Денис Давыдов - Барков Александр Сергеевич (онлайн книга без .txt) 📗
Французы в Москве, можно сказать, попали в блокаду к партизанам. Партизаны перекрывали дороги в столицу и тем самым затрудняли подвоз туда боеприпасов, продовольствия и фуража. Не раз им удавалось перехватить посыльных с полевой почтой и ценными бумагами. День за днем партизаны громили отряды пополнения для великой армии, двигавшиеся от западных границ России к столице.
Генерал от кавалерии Моран докладывал в Ставку императора, что в начале кампании он не придавал серьезного значения действиям партизан. Скорее даже презирал их, но затем резко изменил свое мнение. «Этим диким всадникам совершенно неизвестны наши подразделения, правильное равнение, сомкнутость строя, которым мы придаем столько значения, – сетовал Моран. – Они крепко держат лошадь ногами и упираются в широкие стремена, которые служат им точкой опоры при действии оружием. Они умеют мчаться с места карьером и на карьере круто останавливаться. Лошади кажутся одним телом с ними. Они – бдительны, поворотливы, нетребовательны и исполнены воинского честолюбия...»
Опираясь на Тарутинский лагерь, М.И. Кутузов стал широко вести «малую войну» партизанскими способами. Отсюда главнокомандующий руководил партизанским движением, усиливая его подвижными отрядами из конницы с артиллерией под командованием армейских офицеров. «Поскольку ныне наступает осеннее время, – говорил Кутузов, – через то движения большою армиею делаются совершенно затруднительными, тем более с многочисленною артилле-риею. Потому и решился я, избегая генерального боя, вести «малую войну», ибо раздельные силы неприятеля и оплошность его подают мне более способов к его истреблению. Находясь в пятидесяти верстах от Москвы с главными силами, отделяю от себя немаловажные части в направлении к Можайску, Вязьме и Смоленску. Кроме сего, вооружены ополчения Калужское, Рязанское, Владимирское и Ярославское. Все они имеют свои приказы к поражению неприятеля».
И большой Тарутинский лагерь, словно потревоженный муравейник, загудел, окутался облаками пыли и дыма. Казаки под водительством легендарного, не знавшего себе равных по отваге Донского атамана Платова, прославленные в боях под Смоленском пехотные корпуса генералов Раевского и Дохтурова направились к Малоярославцу. Туда же двинулись и французы. Вокруг города сосредоточились силы обеих армий. И грянуло яростное, кровопролитное сражение. Пылающий город неоднократно переходил из рук в руки...
Кутузов зорко следил за ходом боя, стоя то на одном, то на другом возвышении. Подле него с грохотом рвались ядра, чуть не у висков свистели пули. Но седовласый полководец неколебимо стоял, не склонив головы. Он не внимал настоятельным просьбам генералов об укрытии. Михаил Илларионович хотел лично удостовериться в поражении войска Наполеона. Теперь наступил коренной поворот в ходе войны, началось всеобщее наступление на врага, то есть начало нашей великой победы.
В бою у Малоярославца русские нанесли французам сокрушительное поражение. Сильно поредевшая великая армия вынуждена была отступать по выжженной и опустошенной Старой Смоленской дороге к Можайску: тем самым Кутузов порушил коварный замысел Наполеона – прорваться на хлебный Юг России.
Участник тех тяжких испытаний, выпавших на долю французов, генерал Сегюр писал впоследствии о том, что Малоярославец явился тем злосчастным полем битвы, где остановилось завоевание мира, где двадцать лет непрерывных побед рассыпались в прах и где началось крушение нашего счастья...
Дабы поскорее миновать разоренную войной страну, Бонапарт разделил некогда великую армию на четыре корпуса. Со старой гвардией он открывал марш. За императором двигались корпуса Нея, вице-короля Богарне, а в арьергарде – маршала Даву. Французские войска опустошали покидаемые ими села и города. В небо взлетали столбы едкого дыма, да алые знамена огня полыхали вдоль дорог. Дабы ободрить и поднять дух солдат, гвардейцы императора запели старую, горячо любимую песню: «Что может быть лучше, чем находиться у себя дома, в своем семействе!» Однако трогающая до слез тоска этой песни ухудшила и без того мрачное настроение солдат.
