С викингами на Свальбард - Семенова Мария Васильевна (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗

Когда минуют Сумерки Богов и спасенный мир возродится, на Оттара будет похож человек по имени Ливтрасир, Сражающийся за Жизнь. Слишком ярко горело в нем живое и горячее пламя, чтобы полностью угаснуть даже на погребальном костре. Людям продолжало казаться – он вот-вот распахнет дверь и войдет, и все станет как прежде. Никто не садился на его место за общим столом, и Хельги видел, как порой воины поворачивались в ту сторону, желая что-то сказать, спросить или пошутить, и напарывались взглядом на пустоту. Только Пламя Битвы безмолвно поблескивал на стене… Это прекратится не скоро.

Ракни вспоминал сына не чаще и не реже других. Он ни разу не вздохнул, когда при нем заговаривали об Оттаре. Однажды в Линсетре женщина хоронила любимого брата, утонувшего в ведьминой полынье под Железной Скалой. Эта женщина почернела от горя, но не выронила ни слезинки, сидела около мертвого и сама выглядела мертвой, пока не подошел старый Эйрик и не отпустил какую-то очень грубую шутку, мол, ни девкам, ни женам проходу не было от твоего парня, а вот Ран-великанша, как видно, сумела за себя постоять.

Тут-то она всплеснула руками так, что платье лопнуло под мышками, и хлынули слезы, уносящие из сердца недуг, и мудрый Эйрик первым обнял горюху…

Ракни, конечно, ни в чем таком не нуждался. Людей вроде него излечивают не слезы. Конунг теперь подолгу пропадал один на морском берегу; а, возвращаясь домой, говорил о сражениях или молчал.

За Хельги Виглафссона отомстил сам вождь словен. Отец еще дышал, когда князь зарубил человека, проткнувшего его копьем. Другое дело, это никого уже не спасло.

За своего родича Ракни поклялся о голове Вагна Морехода и отправился добывать ее в самую вершину моря, на Свальбард. За внучатого племянника, который погиб в Скирингссале по собственной глупости, которого Ракни и видел-то последний раз еще в колыбели, зато предостаточно наслышан был от общей родни, – бездельный удался парнишка, не многого от него и ждали!

За Оттара… во всех девяти мирах не нашлось бы уголка, куда не добрался бы конунг, и существа, которое он пощадил бы, творя свою месть. Но за Оттара убивать было некого. Тролля не вызовешь на поединок. Воду и лед не поразишь ударом меча. А Карк свое уже получил.

Однажды Ракни вернулся с берега раньше обычного и с головы до ног залитый кровью. Он отстранил воинов, встревоженно бросившихся навстречу:

– Это не моя кровь. Сходите кто-нибудь, обдерите медведя.

Медведей они видели часто, но до схватки еще не доходило.

Викинги немедленно отправились по следу, прихватив с собой волокушу; и на диво лют оказался тот медведь и громаден! Поднятый на дыбы, он далеко превзошел бы самого рослого человека, а про зубы и когти на лапах, крепких, как кованое железо, не стоило говорить. Он был убит одним страшным ударом: меч Ракни раскроил его голову и всю тушу до середины груди. Хозяин Льдов повстречал ярость и силу себе под стать.

Да, не мало будет Вагну, когда Рождающий Вдов выползет из ножен по его душу. И уж в особенности, если Ракни возьмет Вагна живым!

Неподалеку от дома, за голыми песчаными дюнами, расположилось гагачье гнездовье. Хельги повадился ходить туда и по полдня наблюдать за какой-нибудь гагой, терпеливо гревшей будущее потомство. Утки подпускали его вплотную, и дело было не только в доверчивости: прожорливые поморники с криком и дракой кружились над самыми головами наседок, – попробуй отлучись от гнезда! Хельги изловил двух разбойников и привязал их к шесту. Пленники молотили длинными крыльями, раскачивая жердь. Сперва они истошно кричали, потом замолкли и умерли. Хельги выкинул их песцам и поймал двух новых на смену.

