Пламя грядущего - Уильямс Джей (бесплатные полные книги .TXT) 📗

Впятером они очень мило провели пару недель – наслаждались красивыми видами, сплетничали, пили местное вино и время от времени вступали в драку или обменивались оскорблениями с той или иной компанией сорвиголов из города, намеренно затевавших ссоры. Обстановка была неспокойной, в воздухе витала тревога. Некоторые горожане начали проводить строительные работы на городских стенах: укрепляли слабые места, что-то надстраивали, увеличивая высоту, словно готовились к штурму. Другие, напротив, ставили навесы, лотки, не закрывали рынки, днем и ночью продавая голодным крестоносцам свежий хлеб, фрукты и вино по невиданным ценам. Несходство характеров двух королей стало очевидным с самого начала: столкнувшись с воровством, убийствами и насилиями, Филипп просто закрыл глаза на чинимые беззакония, зато Ричард тотчас приказал построить виселицы и вешал всякого пойманного нарушителя спокойствия, будь то мужчина или женщина, чужак или местный уроженец. Его суд был скорым и беспощадным, и за это его очень скоро стали называть Львом. С тех пор это прозвище, с незначительными изменениями, так и закрепилось за ним. Напротив, Филиппа нарекли Ягненком.

В начале октября Дени с друзьями отправился в город купить провизии. Их собственные запасы почти подошли к концу. Они прошли мимо виселиц Ричарда: на перекладинах раскачивалось несколько тел, разлагавшихся на солнце, и Понс обратил внимание, что на одном из них был надет плащ с красным французским крестом на плече.

– Когда за дело берется Ричард, тогда остается только одна армия и один полководец, – заметил он. – Лишь Богу ведомо, зачем здесь находится король Филипп.

– Быть беде, попомните мои слова, – сказал Хью. – Я имею в виду не только неприятности со стороны лангобардов и гриффонов. Вы слышали о столкновении Ричарда с королем Танкредом?

Танкред, недавно сделавшийся королем Сицилии, был кузеном покойного короля Гильема, который был женат на сестре Ричарда Джоанне. Гильем завещал королю Англии великолепный золотой стол (некоторые утверждали, что он был лишь покрыт золотыми пластинами) длиной в двенадцать футов вкупе с тремя золотыми треножниками, шелковый трапезный навес – такой большой, что под ним с легкостью могли укрыться две сотни рыцарей, – две дюжины золотых кубков и блюд, а также сотню галер со всей оснасткой и экипировкой. Ричард, разумеется, потребовал, чтобы это наследство было выплачено в военную казну, и попросил, чтобы ему прислали его сестру Джоанну с ее приданым и золотым креслом, полагавшимся ей по положению.

– Танкред довольно долго мямлил и запинался, – сказал Хью. – Хотя я его не осуждаю. Все вместе составляет солидный куш. Однако Ричард имеет полное право претендовать на наследство, несмотря на то, что оно было оставлено его отцу, старому королю Генриху. И что же? Когда королева приехала несколько дней назад, то не имела при себе ничего, кроме принадлежностей своей спальни. Ричард пришел в неописуемую ярость – ну, можете представить. У него оказался под рукой меч, тот самый, помните, который якобы принадлежал самому королю Артуру и который он собирался подарить Танкреду. Насколько я знаю, он схватил меч, взмахнул им так, что все присутствовавшие бросились вон из комнаты, а затем вышвырнул его в окно. Клинок насмерть поразил садовника или кого-то еще. Позже Ричард пожалел о своем поступке, забрал меч, заставил выправить крестовидную гарду [142] эфеса и зашлифовать несколько зазубрин и царапин. Вчера в гавань вошел еще один корабль с парой сундуков на борту, а в них – миллион этих никудышних маленьких золотых монеток, как бишь они называются… терринов. Не думаю, что Ричард удовольствуется таким хламом.

Понс подбросил на ладони серебряный денье.

– Он чересчур привередлив. Меня бы устроил миллион каких угодно денег.

– И вы считаете, следует ждать неприятностей? – спросил Артур. – Какой позор. Разве нет? Я хочу сказать, что в конце концов короли – христиане и рыцари, препоясанные мечом. Они не должны ссориться. Я этого не понимаю. Мы собрались здесь, чтобы сражаться с сарацинами, но до сих пор, где бы ни проходила армия, погибали только наши воины: когда рухнул мост, во время стычек с горожанами во Франции и в Италии и в бесконечных драках с сицилийцами. А ведь от Святой Земли нас все еще отделяют многие мили.

