Род князей Зацепиных, или Время страстей и казней - Сухонин Петр Петрович "А. Шардин" (читать книги без сокращений txt, fb2) 📗
— Кто это? — спросил Карл Левенвольд у принца гессен-гамбургского, приехавшего в тот день из Москвы и поспевшего на бал.
Принц гессен-гамбургский был премьер-майор Преображенского полка, стало быть, непосредственный помощник Миниха, управлявшего полком в звании подполковника, и, разумеется, должен был всех знать.
Карл Левенвольд садился с принцем в ломбер.
Принц, взглянув на Шубина, должен был сказать, что он его не знает.
— Однако на нём преображенский мундир! — заметил Левенвольд.
— Да, я вижу, но решительно не могу вспомнить, хотя, кажется, у себя я знаю всех. Верно, без меня поступил.
— Кто это? — спросил Левенвольд у преображенца, молодого Салтыкова.
Тот тоже не умел ответить.
— Однако ж это странно! — заметил Левенвольд. — Преображенский офицер, которого никто из преображенцев не знает. Уж не мистификация ли какая!
Воспользовавшись случаем разговора принца гессен-гамбургского с кем-то, Левенвольд отыскал ещё двух преображенцев, но и те не сумели ему ответить. В это время подошёл к нему один из известных старых служак Преображенского полка поручик Шипов.
— Кто это? — спросил у него Левенвольд.
— Это… это… Боже мой, да это наш сержант Шубин.
— Сержант! Но он в офицерском мундире!
— Точно, в офицерском; да он с ума сошёл, что ли? Я сам дня два назад видел его сержантом, а производства не было.
Между тем в игорную комнату вошёл герцог. Лесток предложил ему занять его место держать гальбцвельф.
— Нет, господа, гальбцвельф — детская игра. По-моему, играть так играть! Сядемте в ландскнехт.
Разумеется, все согласились, сели вокруг стола, набросали денег в пульку, и ландскнехт начался.
Досталось метать Бирону.
— Ставка десять червонных, кому угодно? — спросил Бирон.
— Идёт, — отвечал князь Андрей Дмитриевич, занявший место подле Бирона, и проиграл.
— Ставка двадцать червонных, господа.
— Идёт! — отвечал Трубецкой Никита Юрьевич, сидевший подле Зацепина, и тоже проиграл.
— Ставка сорок червонных, господа.
Придержал Генриков и проиграл опять.
Глаза Бирона загорелись.
— Ставка восемьдесят червонных, господа! Кто держит? Несколько секунд длилось молчание, — придержал Лесток.
Бирон выиграл опять.
— Ставка сто шестьдесят червонных! — самодовольно и весело заявлял Бирон.
Подле Лестока стоял Шубин. Он вынул из кармана тысячу рублей, присланных ему на экипировку, из которых он почему-то не издержал ни рубля.
— Держу, ваша светлость, — сказал он герцогу.
Бирон метнул и остановился. Шубин выиграл.
— Ваше счастье! — сказал Бирон, придвигая деньги.
Когда Бирону досталось вторично метать, ему было опять повезло, но опять он оборвался на Шубине.
То же случилось и в третий раз. Бирон нахмурился.
Метать досталось Шубину.
Ставка дошла до трёхсот червонных; держал Трубецкой и проиграл.
— Шестьсот червонных, — сказал Шубин.
Бирон заявил, что держит, и проиграл.
— Передаю игру, — сказал Шубин, придвигая к себе тысячу двести золотых.
Бирон принял. Шубин поставил весь выигрыш против своей игры и выиграл опять. Бирон с досады бросил карты под стол, заплатил проигрыш и встал.
— Кто это? — спросил он у Шипова, который стоял тут.
— Шубин, ваша светлость! — отвечал Шипов.
— Шубин! А это — Шубин! — И герцог остановил на Шубине свой пристальный взгляд.
— Только, ваша светлость, он у нас числится сержантом! Я два дня сам наряд на посты делал и рассчитал его в сержантах, а теперь он в офицерском мундире. Не изволите ли приказать допросить…
— Нет, он произведён.
— Но когда же, ваша светлость? В приказах по полку не было, я доподлинно знаю! Сегодня только.
— Воля государыни! — лаконично отвечал Бирон и отошёл.
— Вы много выиграли? — спросил у Шубина Лесток.
— Около четырёх тысяч червонных! — скромно отвечал Шубин.
