Реквием каравану PQ-17 (др. изд.) - Пикуль Валентин Саввич (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Мы могли бы обойтись и без поставок по ленд-лизу.
Но отказываться от ленд-лиза мы не желали…
Сталин на это послание Черчилля ответит своим посланием.
От 23 июля – через пять дней.
«Пусть ярость благородная…»
Сторожевик, который недавно по неопытности пробомбил свою же подлодку, стучал машиной далеко в океане… На мостике посапывал трубкой «батя» в звании лейтенанта, и когда он спал, то ему снились сны – прежние сны, еще довоенные: подъем трала лебедкой, после чего наступало видение плещущей на палубе рыбы: треска тут… пикша… палтус! Это были сны мирные, а до военных снов он еще не дослужился…
Вахту на мостике, подсменяя командира, нес минер сторожевика Володя Петров, досрочно выпущенный из училища в наискромнейшем звании младшего лейтенанта. Недавно на борту сторожевика установили шумопеленгаторную станцию, снятую с поврежденной подлодки. Прислали в команду и акустика, списанного с Подплава, где он оглох, прослушивая воду при бомбежках, а теперь слух к нему опять возвратился…
За стеклом кабины, покрытым каплями брызг, виднелось молодое угрюмое лицо акустика. Этот парень уже изведал однажды неимоверный холод океанской пучины, чудом остался жив и теперь не мог обходиться без электрогрелки – он сильно мерз. Тонкие, изящные пальцы матроса удивительно красивым жестом держали винт поискового пеленга. Накануне войны скрипач, лауреат всесоюзного конкурса, акустик теперь не играл. Для него на все лады играл таинственные мрачные мелодии великий маэстро – океан. Акустик был теперь не исполнителем – он был лишь придирчивым слушателем… Вращая винт компенсатора, он настраивал аппаратуру на каждый подозрительный шум, которых всегда такое множество в океане…
Лицо стало озабоченным. Углы рта опустились. Рука замерла. Глаза он закрыл. И доложил о пеленге:
– Контакт есть!
– Контакт есть, – одновременно доложили с «нибелунга».
– А что за судно? – спросил Ральф Зеггерс.
– Русская галоша… на одном винте. Я даже слышал, как гремели заслонки в паровом котле.
– Носовые – к залпу… двумя торпедами!
Зеггерс поднял перископ.
– Посмотри и ты, – сказал помощнику.
– Типичный траулер, – определил штурман.
– Но под военным флагом… у него пушки.
Придя на сближение, выбросили торпеды. Одна прошла мимо, а от второй сторожевик очень ловко увернулся.
– Третью не истратим на это барахло, – сказал Зеггерс. – Не лучше ли всплыть и покончить с ним снарядами?
Но в этот момент акустик донес:
– Пеленг уходит влево… Шум винтов идет на нас!
– Этого нам еще не хватало, – возмутился Зеггерс…
Первый бомбоудар толкнул лодку так, что из гнезд выбило командные койки, обрушив их с переборок на людей и машины. В «ямах» лопнули эбонитовые баки аккумуляторов. Винт сторожевика стегал воду, словно плетью: чух-чух-чух-чух… Затем русские удалились, и стук машины исчез.
– Но они не ушли, – доложил акустик… – Они лишь отошли. Они даже остановили машину, чтобы слушать нас…
Кажется, по корпусу лодки кто-то осторожно постучал коготками – цок-цок… и еще раз: цок-цок!
– Вот они, звонки московского дьявола, – приуныл штурман.
– Да, – согласились с ним, – это заработал русский «дракон»…
Ощущение было неприятное. Кто-то невидимый и жуткий, казалось, плавает сейчас на глубине и требует, чтобы его впустили внутрь лодки. Акустик доложил, что на русском корабле запущена машина…
– Слышу и без тебя, – ответил Зеггерс.
Серия бомб легла рядом – метрах в тридцати. Слышно, как их сбросили в воду. Потом, звонко булькая, они тонули. И – взрыв! взрыв! взрыв! Казалось, вода превратится сейчас в клокочущий кипяток. В адской теснотище лодки, колотясь телами о механизмы, катались люди. На глазах Зеггерса картушка гирокомпаса вдруг поехала в сторону, совершив полный оборот. Гирокомпас тоже спятил и показывал «тот свет».
