Хмельницкий. - Ле Иван (читать книги .txt) 📗
Тревога за их судьбу лишала покоя знатных шляхтичей. А сколько за это время погибло пленных казаков — если не на крюке палача, то в адской яме смерти или прикованных к веслам на галерах. Но ведь это простые казаки, чернь, привычная к мукам, как считала шляхта, чернь, которой по воле самого господа бога суждено погибнуть, точно козявке под сапогами пана.
А это — знатные шляхтичи, опора и надежда Короны! Для них и устраивается такая торжественная встреча в Кракове, именно у Потоцких, где с нетерпением ждали возвращения из плена одного из членов их семьи.
Станислав питал глубокую привязанность к Николаю, который не только приходился ему двоюродным братом, но и всегда заботился о нем, о его образовании. Он настоял на том, чтобы Станислава отправили не на поля сражений за Днестр, а учиться, во французскую Академию.
Хмелевские не были кровными родственниками Потоцких. Но их семьи дружили с давних пор. Родившиеся почти в одно время сыновья Андрея Потоцкого и Хмелевского в один и тот же день были окрещены у краковского примаса. Обоих и назвали именем святого Станислава…
Стась Хмелевский вспомнил о дружбе с Потоцкими по пути в Краков, куда он следовал вместе с Богданом. Хмелевский не чувствовал особой привязанности к Потоцким, потому что рос он совсем в иной обстановке и редко встречался с ними. Но в Кракове у него не было больше близких людей, к которым он мог бы заехать, чтобы отдохнуть после такого утомительного перехода. Очевидно, и отец не был бы против.
— Куда теперь торопиться! Воспользуемся гостеприимством Потоцких. Отдохнешь у них немного, Богдан. А через несколько дней отправим тебя домой, на Украину.
— Погоди, погоди. Так с одним из Потоцких мы вместе воевали и вместе были взяты в плен, — вспомнил Богдан.
— Это Николай, сенатор, двоюродный брат моего друга Станислава. Его родственники будут рады услышать от тебя о вашей жизни в турецком плену. По всей Польше собирали деньги, чтобы выкупить их. Пан Збаражский в Стамбуле и сейчас продолжает переговоры с турками о выкупе из неволи всех пленных шляхтичей. Нашему сенатору Николаю Потоцкому всегда удача сопутствует. Еще зимой ходили слухи, что польское правительство договаривается с турками о подписании мира.
10
Хмелевский не предполагал встретить у Потоцких и своего друга Станислава. Когда Хмелевский и Богдан приехали в имение Потоцких, весь двор был заполнен джурами, лошадьми, дворовой и приезжей челядью. Это несколько встревожило ротмистра. Оставив своих коней и джур во дворе, Хмелевский и Богдан разыскали маршалка дома, который принимал гостей и их слуг, прибывавших из далеких областей страны.
— Я Станислав Хмелевский. Прошу пана доложить обо мне хозяйке дома. Приехал со своим другом, — представился суетящемуся маршалку, который тут же торопливо направился в дом.
«Что тут творится, боже милостивый?» — ломал себе голову ротмистр, когда они поднимались по широким каменным ступенькам крыльца. Стилизованные амуры с обеих сторон ступенек поддерживали корзинки с живыми цветами. Дом гудел, как пчелиный улей. Хмелевский был приятно поражен, когда навстречу ему выбежал на крыльцо Станислав. Его друг, оказывается, здесь.
Станислав Потоцкий искренне обрадовался неожиданной встрече с Хмелевским, которого он, верный традиционной дружбе, связывавшей их отцов, считал своим названым братом. Даже военные увлечения Хмелевского, его неожиданные связи с лисовчиками, воевавшими на стороне цесаря, по-юношески искренне интересовали молодого «парижанина» Потоцкого. Когда маршалок доложил о Хмелевском, тот выбежал на крыльцо и бросился обнимать своего тезку. Ведь не виделись целых шесть лет!..
— Как хорошо, мой милый Стась, что ты приехал именно сегодня, — радостно воскликнул он, обнимая Хмелевского. Царившая в доме радость передалась и ему.
— Здесь, кажется, кроме тебя, Стась, есть еще и другие гости? Извини великодушно — не знал. Да и тебя не надеялся встретить тут. Ведь ты же в Париже! Так, может… — заколебался Хмелевский.
— Никаких извинений, никаких разговоров, Стась! Ты знаешь, именно сегодня у нас в семье самый большой праздник: наш Николай только что вернулся из турецкого плена!