Французы отступали в суете и поспешности: повозки, обгонявшие одна другую, тянулись в несколько рядов, загромождали и преграждали путь друг другу... Отчаянно скрипели, дребезжали и отваливались колеса, громыхали телеги, кузова, лафеты...
По краям дорог – павшие лошади, сломанные телеги, на спусках и подъездах – жалкие толпы солдат и возничих.
Оставив в стороне Можайск, Наполеон провел ночь на 16 октября близ Бородина в страхе и смятении. Поутру он поспешно миновал это роковое памятное место. Тяжелым взглядом обвел он знакомые холмы, реки, равнины. Повсюду следы былой битвы, смертей и разгрома: полусгнившие и расклеванные воронами трупы людей и коней, обломки орудий, выжженная, обездоленная земля. Лишь вдали кое-где мелькали деревянные кресты над могилами погребенных, геройски павших в бою русских солдат...
Меж тем наши войска перешли в контрнаступление, наносили удары завоевателям с тыла и с флангов.
Партизаны держали отступающие гарнизоны неприятеля в плотном кольце. Оказывая армии добрые услуги, они «истомляли, раздробляли и громили по частям исполинскую войну нашествия».
Уряднику Крючкову с казаками удалось однажды пленить вестового, несшего весьма важное донесение на имя императора, где французский генерал свидетельствовал в частности: «Казаки, которых наши солдаты до сих пор презирали, внушали им теперь ужас партизанскою войною, кою они вели с невероятным ожесточением и непостижимою деятельностью... Эти нападения, совершаемые во всякий час дня и ночи воинственными и дикими полчищами, за которыми следует признать, что они превосходно понимали, как вести партизанскую войну, имели самое пагубное влияние на нравственное состояние наших несчастных солдат, подавленных лишениями и коченеющих от холода».
Обдумав «тайну бокового движения», Кутузов говорил: «Теперь дело идет не о том, чтобы успокоить Отечество, но чтобы спасти его. Для этого необходимо неустанно преследовать бегущего в страхе и панике врага».
25 октября под Малоярославцем на пути отступления французской армии казаки внезапно напали на неприятеля и едва не пленили или даже не оборвали жизнь самого Бонапарта, находившегося со своей свитой в тех местах.
Этот примечательный случай Денис Давыдов описывает в «Разборе трех статей, помещенных в записках Наполеона». Для уточнения фактов и обстоятельств той достопамятной операции казаков знаменитый партизан приводит выдержку из мемуаров французского генерала Раппа, бывшего рядом с императором.
«Наполеон ночевал в полумиле от Малоярославца, – вспоминает Рапп. – На другой день мы сели на коней в 7 часов 30 минут, чтобы осмотреть место, на котором накануне сражались. Император находился между герцогом Коленкуром, принцем Бертье и мною. Едва мы успели оставить шалаши, где провели ночь, как появились тучи казаков. Они выезжали из леса... Так как они были построены довольно правильно, то мы приняли их за французскую кавалерию.
Коленкур первый догадался:
– Государь! Это казаки!
– Не может быть, – отвечал Наполеон.
Они уже скакали на нас, оглашая воздух ужасными криками. Я схватил его лошадь за узду и быстро поворотил ее.
– Да это наши, – повторил император.
– Это казаки, не медлите!
– Точно они, – сказал Бертье.
– Тут нет ни малейшего сомнения, – прибавил Мутон.
Наполеон дал несколько приказаний и отъехал. Я двинулся вперед с конвойным эскадроном, нас опрокинули. Лошадь моя, получив удар пикою в шесть пальцев глубины, повалилась на меня, мы были затоптаны варварами.
К счастью, приметив артиллерийский парк в некотором расстоянии от нас, казаки бросились на него. Маршал Бессьер успел меж тем прибыть на помощь с конногвардейскими гренадерами...»
Значит, Бонапарт находился в тылу и был атакован казаками. Генерал Рапп пожертвовал собою и конвоем, чтобы отвлечь внимание донцов от императора и его свиты. Жизнь Бонапарта висела на волоске, но он «отъехал», как изящно-лукаво изволил выразиться генерал. Меж тем эскадрон был опрокинут и смят, и, если бы не злополучная артиллерия, на коею позарились казаки, завоевателю Европы вряд ли удалось бы, как говорится, отделаться легким испугом.
