У нас уже утро - Чаковский Александр Борисович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Наступило молчание. Весельчаков встал. Несколько секунд он стоял, смотря себе под ноги.
– Решено? – подходя к нему, спросил Доронин.
– Подумаю, – нехотя ответил Весельчаков.
ГЛАВА XII
Наступила зима. Дикие ветры завыли над Сахалином. Они неслись не с Тихого океана, как летом, а с азиатского материка.
Вьюги запели над островом свои унылые песни. Глубокий снежный покров лёг на землю. Случалось, что за ночь снег засыпал дома до самых крыш…
Море штормило. Днём и ночью оно было покрыто белыми, точно осыпанными снегом гребнями волн.
Японцы боялись сахалинской зимы. Ведь это была настоящая русская зима! Каждый год, как только она наступала, японцы бежали с острова. Тысячи рыбаков, брошенных хозяевами на произвол судьбы, мёрзли в портах, ожидая пароходов в Японию. Этих полуголодных, нищих людей привозили сюда только на лето, а зимой прогоняли на все четыре стороны.
Тогда побережье пустело. Лишь немногие смельчаки на свой страх и риск продолжали выходить в море…
В один из зимних вечеров к Доронину пришёл Венцов.
– Что ж, Андрей Семёнович, – сказал он, – надо бить отбой до весны. Будем зимовать, набираться сил. Займёмся вплотную строительством. Заготовить приказ?
Эти слова не были для Доронина неожиданностью. Он уже давно ждал их.
Видя, как плотная стена снега все чаще закрывает море и как леденеют борта судов, возвращающихся в ковш, Доронин понимал, что ловить рыбу становится всё труднее и что скоро выходы в море, видимо, придётся прекратить.
Это и радовало и пугало его.
Радовало потому, что сама природа как бы предоставляла ему возможность сделать передышку, осмотреться, подвести кое-какие итоги, проанализировать ошибки, спокойно составить план на будущее.
Пугало потому, что распорядок жизни на комбинате, заведённый с таким трудом, снова нарушался. Вынужденное безделье могло расхолодить людей, разобщить коллектив, который уже удалось сколотить.
Но это, очевидно, мало беспокоило Венцова. Иначе он не предлагал бы издать приказ, фактически означавший консервацию комбината на зимнее время.
– Я против такого приказа, Виктор Фёдорович, – сказал Доронин. – Все лето и всю осень мы боролись за то, чтобы подчинить жизнь комбината твёрдому трудовому распорядку. Если мы сейчас фактически распустим людей, нам не удастся организованно провести весеннюю путину.
– Но кто предлагает распустить людей? – удивлённо возразил Венцов. – Мы займёмся бытом, жилищными делами…
– Это значит, что мы морально демобилизуем людей, – прервал его Доронин.
– Не понимаю, чего вы хотите, – пожал плечами Венцов. – Всем известно, что зимой здесь рыбу не ловят.
Доронин посмотрел в окно. Тяжёлыми хлопьями падал снег. Огромные волны неслышно катились к берегу.
– Я хочу, – медленно сказал Доронин, – чтобы мы уже сейчас начали готовиться к весенней путине.
– Но, Андрей Семёнович, – опять возразил Венцов, – ведь дополнительный флот, рыбонасосы, гидрожелоба и всё прочее прибудет к нам только в марте.
– Нам нужно работать так, – убеждённо сказал Доронин, – будто мы должны провести путину только собственными средствами.
– А люди? – воскликнул Венцов. – Ведь две трети людей, необходимых нам для проведения путины, тоже приедут только весной!
– Да, людей нам не хватает, – задумчиво сказал Доронин. – И всё-таки мы должны уже теперь начать подготовку к путине.
– Вы знаете, Андрей Семёнович, – сказал после паузы Венцов, – мне кажется, что мы не совсем правильно собираемся хозяйствовать здесь. Японцы всё-таки были не дураки. На весну и лето они бросали сюда крупные силы. Зимой, когда содержать эту армию становилось просто невыгодно, они распускали её. А мы, вместо того чтобы законсервировать комбинат на зимнее время, собираемся держать на государственном иждивении множество людей. И чтобы как-то оправдать эту несообразность, придумываем для них видимость деятельности.
Доронин пристально посмотрел на главного инженера. Теперь уже не только со слов Костюкова, но и по личному опыту он знал, что Венцов – далеко не бесполезный человек на комбинате. Но как сочетается в нём презрение, даже ненависть к японской кустарщине с этой нелепой оглядкой на японский метод хозяйствования?… С одной стороны, Венцов – советский инженер, работавший на крупных рыбных промыслах, человек с опытом и знаниями. Он, по-видимому, искренне мечтает о том, чтобы рыбокомбинат был оснащён передовой советской техникой. Но, с другой стороны, он явно убеждён в непогрешимости японских методов хозяйствования на Сахалине. Чем иным можно объяснить упорство, с которым он отстаивает вредную мысль о консервации комбината на зимнее время?…
Откуда же все это у Венцова? В чём тут дело?