Как-то на гнездовье заглянул Луг, послушал кошачьи вопли подвешенных птиц и стал просить Хельги отпустить неразумных, творящих зло не со зла.

– Не твое дело, – сказал ему Хельги, и монах принужден был отступить.

Хельги сильно переменился и сам это чувствовал. Он был иным даже тогда, когда стоял перед конунгом, придерживая вывихнутый локоть. Болели и отваливались невидимые струпья, щенок, выкинутый из лукошка, полз на берег, хрипя и давясь проглоченной тиной; теперь в его памяти было не только родное материнское брюхо, пахнущее молоком, но и беспощадные пальцы, стиснувшие загривок, и холод, и плач братишек с сестренками, захлебывавшихся в воде… руку, протянувшуюся к нему нынче, встретило бы рычание, а не визг.

Воины и сам Ракни больше не винили его, по крайней мере, вслух. Казнить ли спасшегося от смерти за то, что другой бросился на выручку и погиб сам? Но если бы предвидеть, какую неудачу принесет он на корабль, его поистине утопили бы еще у Железной Скалы. Хельги знал это наверняка. Да… Могли бы Гиссуровы молодцы стрелять и пометче…

Потом очередной шквал замел снегом гагачий берег, да так, что наружу торчали лишь головы многострадальных наседок. Хельги подоспел на помощь и осторожно откапывал уток. На другой день он попробовал погладить одну из гаг. Та сжалась в комочек, но не побежала с гнезда. Хельги трогал теплые перья, беззащитную шею и, казалось, вспоминал что-то давно позабытое…

Однажды из-за мыса долетел голос прибоя, быстро перешедший в низкий грохочущий рев. Тяжелый накат принялся сотрясать каменные кручи – Ракни, вернувшийся с высокого берегового обрыва, бросил у очага меховой плащ, мокрый от брызг.

– Шторм идет с юга, – сказал он коротко. Вытащил прочную франкскую кольчугу, внимательно осмотрел ее и надел. Взял шлем и стал проверять, не ослабли ли заклепки. Воины начали снимать со стен мечи и секиры, надежные, красиво разрисованные щиты… Может, эта буря принесет с собой Вагна? Пора бы!

Море было теперь иссиня-серым и страшным; на юге росла из воды зловещая стена облаков. Скоро она закроет солнце, и станет темно. Придет ветер и будет срывать с катящихся волн дымные гребни, метя океан…

Ракни первым вышел наружу. Фиорд, заслоненный горами и зубчатым хребтом сторожевого мыса, еще оставался спокойным; но на большой залив, куда без помехи вкатывалась зыбь, жутко было смотреть. Ветер словно пригибал волны, и лишь на отмелях они торжествующе выпрямлялись, делались круче и круче и, наконец, обрушивались, захлестывая неприступные утесы, на сотни шагов заливая галечные низины. Плотное облако брызг тянулось далеко в глубь страны… Это была буря из тех, что могут до неузнаваемости изменить побережье. Шторму еще добавлял силы прилив; высоко поднявшаяся вода стронула даже Оттарову Стамуху, и та медленно поворачивалась, царапая дно… Недаром носились серые буревестники, недаром загодя ушли с лежбищ моржи! Хельги забежал проведать гнездовье. Гаги, наученные опытом поколений, сидели спокойно. Здесь было хорошее место: большинству птиц ветер даже не встопорщивал перьев. Он лишь повалил шест с привязанными поморниками. Один хищник издох и валялся, как смятая тряпка, второй разинул клюв и попытался схватить Хельги за рукавицу. Неожиданно для себя самого Хельги перерезал веревку и ногой отбросил птицу подальше от гаг. Немного погодя та приподнялась и заковыляла, волоча крылья, как пьяная, прочь…