Святой Илья из Мурома - Алмазов Борис Александрович (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
Огромный Хазарский каганат, существовавший почти четыреста лет, развалился на куски, и каждый отдельный кусок его становился государством, поглощая соседей. Поэтому неизбежно должны были столкнуться две части державы Хазарской, ныне ставшие независимыми: Киев и Камская Болгария.
Илью это коснулось в первую очередь как человека, жившего на границе земель славян-вятичей, муромы и Волжской Болгарии... В одно несчастное утро, когда сиял красотою заднепровский простор и силою, упругой молодостью веяло от града Киева, где стучали топоры, гремели телеги, грохотали молоты в кузнях, а на дворах, где обучалась воинская молодёжь, бряцала сталь, пошли через перевоз обозы с беженцами.
Черны были сидящие на них голодные старики и дети, шатались от усталости немногочисленные израненные воины, что, как могли, оберегали беженцев в дороге, ставшей проезжей после того, как Илья сокрушил разбойников Солового.
К возам сбегался люд киевский. Разносился глас повсюдный: «Болгары камские разорили мерянские, муромские и славянские поселения и град Муром пожгли».
Илья прискакал из Заднепровья, где стоял в заставе, на двор свой, потому как сказали ему, что прибежали едва спасшиеся от пленения жена его и дочка.
Не помня себя, мчался богатырь по степи, чуть не вплавь был готов переплыть Днепр, летел по гулким мостовым киевским, пока не пала ему на грудь исхудавшая и постаревшая на сто лет Марьюшка.
— А где родители? Где Подсокольничек? — распытывал Илья, и ему отвечали:
— Старый Иван пал с оружием в руках вместе с защитниками Карачарова, из пожара удалось бежать Марьюшке с девочкой, а матушку с Подсокольничком на руках угнали с полоном болгары волжские.
Илья волосы на себе рвал, а Добрыня утешал, как мог:
— Радуйся, что живы! Живы — весточку дадут! А дадут весточку, где они, — отобьём либо выкупим.
Потому, когда, воспользовавшись нападением болгар на окраинные города залесские как поводом для объявления им войны, князь Владимир пошёл на Каму, не было в его войске человека, который бы рвался на бой столь горячо, как Илья Муромец. Снаряжались не поспешно, но быстро. Всё было к войне готово, Киев дружинниками был переполнен. Всем ведь ведомо: войско набрано — надо воевать, иначе оно опасным для своих делается!
Тем более что было оно во многом из вчерашних супротивников Киева. Шли теперь в одном войске и дружина вятичей, против которых дважды походом ходили, и дружина радимичей, тех, что вместе с Волчьим Хвостом Илья покорял, под руку Киева подводя, шли дружины из недавно отбитых назад у Польши городов червенских, но ядром была славянская дружина киевская. Конными были, как всегда, торки. Те, что много терпели в своих кочевьях от печенегов и тяготели к Киеву.
Ради быстроты пошли на ладьях и конно. Пехота подымалась вверх по Днепру, переволакивалась на Волжский путь, а чтобы на переволоках, когда руки у дружины связаны тяжкой работой — перетаскиванием ладей, не побил бы их кто, берегом шли конные торки и на переволоках их прикрывали.
Илья с отроками шёл с торками, благо понимал язык тюркский и торки считали его за своего. По пути пополнялись малыми отрядами славянскими и лесными мерянскими, муромскими. Приходили и вчерашние разбойники соловые, видя в киевлянах своих освободителей от болгар, полоны рабские на низ Волги, реки болгарской, гонявших.
Прошло войско мимо Карачарова. Поставил Илья крест родителю на пепелище родовом, а священник греческий погибших отпел.
Рвался в бой богатырь, и отроки его зубами от ненависти скрипели — ведь их родителей тоже болгары при мучили.
Видя такое их рвение к отмщению и сече, Добрыня, как мог. Муровлянина сдерживал, чтобы он вперёд не заскакивал да от дружины не оторвался, а там бы голову не сложил или в полон не попал. Хотя знал Добрыня: Илья в полон не дастся! Заставы болгарские смели, как корова языком слизала. Те и сигнала подать не успели! Однако по лесам весть бежит быстрее войска, и скоро стали попадаться передовой стороже заставы без воинов — болгар камских. Успевали болгары отойти до подхода дружины княжеской. Так шли ещё дней несколько, пока не ткнулись в дружину болгарскую, ставшую намертво и готовую к сече за всё Болгарское государство.
