Великая легенда - Стаут Рекс (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗

Оставалось получить разрешение царя отсутствовать на совете. По пути в царские покои я встретил старого Антенора, и он, обрадованный моим решением отправиться на поле боя, пообещал договориться обо всем с Приамом.

— Ах, мой мальчик, — промолвил он, положив мне на плечо дрожащую руку, — сегодня ты увидишь славное зрелище.

Когда я спросил его, что он имеет в виду, Антенор повторил предположение Киссея о возможном поединке Гектора с Ахиллом. Но я сомневался, что даже смерть Патрокла заставит угрюмого грека покинуть шатер.

— Если бы я снова стал молодым! — вздохнул Антенор. — Увы, мое старческое тело более не может выдержать тяжести доспехов. Сражайся за Трою, Идей.

Ты не герой, но по крайней мере мужчина.

Расставшись с Антенором, я отправился на поиски Киссея, которого нашел ожидающим меня у ворот дворца в белоснежной колеснице, запряженной вороными фессалийскими конями. Мне это не понравилось, ибо люди вроде Киссея и меня, не претендующие на звание великих воинов, не должны блистать снаряжением — это дурной вкус и только вызывает насмешки. Я высказал эти соображения, но он только улыбнулся, преисполненный радостью по случаю предстоящего участия в битве.

Я взял поводья, а Кисеей сел в квадригу. Думаю, еще никогда улицы Трои не были такими переполненными, как в то утро. Мы были вынуждены ползти, как улитки, чтобы не раздавить ненароком женщин и детей. На лицах всех было написано нетерпеливое ожидание — все предвкушали одно и то же событие. Повсюду слышались имена Гектора и Ахилла, и по смыслу их замечаний было нетрудно догадаться, кому прочат победу троянцы.

Когда толпа в очередной раз задержала нас на углу, я слышал, как один человек убеждал другого:

— Все дело в том, что этого парня, Ахилла, здорово переоценили. Я никогда не видел его в бою, но дядя моего друга был неподалеку от Тенедоса, когда греки взяли город, и он говорит, что Ахилл всего лишь хороший бегун. Он может блеснуть на олимпийских играх, но подожди, пока Гектор не погонится за ним.

Подобные разговоры, какими бы нелепыми они ни выглядели, были типичны для настроений, господствовавших тогда в Трое. Все троянцы просто помешались на своем великом Гекторе. Я не хочу умалять его славу — несомненно, он был отличным воином, — но нельзя отрицать, что в определенных кругах его считали тюфяком и занудой.

Гектор не любил танцы, не принадлежал ни к одному из модных тайных обществ и пил вино, только когда испытывал жажду.

Наконец с величайшим трудом нам удалось добраться до ворот. Там собралось столько людей, что мне пришлось сойти с квадриги и вести лошадей, расчищая дорогу древком моего копья. Всюду царило возбуждение.

По какой-то причине все вбили себе в голову, что сегодняшний день положит конец осаде.

За воротами нас ожидало разочарование. Нам сразу же сообщили, что Гектор не появился и что войска поведет Эней. Никто толком не мог объяснить отсутствие Гектора. Одни говорили, что он ожидает новых доспехов, обещанных ему Аполлоном; другие — что Андромаха и Гекуба заперли его в детской и отказываются выпустить, пока он не даст слово не выходить на поле боя.

И по сей день я не знаю правды.

Не желая просить милости у Энея, с которым я никогда не был в дружеских отношениях, я разыскал Эвена и потребовал места рядом с ним во главе фракийцев. Он согласился, но весьма неохотно, очевидно желая, чтобы вся слава досталась ему. Когда я вывел вперед наших коней, воины разразились приветственными криками — они не возражали, чтобы еще одна колесница расчищала для них путь через вражеские ряды.

Наконец прозвучала команда, и армия двинулась вперед. Поднялся невыносимый гвалт — мы подняли головы и увидели, что на Скейских башнях толпа машет краями плащей, а воздух сотрясается от оглушительных криков, издаваемых двумя сотнями глоток.

— Сегодня лучше всего находиться там, — заметил я Киссею, указывая свободной рукой на башни, — если Ахилл выйдет в поле и не обнаружит там Гектора, чтобы обрушить на него свою месть.

Единственным его ответом было: «Вперед!» Я часто обращал внимание, что, если дать Киссею хорошее копье и место в квадриге, он напрочь забывает об осмотрительности.

Мы медленно пересекали равнину, чтобы не утомлять пехотинцев. Эта предосторожность казалась мне абсолютно излишней, ибо, как только мы достигли поля, Эней развернул войска полукругом, велев им не двигаться с места до дальнейших распоряжений. Это означало, что день пройдет в бездействии и что наши с Киссеем хлопоты были напрасными.

Греки покинули свои шатры и заняли позиции перед нами — хороший лучник с крепким луком легко мог бы достать их стрелой. Лица стоящих впереди были четко видны. В центре находилась группа колесниц — вожди спешились и оживленно переговаривались. Аякса было легко узнать по его огромному росту; Кисеей уверял, что разглядел и Агамемнона, но я не был в этом уверен.

Внезапно появился вестник с сообщением, что Эней вызывает к себе всех командующих и Эвен позволил нам сопровождать его. Когда собрались все троянские вожди, Эней спросил их мнения относительно разумности атаки.

Полит высказался в пользу наступления; Гитрацид советовал повременить. Затем поднялся Пилей [84]] и разразился такой зажигательной речью, что все тотчас же возжаждали славы. Я подтолкнул Киссея, давая понять, что еще не все потеряно, но он не обратил внимания, устремив взгляд на ряды греков.

— Что там такое? — с любопытством спросил я, повернувшись.

Ответ не понадобился. Греческие вожди возбужденно жестикулировали, указывая в сторону лагеря, и я увидел колесницу, которая приближалась к ним, сверкая на солнце и поднимая за собой тучи пыли; лошади тянули ее без всяких усилий, двигаясь легко и быстро, словно кентавры.

Великолепные животные сразу же привлекли мое внимание. Где я видел их раньше?

Внезапно меня осенило. Это были Ксанф и Балий, дети гарпии — кони Ахилла [85]] !

Я повернулся, чтобы позвать Эвена, но мой голос утонул в оглушительных криках, донесшихся из рядов греков. Они узнали своего героя и приветствовали его. Наш военный совет прекратился сам по себе — все уставились на колесницу. Она остановилась, и Ахилл спрыгнул на землю. Греки устремились к нему, оглашая воздух радостными возгласами.