— Сегодня? Так мы… Ну извини, милый Стась. Веришь, не знал. Разумеется, поздравляю и сердечно приветствую! Да я не один, — смущенно сказал Хмелевский, оборачиваясь к Богдану, который стоял в сторонке.
— Стась! В такой день! Да заходите вместе! У нас такое семейное торжество. Наступает «Велька ноц» во всех смыслах. Пасха, как говорят хлопы. А он… Кто же он, твой друг? Мне писали в Париж и говорили по приезде сюда, что ты последовал за каким-то романтически настроенным полковником, ищущим славы!
Молодой и энергичный Потоцкий подошел к Богдану, с ног до головы окинул взглядом его крепкую фигуру в затасканной военной форме. Не совсем подходящий наряд для такого торжественного дня. Но зато настоящий боевой. Романтика! Потертые от езды в седле голенища сапог, венгерская сабля на боку, пистолет за поясом, как у настоящего рыцаря чести и славы. И обыкновенная поношенная казацкая шапка на голове!
Хмельницкий смущенно снял шапку и взмахнул ею перед собой, поклонившись хозяину.
— Вижу, друзья мои, нелегко было вам умиротворять чехов у цесаря. А, орлы? Разрешите, — протянул Богдану руку.
— Это — Зиновий Хмельницкий, прошу, — поторопился Хмелевский. Но Потоцкий прервал его:
— Ах это твой… товарищ по учебе во львовской коллегии? Как же, знаю пана по рассказам Стася. Будем знакомы, уважаемый бакалавр и рыцарь пана Жолкевского! Так пан Зиновий, кажется, тоже…
— Да, уважаемый пан Станислав, тоже из турецкой неволи возвращаюсь. Мне приятно узнать, что пан полковник именно сегодня возвратился домой из плена. Но ведь у пана гости!.. — вдруг покраснел Богдан, посмотрев на свой наряд. Потоцкий тоже оглядел Богдана и вдруг воскликнул:
— Чудесно, друзья мои! Из неволи, как и мой кузен, пан Николай Потоцкий, как и другие гости в нашем доме! Все они в таком, а может быть, еще в более непрезентабельном, если можно так выразиться, виде. Никто и не заметит. Все — коллеги пана Зиновия по войне и плену!..
11
Начало сбора в доме Потоцких удивило Богдана, не привыкшего вообще к великосветской обстановке. Да это ведь скорее торжественная шляхетская тризна, а не радостная встреча. Молодежь, особенно женщины, правда, несколько оживляла общество, украшала его привозной, главным образом венской, модой, ее наряды резко выделялись среди дорожных одежд гостей-пленников. Но тон обеду своим унылым настроением задавали именно они и особенно самый высокий гость — гетман Конецпольский.
А гости из невоенных, и прежде всего женщины, были чувствительны и ждали от пленников рассказов о тех ужасах, которые им пришлось испытать в турецкой неволе. Полковник Николай Потоцкий, хозяин дома, довольно вежливо, но решительно отказался поведать что-либо о своих страданиях. Он здесь, мол, не один, хотя и самый старший, самый почтенный мужчина среди присутствующих. Большинство гостей были удручены отказом хозяина.
— Прошу уважаемых панов не унывать! — шутливым тоном сказал хозяин. — Панове еще не успели прийти в себя после утомительного путешествия, и стоит ли сейчас, в минуты такой торжественной встречи, предаваться грустным воспоминаниями. Очевидно панове с удовольствием послушали бы… пана сотника из казацкого чигиринского отряда, который по-рыцарски защищал в бою сыновей гетмана. Прошу пана Хмельницкого не отказать нашим уважаемым дамам в их просьбе, — решительно предложил хозяин.
— С удовольствием послушаем… — поддержала мужа пани Потоцкая, о которой украдкой уже злословили любопытные дамы. За несколько дней после получения сообщения о возвращении мужа она похудела и побледнела больше, чем за все три года «страданий» по погибшему супругу.
Богдан, словно специально охраняемый друзьями, сидел за столом между двумя Станиславами. Ему, утомленному и угнетенному непривычной обстановкой, не хотелось вспоминать именно в этом кругу о пережитом. Кому рассказывать о себе, когда герои дня здесь другие. Богдан думал, что именно они и расскажут о своей жизни в плену. Рассказывать же ему всю правду о своем пребывании в неволе неинтересно. Правда, здесь он, как слушатель, только мешает им, а своим рассказом, возможно, выручит их. Ведь он, но являясь ценным пленником, действительно испытал на себе все тяготы турецкой неволи… И в нем заговорило чувство человеческого достоинства. Да и молодежь просит, паненки! Ах эти паненки!..
