Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Оставив девку, Калигула вдруг снова помрачнел и болезненно скривился. Оправляя измятую тунику, он поплёлся к ложу Макрона. Префект поспешно столкнул на пол гетеру и утешающе протянул к юноше мускулистые руки.
— Что с тобой, Гай? — спросил он.
Калигула по-детски прижался к сильной груди Макрона и заплакал с бессильной злостью:
— Я люблю, Макрон!.. Я безумно люблю одну женщину, а она спит с другим!
— Кто эта дура? — с солдатской небрежной грубостью поинтересовался Макрон.
Калигула, всхлипывая, отрицательно покачал головой.
— Забудь её! — уверенно посоветовал префект. — Ты, внук императора, можешь иметь всех женщин Рима: рабынь, плебеек и знатных матрон! Если хочешь, я сведу тебя с несколькими патрицианками. В любви они утонченнее и прихотливее глупых гетер! — глаза Макрона масляно заблестели. — Но предупреждаю: с матронами нельзя вести себя так грубо, как с этой рыжей толстухой!
— Ты думаешь? — высокомерно спросил Калигула, вытерев слезы разорванным пеплумом гетеры.
Вместо ответа Макрон скорчил изумлённую рожу и поощрительно засмеялся.
Лупанар они покинули лишь на рассвете, измучав вдвоём полдюжины гетер. По три девки на каждого! Вполне достойно столь высокопоставленных особ.
Макрон и Калигула сонно брели по просыпающейся Субуре в сторону Виминальского холма. Пробирались мимо них женщины с корзинками, наполненными снедью. Водоносы продавали воду хозяйкам, ленившимся ходить к фонтану на площади. Раздавался в ушах стук сапожничьих молотков. Открывали лавочки почтённые негоцианты, сквозь зубы поругивая нерадивых подручных. Визгливо зазывали покупателей уличные торговцы, предлагая горячие лепёшки, поджареные на свином жире.
— Не желаешь ли отведать вкусной снеди? — прицепился один такой торговец к Макрону.
— Пошёл прочь, — с ленивым равнодушием ответил префект. — Твои мерзкие лепёшки приготовлены на собачьем сале вместо свиного! — и презрительно добавил на ухо Калигуле: — Этот глупец, видать, недавно в Риме и не знает нас в лицо. Иначе не осмелился бы приставать.
Торговец поначалу решил возмутиться и уже открыл рот. Но его поспешно оттащили в сторону товарищи, внушительно втолковывавая, с кем он имел честь говорить. И торговец, с глупой улыбкой на красном лице, долго смотрел вслед Макрону и Калигуле.
— Дорогу носилкам благородного патриция Луция Кассия Лонгина! — громко кричали рабы, расталкивая толпу.
Калигула нервно дёрнул за руку Макрона и увлёк его, удивлённого, в тёмную подворотню.
Восемь темнокожих, обнажённых до пояса рабов пронесли носилки из кедрового дерева. Сквозь прозрачную кисею Калигула увидел сидящего Кассия Лонгина. А рядом с ним, нежно склонив рыжую голову на широкое плечо мужа, находилась Юлия Друзилла. Кассий наклонился к ней и, улыбаясь, что-то говорил. Его тонкие губы и словно вылепленный из гладкого желтоватого воска профиль касался её волос.
Химерное видение проплыло мимо.
— Почему ты не заговорил с сестрой и её мужем? — искренне удивился Макрон.
— Не нравится мне этот Кассий! — ревниво скривился Калигула. — Он недостоин быть мужем внучки императора.
— Но почему? — недоумевал префект. — Род Кассиев действительно был некогда плебейским. Но несколько веков назад причислен к патрициям за многочисленные заслуги перед Римом. Среди Кассиев были консулы и цензоры, полководцы и триумфаторы…
— А все же, с Юлиями он не сравнится! — сердито оборвал его Гай. — И не смей мне перечить, Макрон! Не забывай кто ты, а кто — я!
Макрон нахмурился, прикусив нижнюю губу.
— Прости меня, благородный Гай, — после некоторого молчания произнёс он.
XLVI
Следующий год пролетел незаметно — в лупанарах и кабаках. Оргии следовали одна за другой — среди вина, быстро вянущих венков, прозрачных покрывал танцовщиц, случайных пьяных лиц, звона монет и скрежета надорванных струн.
Утром Макрон, зевая и почёсываясь, тащился кое-как исполнять обязанности префекта. А Калигула устало брёл в Палатинский дворец — отсыпаться до следующей ночи.