Передовые отряды под командой воевод-русов с большими потерями начали пробиваться через многочисленные заслоны, стоявшие на пути к Волге. Болгарские воины были хорошо обучены, сильны и прекрасно вооружены. Владимир-князь уже сталкивался с их отдельными отрядами, ходившими набегами на земли, что были под рукой Киева, но с войском ещё не сталкивался и не подозревал того упорства и мужества, с которым дрались эти воины.
Всё медленнее, всё тяжелее продвигались киевские дружины, пока наконец не стали совсем, а сторожи передовые донесли: впереди стоит войско болгарское.
Илье и его отрокам выпало идти в досмотр. Вышли ночью, двигались скрытно, бесшумно. Шли лесами и сырыми покосами, лугами и перелесками, родными с детства Илье. Это были места, где он родился, где вместе с отцом расчищал поля и выжигал лес, здесь неподалёку были их ловы и перевеси, здесь он впёр вые убил, ещё совсем мальчишкой, первого своего медведя, подняв его из берлоги. Это были его места. И он — потомок рабов хазарских — эти земли считал отчиной, и не было ему этой земли дороже.
Они подошли, незамеченные, к лагерю болгар, и опытные гридни, да и сам Илья поняли, что перед ними не радимичи, не дреговичи. Лагерь был поставлен надёжно и правильно. Округ него шёл неглубокий ров с набитыми в дно кольями — самая злая преграда для конницы. Над невысоким, скоро сметанным валом в полроста по углам уже стояли небольшие башенки — защита таившихся там лучников. Правильными кругами стояли шалаши, юрты и шатры воевод. В центре круга — большой, около которого развевались бунчуки на высоких древках.
В лагере дымились костры, всё ещё спали, но у каждого костра подрёмывал костровой.
Илья никогда прежде не видел такого лагеря и такого воинского порядка. Он ещё больше поразился, когда услышал протяжный длинный крик. Кричали по очереди несколько мужчин, выпевая какие-то непонятные слова...
Из шалашей, палаток и больших шатров стали выходить люди. Иные собирались на площади в центре лагеря, другие группами около шатров, третьи — у входа своих шалашей.
Разведчики киевлян разглядели, что они стелют на земле маленькие коврики, становятся на них коленями, оборотясь лицом все в одну сторону. Опять прокричали-пропели голоса, и весь лагерь одновременно склонился в земном поклоне.
— Гы-гы... — не утерпел молодой дружинник, глядя на сотни задов и спин, напоминавших хорошо уложенную булыжную мостовую.
Но гридень так глянул на него, что небывалец осёкся. Тревожны были лица опытных русов, тревога передалась и славянам. Тихо отошли они к дружине. И только у самого лагеря рус Фрелаф сказал Илье:
— Это тебе не радимичи, не толпа несмысленная... Это — войско! Ох какое войско!
Это можно было Илье и не объяснять. Он сам видел, как слаженно, в едином дыхании, молились тысячи людей, и понимал, что они так же слаженно будут действовать и в бою.
— А какой они веры? — спросил он Фрелафа.
— Восточной! Басурмане, — объяснил рус. — Они её не так давно приняли. Да ещё не все. Половина при своих богах, в леса ушла, и раскололись поволжские племена, а вот поди ж ты! Как быстро в такую силу обратились!
— Вера у них единая, — сказал Илья. Хотя, вообще-то, монахи печорские, кои его исповедовали и причащали Святых Таин в подземных церквах, куда ходил он во все праздники, не приказывали ему много о вере говорить: «Не время!»
— Вера-то у них едина, — сказал ещё один, доселе вроде и не замеченный Ильёй рус. — Но вера-то у них нам чужая. И ежели мы ей поклоняться станем — не бывать нашей державе.
Илья с любопытством глянул на пожилого рябого воина. И спросил, чтобы вызнать побольше:
— А разве у русов и славян веры нет?
Рябой только рукой махнул:
— Какая это вера! Все розно толкуют и своим истуканам поклоняются!
