёв обрадовался его приезду, хотя и недолюбливал его как человека хитроватого и прижимистого. Накинулся на Исайку с расспросами:
— Как там моя благоверная поживает, Исай?
— Как поживает? Ждёт не дождётся муженька. По ней заметно, что разродиться скоро должна. А главная-то наша новость — воеводы со свитой и большим пополнением приплыли. Васька Поярков, их ожидаючи, с ног сбился. Распорядился, чтобы все свободные от службы казаки рубили для воевод просторные палаты. Даже всех немощных и увечных казачишек согнал, чтоб засыпали песком ямы и колдобины на дороге, что ведёт от пристани к острогу. Сам же отправил навстречу воеводам лодку с казаками.
— Что за люди эти воеводы?
— Говоря по совести, ничего хорошего о них не скажешь.
— Пошто так?
— Сии персоны — стольники. Петька Головин и Матюшка Глебов. Головин всячески старается подчеркнуть, что он первый, наиважнейший из них двоих. Чванлив, высокомерен безмерно.
— Почему царь послал в Якутск двух воевод, а не одного?
— Умные люди гутарят, что царь таким вот способом намеревался, значит, пресечь лихоимство. Чтоб один воевода следил за другим. В случае крайней нужды доносили бы в столицу друг на дружку. А я так думаю, пустая сия затея. Лихоимствами занимались казачьи атаманы и начальники острога. Будут лихоимствовать и грабить казну и эти голубчики.
— Пошто так уверен?
— А как же иначе? Почему Головин и Глебов решились ехать воеводами в Якутск? Чтоб богатство нажить. А для того все пути хороши, честные и бесчестные. Москва-то далеко, а Бог высоко. Кто тебя вовремя за руку схватит? С первого взгляда воеводы не понравились и казакам и торговым людям. Крикливы, корыстны, высокомерны. Особливо Петрушка Головин. При всяком случае подчёркивает — я, мол, стольник, великая шишка, при царском дворе свой человек. А между собой воеводы не ладят.
— Откуда ты взял, что не ладят?
— Неискушённому человеку сие заметно. А начал Головин с того, что раскричался на Ваську Пояркова. Ему, видишь ли, не понравилось место, выбранное для острога. Место и впрямь не шибко удачное, низкое. Весной, во время половодья, когда Лена широко разливается, вода заливает часть посада и подступает к самим стенам острога. По улице можешь на лодке плавать. Какой дурак выбрал такое место — кричит на Ваську Головин.
— И что ответил Поярков? Ведь не он же сие место для острога выбрал. Объяснил бы Василий Головину, что острог был основан ещё десять лет назад сотником Бекетовым.
— Так примерно и объяснил Поярков. Немного поостыл Петруха. Перестал бранить его. И говорит — будем переносить острог на новое место. На левый берег.
— Это же адский труд, Исай, переносить острог и вместе с ним весь посад со всеми избами, лавками, амбарами на другой берег. Всему гарнизону работы хватит.
— Вот именно. Но это ещё не всё. Решил воевода Головин пройти по лавкам. Заходит и ко мне. Я к тому визиту был готов, что поценнее припрятал. Оставил на прилавке кое-какую мелочь, да отрез сукна. Приглянулось суконце Петрухе. Отдал распоряжение тому, что сопровождал его, — возьми, говорит, весь отрез. Называю воеводе цену. А он прикинулся на меня — старших, мужик, уважать надобно. Будем считать, что подарил ты своему воеводе по случаю нашего знакомства это сукнецо. Вот такие дела, Семейка. Ведь таким откровенным грабителем не был даже Парфён.
— Как сложилась судьба Ходырева? — спросил Дежнёв, при упоминании имени отстранённого начальника острога.
— Про Парфёна как-то все забыли. Жил он тихо, мирно, людям на глаза старался не показываться. И вдруг исчез.
— Как исчез?
— Да вот так. Отплыл вверх по Лене и объявился в Устькутском остроге. И, представь, отплыл не с пустыми руками. Должно быть, не весь запас пушнины отобрал у него Васька. Что-то Парфён надёжно припрятал. А возможно, пустил слезу Ходырев перед Поярковым — отдай, Василий, хоть малую толику моих шкурок. Не всё же лихоимством наживалось, есть среди них и купленные на кровные денежки.