По Риму глухо ползли сплетни:
— Гай Цезарь еженощно предаётся разврату в обществе дешёвых шлюх!
— Ну и пусть! — снисходительно пожимали плечами другие. — Он ещё молод. Кто из нас не совершал ошибок в юности? Женится — остепенится!
В сентябрьские календы Калигуле исполнялось девятнадцать лет. Но он все ещё не был объявлен совершеннолетним. Носил юношескую претекту или короткую тунику с солдатскими сапожками-калигами. Мягкий рыжий пушок покрывал щеки и подбородок. Но Гай не сбривал его. Бритьё — отличительная примета совершеннолетник, полноправных римлян.
Накануне дня рождения цезарь Тиберий вызвал внука на Капри.
«Дальше тянуть нельзя, — размышлял император. — Юноши шестнадцати, а то и пяднадцати лет уже облекаются в тоги, ходят на форум, слушают ораторов, учатся праву у мудрых наставников. Кто достигает двадцати лет, будучи несовершеннолетним — обречён на насмешки. Люди начинают сомневаться в его умственных достоинствах. Разве можно позволить, чтобы такое случилось с членом императорской семьи?»
Гай Калигула добрался до Неаполя сухопутным путём. Он проехал мимо Анция, небольшого городка на морском побережье, чуть пониже Остии. Там родился Гай — в одной из светлых кубикул розовой виллы. Обогнул покрытую виноградниками гору Фалерн. Августовское солнце золотило созревающие гроздья, из которых выжмут вкуснейшее в мире вино.
В Неаполитанском заливе Калигулу поджидало средних размеров судно с двумя рядами весел — бирема. И с каждым плеском за бортом приближался загадочный скалистый остров: личный лупанар Тиберия. Калигулу охватило нетерпение. Никогда прежде он не был на Капри. Наконец он воочию увидит, что правда, а что — вымысел в сплетнях об извращениях императора.
Двенадцать домов составляли знаменитую виллу. Двенадцать — священное число: столько месяцев в году, столько созвездий в зодиакальном круге. Тиберий перебирался из одного дома в другой, нигде не задерживаясь дольше трех-четырех ночей. Послушно кочевали с места на место спинтрии. Рабы таскали за императором картины и вазы, где изображались совокупления богов и богинь.
Одна-единственная дорога вела от пристани к вилле. Преторианцы усиленно охраняли её. Калигула с опаской проходил сквозь строй солдат в красных туниках и кожаных панцирях. Морской ветер ворошил багряные султаны из конского волоса, медные узорчатые пластины защищали волевые небритые подбородки. С этой неподкупной охраной Тиберий чувствовал себя в безопасности. А у каждого посетителя виллы тряслись поджилки от страха.
— Император ждёт тебя, Гай Цезарь, — равнодушно поклонился Калигуле центурион. И указал на аллею, в конце которой прогуливался Тиберий.
Гай, любопытно оглядываясь по сторонам, шёл по мелкому розовому гравию. Сгорбленная фигура Тиберия маячила впереди, между голыми ветками магнолий, с которых свисали вьющиеся побеги плюща. «А где же пресловутые спинтрии?» — думал он.
Калигула остановился за спиной Тиберия и изумлённо замер, позабыв поприветствовать императора. Тиберий, странно улыбаясь, наблюдал зрелище, устроенное только для него одного. Ни в каком цирке, ни на каких игрищах в Риме и провинциях избалованная публика не увидит этого.
На замшелой поляне между низкорослыми маслинами преследовали друг друга обнажённые мальчики, обмотавшие голени козьими шкурами. Они изображали фавнов и сатиров. Развязно дули в глиняные свирели. Плясали, бесстыдно выставляя напоказ обычно скрытые части тела. Нимф и наяд изображали девушки-подростки. Венки из роз и анемонов были единственным одеянием юных красавиц. Нимфы с заученно-сладострастными улыбками увлекали за собой фавнов. Падали в мягкий мох, щедро показывая свои прелести возбуждённым юнцам и старому, похотливо дрожащему императору. И, под нежную музыку невидимых музыкантов, фавны картинно овладевали смеющимися нимфами. А сатиры, под одобрительным взором Тиберия, приставали к фавнам. И колыхались ветви деревьев, и колыхался воздух от их единодушных вздохов. А Тиберий, в изнеможении закатив глаза, исходил дрожью удовлетворённой похоти.