Доронин чувствовал, что «пока ещё он не в силах ответить на этот вопрос.
– Приказа о свёртывании работ издавать не буду, – сухо сказал он. – Наоборот, с сегодняшнего дня мы начнём разрабатывать план подготовки к путине. Не задерживаю вас больше.
Они расстались.
Теперь, после разговора с Венцовым, Доронин с особенной отчётливостью почувствовал свою правоту.
«Да, нужно немедленно начинать подготовку к путине. На какое-то время следует забыть обо всём том, что Москва пришлёт весной. Прежде всего необходимо отремонтировать собственный флот. Лишние единицы во время путины – огромное дело? Да и свои орудия лова тоже пригодятся. Мало ли что может случиться! Если сейчас, в период зимних штормов, невозможно перегонять флот из Владивостока, то кто знает, какая погода будет ранней весной на этом диком море?… А мы будем гарантированы тогда от любых случайностей.
Вот только люди… Да, в этом Венцов прав. Во время путины понадобится вдвое-втрое больше людей, чем теперь. Приедут же они только весной… А если опоздают? Задержатся? Или приедут перед самой путиной и уже не хватит времени их обучить, подготовить?…»
С этого вечера мысль о людях не оставляла Доронина. Составляя вместе с Венцовым и Вологдиной план зимних работ, он не мог не думать о том, что одна из самых важных проблем – проблема кадров – всё-таки оставалась неразрешённой.
Доронин поехал в райком. Но как только он заговорил о нехватке людей, Костюков сейчас же прервал его.
– Люди всем нужны, – сказал Костюков. – На шахтах тоже задыхаются, кадров не хватает. Начнёшь путину – рассчитывай на нас, поможем. А сейчас не взыщи, не выйдет,
Когда приунывший Доронин уже спускался по лестнице, кто-то крикнул сверху:
– Здорово, директор!
Доронин оглянулся. На лестничной площадке стоял человек в кожаном пальто. Черты его лица скрадывались слабым вечерним светом, видны были только густые тёмные усы.
– Не признаешь, богатый стал? – громко, с хрипотцой сказал он, грузно спускаясь по лестнице.
Доронин узнал начальника шахты Вислякова, с которым познакомился здесь же, в райкоме.
– Ну как, прижился в наших местах? – спросил Висляков.
– Понемногу приживаюсь, – улыбнулся Доронин.
– Что ж в гости не приезжаешь?
– Времени нет. А потом, к другим ездить – к себе приглашать.
– Ну и что ж? Пригласил бы.
– Нечем хвалиться. Вот устроимся – приглашу.
– Вона! – усмехнулся Висляков. – А у меня, брат, другая забота: почти вдвое могу добычу увеличить, а людей нет.
– К секретарю за людьми ходил?
– Ходил. «Жди, говорит, весны. Придут пароходы…» Они вышли на улицу. У подъезда стояли две полуторки.
– Твоя? – спросил Висляков.
– Моя, – ответил Доронин.
– А это моя. Когда-нибудь мы с тобой в «зисах» раскатывать будем. По должности положено.
Они попрощались.
На другой день Доронин снова отправился к секретарю райкома. Они проговорили около часа, а затем Доронин, не заезжая домой, поехал в гости к Вислякову.
В Шахты – так назывался теперь посёлок, где добывали уголь, – он приехал рано утром.
Чёрная угольная пыль резко выделялась на снегу. Доронин вышел из вагона и зашагал к посёлку. Со стороны посёлка, оттуда, где на фоне сопок виднелось несколько домиков русского типа, раздался тонкий, пронзительный свисток. Навстречу Доронину по едва заметной в снегу узкой колее, набирая скорость, мчался маленький паровоз, тянувший за собой длинный хвост гружённых углём вагонеток. В одной из них на куче угля сидел чумазый парень. Поезд пронёсся мимо, вздымая тучу снежной и угольной пыли. «Вот это я понимаю, – подумал Дорония, – не даром государственный хлеб едят». И он мысленно представил себе то время, когда нескончаемым потоком хлынет на берег рыба, когда пойдёт она по всей стране и где-нибудь на Украине или в Прибалтике люди будут есть первоклассную сахалинскую сельдь, добытую трудами его рыбаков.