– Не всякий исполнен столь глубокой веры, как ты, мой английский друг, – уныло сказал Пейре Видаль. – Только вчера у меня состоялась коротенькая беседа с прелестным ребенком, одной из этих чернокудрых и черноглазых местных девочек. Я указал ей на то, что поскольку являюсь воином Христовым, то она просто обязана во имя благочестия прогуляться со мной в горы, дабы показать мне окрестные церкви и часовни, которые очень красивы…

– И она тебя отвергла, – сочувственно сказал Дени. – Чертовски стыдно.

– И она всего лишь ребенок, – добавил Понс.

Артур улыбнулся печально и покачал головой.

– Я думаю, вам не следует вести себя подобным образом, Пейре, – сказал он. – Мне кажется, это приведет лишь к новым раздорам.

Пейре приложил ладонь ко лбу.

– Сынок, ты не понимаешь поэтов, – глухо промолвил он. – Мы должны любить, любовь для нас – мясо и вино. Что же касается меня, мне также необходимо понимание. Но меня преследуют ужасные несчастья! Я мог бы назвать сотню женщин, и все высокородны, богаты и сказочно прекрасны. Они бросались в мои объятия, но ни одна из них никогда не утолила боль израненного сердца, что бьется в моей груди и преисполнено тоски по нежности.

– Я слышал рассказ Ричарда о том, как его мать выставила тебя из Пуатье за оскорбление Марии Шампанской, – сурово заметил Дени, он не терпел, когда над Артуром насмехались.

– О, Ричард, Ричард, – пожал плечами Пейре. – Бог мой, что за человек. Выжимает деньги, словно воду, и впитывает их, точно губка. Покровитель высокого искусства! Вы видели когда-нибудь, как он суетится из-за украшения стола перед обедом или поправляет драпировки на стенах? Совершенно верно: будто хозяйка, хлопочущая в своем замке накануне пиршества! Но попытайтесь, оказав ему услугу, получить с него хотя бы пенни. Легче из репы выжать алую кровь, отчеканить монету из слов. Он должен мне двадцать фунтов обещаний. К счастью, я не завишу от него и могу удовлетворить свои надобности: Барраль был гораздо щедрее, и я покинул Марсель не с пустыми руками.

– Тебе повезло, что ты покинул Марсель, вообще не лишившись рук, – сухо сказал Дени.

Пейре закатил глаза.

– Стоило того! – воскликнул он. – Бог мой, стоило того. Всего один поцелуй ее дивных уст! И в любом случае я начал уставать от этой истории.

Понс взял его за руку и пошел с ним рядом.

– Поскольку вы взяли с собой такое богатство, – мягко сказал он, – возможно, вас не затруднит ссудить мне несколько денье? Де Танкарвиль должен мне немного, но я не хочу торопить его… Вы меня понимаете, не правда ли? Он человек тонкий и чувствительный…

Они вошли в город через южные ворота и зашагали по тесным улочкам, которые порой сужались настолько, что приходилось идти гуськом. Высокие дома, выстроенные из кирпича по старинному образцу и неряшливо выбеленные известкой, вздымались вверх на три-четыре этажа, погружая улицы в глубокую тень. Путники, внезапно вынырнув из этого царства вечного сумрака на площадь, оказались вдруг ослеплены ярким солнечным светом. Всю дорогу их провожали взглядами, в которых тлел огонек затаенной угрозы. То здесь то там кто-нибудь сплевывал им вслед или высказывал сквозь зубы чистосердечное пожелание, чтобы их души горели в аду.

Наконец они вышли на базарную площадь, гул и рев которой был слышен издалека. Рынок был забит крестьянами и рыбаками, разложившими свои товары прямо на камнях или на небольших лотках из неотесанных досок, положенных на кирпичи. Было полно горожан. В многолюдной толпе можно было заметить и вооруженных воинов, лучников, оруженосцев и рыцарей, которые глазели по сторонам, толкались, выбирали и торговались. Дени купил заднюю часть говяжьей туши; Артур наполнил свою сумку миндалем, сушеным инжиром и маленькими апельсинами. То было изысканное лакомство, которое он впервые в жизни попробовал, только приехав сюда. Остальные, поторговавшись, накупили оливок, засахаренных фруктов и червивой муки, а Понс приобрел козла, утверждая, что знает, как его разделывать и готовить. Они уже покидали площадь, не без труда прокладывая путь сквозь толпу, издеваясь над Понсом в том смысле, что козел – это на самом деле переодетый сарацин, одержимый бесом, и что он слишком сильно воняет, чтобы его можно было есть, когда к Дени подошел какой-то оборванец и низко ему поклонился.