– Вырубите его к черту! – приказал Зеггерс. – Моторы остановить… Кто там шляется? Кто там что-то уронил? Тихо…
Ах, какая убийственная тишина в океанских пучинах! Они не вырубили только регенерацию воздуха. Только регенерацию…
– Видит Бог, мы нарвались на опытных истребителей. Мне это надоело, – сказал Зеггерс. – Носовые аппараты: в левый – пакет спасения, а правой трубой выстрелить пузырем воздуха. Добавьте в пузырь из погребов кочнов капусты и насыпьте туда отходов с камбуза, чтобы у русских не оставалось сомнений…
В самый разгар очередной атаки носовые аппараты дали залп. На поверхность океана выбросило громадный пузырь, словно лопнули отсеки. Зеггерс машинально глянул на глубиномер – сейчас они были на 95 метрах.
Конечно, не часто можно наблюдать, как содержимое гальюнов плавает среди капусты и картошки. Пузырь воздуха был великолепен! По волнам раскидало решетки мостика, растеклась нефть. Море выбросило это из глубин, словно напоказ, и с борта сторожевика увидели газетный лист – «Фолькишер беобахтер», главной берлинской газеты…
– Может, подцепим? – сказал Володя Петров, загораясь. – И в штабе покажем. Как доказательство гибели… вот и газетка!
– Так ею же подтирались, – брезгливо ответил «батя».
А на лбу акустика – две вертикальные складки:
– Пеленг… глубина около девяноста.
– Олух царя небесного, она же погибла!
– А я говорю, что она здесь: пеленг… погружение…
– Минер, – велел командир Володе, – давай на корму. Сам расставь по бомбам дистанцию взрыва…
Отослав Петрова, «батя» постучал в окошечко кабины.
– На тебя вся надёжа, – сказал акустику. – Уж ты не подгадь, миленький.
Высокая корма сторожевика, приспособленная для выборки трала, по всему круглому обводу была плотно уставлена бочками глубинных бомб. В каждой такой бочке – там, где ее донышко – блестели стаканы взрывателей. Тончайшие диафрагмы, точно воспринимая давление воды при погружениях, сообщали бомбе, когда и на какой глубине ей взрываться.
Володя Петров стал работать ключом, готовя бомбы к атаке.
Первые три он поставил для взрывания на глубине в 60 м.
Вторую серию – чтобы рвануло на глубине в 30 м.
Третью – на 100…
– Вот это, – сказал матросам, – называется ящик…
И, спрятав ключ в карман, помчался обратно на мостик. Сторожевик уже лежал в развороте и, толкая волны, спешил в следующий заход. Минер с мостика отмахивал на корму флажком:
– Первая – пошла… вторая – бросай!
Его юную душу волновала и тешила романтика боя.
В этой атаке, когда вокруг рвались бомбы, что-то тяжелое вдруг свалилось на мостик. При этом глубиномер отметил «приседание» лодки, будто она приняла на борт лишнюю тяжесть.
Каждый слышал этот удар. Каждый понял, что на мостике что-то лежит. И каждый страшился думать об этом. Больше всех ощущал опасность сам Зеггерс, но… молчал.
Он уже догадался, что его лодка приняла на мостик глубинную бомбу, которая не взорвалась. Или она неисправна, эта бомба. Или она раскололась от удара при падении. Или…
Было тихо.
– Уберите регенерацию, – распорядился Зеггерс.
Полная тишина – она, пожалуй, страшнее полного мрака.
Взгляд на шкалу глубины. Без моторов лодка постепенно (очень замедленно) продолжала погружение. Метр за метром ее тянуло и тянуло на глубину. Это засасывающее влияние бездны при нулевой плавучести хорошо знакомо всем плававшим под водой, и вряд ли оно улучшает им настроение…
– В отсеке вода, – вдруг тихо передали по трубам.
– «Слезы»? – с надеждой спросил Зеггерс.
– Нет. Струи воды…
Прибор показывал глубину всего в сотню метров. А ведь было время, когда они смело ныряли на все 120… В ледяной коробке поста Зеггерс вспотел и распахнул куртку.
– Выход один, – сказал он. – Придется на несколько минут врубить оба мотора и начать подъем. Этим мы, конечно, себя обнаружим, но… Корпус ослабел, лодка сочится по швам.
