Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗

Солнце стояло уже высоко, когда пришел жрец и разбудил меня, коснувшись моего плеча.

Когда я возвращался через двор храма, голуби порхали у меня над головой. В доме я обнаружил следы вчерашней поминальной трапезы: лужи разлитого вина и черепки разбитых чаш и кувшинов. Убитый горем Микон все еще спал глубоким сном, и я не мог его добудиться. Танаквиль же была на ногах и безропотно отдала себя в распоряжение лекаря, который вставлял ей новые зубы. Из ее десен сочилась кровь, но она, взбадривая себя вином, просила врача не жалеть ее и крепче сжимать щипцы, подгоняя золотую пластинку. Тот восхищался ее стойкостью и нахваливал свою работу. Когда наконец челюсть встала на свое место, он смазал кровоточащие десны мазью из трав и получил плату за свой труд. Хотя мзда и так была немалой, лекарь, стараясь заработать еще, предложил Танаквиль средство для чистки зубов, притирания для лица, краску для ресниц и карфагенскую помаду.

Когда зубной врач ушел, я нетерпеливо схватил Танаквиль за руку и сказал:

— Поговорим, как взрослые люди. Тебе известны тайны богини из Эрикса, но и у меня есть сила, о которой ты даже не подозреваешь. Вспомни, что случилось с Аурой, когда я до нее дотронулся! Так ответь мне, кто та женщина, в чьем облике богиня является приходящим в храм?

Испуганно озираясь, Танаквиль зашептала:

— Говори тише, хоть я и не понимаю, о чем речь.

— Она человек из плоти и крови, — продолжал я. — Кстати о плоти, не забывай, у меня есть что рассказать о тебе Дориэю, чтобы он от тебя отвернулся, несмотря на твои новые зубы! Поэтому будь со мной пооткровеннее и сообщи мне все, что о ней знаешь.

Подумав, она объявила:

— Останемся друзьями, Турмс, и я помогу тебе, чем смогу.

— Помоги мне вновь встретиться с женщиной из храма, — попросил я. — С глазу на глаз. Как можно скорее, и лучше всего — днем.

— Но это запрещено, — сказала Танаквиль. — А кроме того, она же просто сосуд, который богиня, если захочет, наполняет своим вином. Мужчины приходят и уходят, а вино богини остается. Она только хорошо вышколенная рабыня богини.

— Все это неважно, — оборвал ее я. — Мне как раз и нужен пустой сосуд, чтобы я мог наполнить его своим собственным вином.

Танаквиль испытующе посмотрела на меня своими умными глазами и, ощупывая новую челюсть, призналась:

— Ну да, я посвящена в тайну, как ты сам догадался. По правде говоря, мне с той женщиной не раз случалось подшутить над мужчинами, погруженными в сон богини. И это она внушила Дориэю, что я прекраснее троянской Елены и что в моих объятиях его ждет неземное наслаждение.

— Кто же она? — спросил я.

— Откуда мне знать, — ответила Танаквиль, пожимая плечами. — Таких, как она, покупают детьми и воспитывают при храме. Думаю, выросла она в Карфагене и, совершенствуясь, объездила много стран. Храмы часто обмениваются такими способными жрицами. Но той, которая попала в Эрикс, выше уже не подняться. Она обречена жить жизнью богини и вкушать все наслаждения богини, тюка у нее не иссякнут силы или она не тронется умом. Не думай о ней, Турмс, не трать зря время! На самом деле она — распоследняя распутница из всех, кого я знаю. Летом она любит скрасить жизнь морякам, погонщикам ослов и пастухам. Нет, Турмс, забудь о ней. Уж на что я опытная и бывалая женщина — так она намного опытнее и хитрее меня.

Ее слова насторожили меня, но я понял, что она нарочно говорит так об Арсиное, чтобы отпугнуть меня и самой выпутаться из затруднительного положения, в которое я ее поставил.

— Танаквиль, — сказал я, — перестань хитрить, а лучше ступай и приведи ее сюда. Именем богини заклинаю тебя сделать это — не то берегись, как бы она от тебя не отвернулась!

Эта угроза смутила Танаквиль. Как женщина она куда лучше меня знала нрав богини и не на шутку испугалась, что и впрямь попадет к ней в немилость.

— Будь по-твоему, — вздохнула она, — но только при условии, что эта женщина сама захочет встретиться с тобой при свете дня. Хотя, по правде говоря, мне в это не верится…

Танаквиль причесалась, накрасилась и, бренча ожерельями, направилась в храм. С новыми зубами она сделалась намного самоувереннее: держалась прямее и шла с высоко поднятой головой. В скором времени она вернулась с гостьей; одетая с ног до головы, как финикийка, та защищала лицо от солнца зонтиком с бахромой. Это был мой подарок Арсиное в честь нашего знакомства, который я передал с Танаквиль. Не прерывая беседы, они быстро прошли через дом на террасу, а оттуда в сад. При виде их я почувствовал, будто всего меня заливает горячая волна. Танаквиль подвела свою спутницу к каменной скамье и тут же с готовностью предложила принести ей вина и какое-нибудь угощение.

— Турмс, — позвала она меня, — иди сюда и проследи, чтобы никто из слуг не мешал жрице храма. Я сама буду прислуживать ей как дорогой гостье.

Я едва одолел те несколько шагов, которые отделяли меня от Арсинои. Тело мое словно одеревенело, и губы не слушались меня. Цвет с деревьев опадал прямо мне под ноги. Далеко внизу рокотало беспокойное море. Женщина на скамье отложила зонтик и, подняв голову, посмотрела мне в глаза.

Я узнал эти высокие дугообразные брови, но как же изменилось ее лицо, глаза и губы, которые от помады сделались тонкими и злыми!

— Арсиноя… — прошептал я и протянул руку, не смея прикоснуться к ней.

Гостья нетерпеливо наморщила свой высокий лоб и сказала:

— У меня от солнца разболелась голова, и я плохо выспалась. Если бы не мое уважение к Танаквиль, я ни за что не встала бы так рано, чтобы прийти сюда. А тебя я не знаю. Это ты со мной говорил? Чего ты от меня хочешь?

Ее прищуренные глаза превратились в узкие щелочки, от которых разбежались мелкие морщинки. Но чем дольше я смотрел на нее, тем отчетливее вставал передо мной, проступая сквозь размалеванные ее черты, тот образ, в котором она явилась мне ночью.

— Арсиноя… — прошептал я вновь, — ты все еще меня не узнала?

Уголки ее губ дрогнули. Уже без лукавства она взглянула на меня, и глаза ее улыбались.

— Турмс, о Турмс! — воскликнула она. — Так это правда, что ты и при свете дня разглядел мое настоящее лицо? Ты и впрямь робеешь, будто смущенный юнец? О Турмс, если бы ты знал, как мне и самой было страшно!