— Вам везёт, редкое счастье, — шутливо продолжал Лесток, — и в картах, и в любви! Вы под счастливой звездой родились! Только одно скажу: берегитесь Бирона!
— А что?
— Да так! Герцог любит играть, любит выигрывать, но страшно не любит проигрывать. Сегодняшнего проигрыша он, разумеется, не забудет.
В это время заявили о приезде императрицы. Все бросились её встречать. Вслед за императрицей вошли принц и принцесса Брауншвейгские, а за ними цесаревна Елизавета.
Бал начался длинным польским. В первой паре шёл хозяин-маркиз с государыней, за ними принц Антон с маркизой, за ними герцог с принцессой, а за ними цесаревна с фельдмаршалом Минихом. Обойдя круг, Шетарди передал государыню принцу Антону, а сам повёл принцессу Анну Леопольдовну, тогда как маркиза шла под руку с герцогом. Затем новая перемена, и Шетарди пошёл под руку с цесаревной.
— Я передам вас, ваше высочество, не по чину, а по сердцу, — сказал ей Шетарди.
Цесаревна тогда не поняла, но зато с благодарностью вспомнила его слова, когда совершенно неожиданно она очутилась под руку с Шубиным.
— Мавра Егоровна вас ждёт к себе после бала, — сказала она, пожимая ему руку.
Шубин был вне себя от восторга. В самом деле, редкое, невероятное счастье было ему и в картах, и в любви.
Князь Андрей Васильевич не успел взять дамы к польскому и, идя в танцевальную залу из игорной комнаты, заметил в гостиной молоденькую, очень молоденькую девочку с портретом императрицы, осыпанным бриллиантами, на груди и с фрейлинским шифром на плече, которая, уединившись, сидела у жардиньерки и, казалось, не знала, что ей делать. Он узнал её и сейчас же подошёл! Эта девочка была Гедвига Лизавета Бирон. Она приехала с государыней и была забыта в суете представлений, общего движения и начавшегося танца. Такая забывчивость была тем понятнее, что при малейшем расстройстве Бирона императрица обыкновенно забывала себя, а тут он вошёл хмурый, недовольный и, видимо, сильно расстроенный.
Проходя польский с маркизом, потом с принцем Антоном, потом с гессен-гамбургским, она никак не хотела окончить польский, прежде чем ей достанется идти с Бироном.
Наконец ей пришлось идти с ним, и она спросила о причине его пасмурности и расстройства.
— Какой вздор! — резко отвечал Бирон. — Я не только не расстроен, но очень весел. Мне только кажется, и это точно меня волнует несколько, что поведение цесаревны Елизаветы становится до того уже неприличным, что может возбудить европейский скандал. Влюбилась и связалась с каким-то солдатом. Знаете, на днях я должен был согласиться, чтобы Миних, вопреки всем правилам, от вашего имени выдал ему офицерский патент, потому что ведь смешно же: фаворит цесаревны — солдат.
— Что же, это что-нибудь новое? — спросила императрица, видимо не верившая в чистоту жизни цесаревны.
— Да, и взгляните, в какой степени дерзко она ведёт себя с этим новым. Вот она, в присутствии вашем, решилась идти с ним в польском, и как идёт, взгляните, как опирается на его руку, шепчет что-то на ухо и смотрите, даже не передала его по окончании тура.
— Да, это неловко.
— Не довольно сказать: неловко; это гадко, неприлично! Я удивляюсь его дерзости; как он смел, при вас и всем обществе. Да, это должен быть человек в высшей степени дерзкий и нахальный.
— Ну, что ж, ты убери его! — сказала императрица и села с Бироном в гостиной. В это время она увидела молодого Зацепина, разговаривавшего с молоденькой Бирон.
— Кто это, — спросила императрица, — с твоею дочерью?
— Это молодой князь Зацепин, племянник князя Андрея Дмитриевича.
— Он, кажется, недурен; представь его после мне.
Государыня села, и польский кончился. Явилась характерная кадриль в шестнадцать пар из действующих лиц романов — рыцарей Круглого стола.
Маркиз пригласил императрицу взглянуть на замаскированных. Бирон подошёл к дочери.
Молодой Зацепин, подойдя к молоденькой девушке, сперва не знал, что ей сказать, хотя поговорить с ней ему очень хотелось. И вот нежданно ему пришёл в голову банальный вопрос, он и предложил его:
