Богатыри проснулись - Каратеев Михаил Дмитриевич (читать книги полностью txt) 📗
Через несколько дней после ухода татар к Москве подошло русское войско, и великий князь Дмитрий Донской с острою болью в сердце въехал в свою разоренную столицу.
Это были едва ли не самые горькие минуты в его жизни: с малых лет всего себя отдав делу. освобождении Руси от
владычества татар, одержав над ними блестящую победу и уже видя свою мечту осуществленной, – невыносимо тяжко было теперь осознать, что все понесенные жертвы и труды оказались напрасными и что снова надо признать над собой власть ордынского хана…
И черная злоба рождалась в душе при мысли о том, что в этой страшной беде повинны свои же, русские князья. Всего раз только встали они дружно за общее дело, и разбита была на Куликовом поле несметная Мамаева орда. Так– было бы и ныне, если бы снова все не потянули врозь… И вот теперь его красавица – Москва, сердце Русской земли, лежит во нрахе и в крови, оскверненная лютым врагом, который всего два года тому назад в страхе и смятении бежал перед победными русскими полками.
«Вот оно, дело рук ваших, неразумное, совесть забывшее княжье! – с ненавистью подумал Дмитрий. – Страха ради татарского и корысти ради перед ханом на брюхо падаете и ему предаете Русскую землю! Все вам ярлыки гребтятся: за великое княжение либо за иную ханскую подачку рады вы пойти на самое злое дело, – катами стать и отчизне своей и всему христианству. Али не так выказали себя ныне Рязанский – да Нижегородские князья? Ну, еще пождите: ежели по-доброму нельзя вас научить чести и разуму, – я так выучу, что станете меня бояться пуще, нежели хана!»
Но Дмитрий понимал, что сейчас перед ним стоит другая задача: надо было не мешкая приступать к восстановлению разрушенной Москвы, и прежде всего – очистить ее от множества трупов, которые уже давно начали разлагаться, отравляя воздух непереносимым зловонием. Спасаясь от него, все уцелевшие жители столицы, едва отошла орда, – разбрелись по окрестным селам.
Несколько дней выносили из города мертвых и хоронили их в братских могилах, тут же, возле самых стен. В каждую яму клали на круг по пятьсот тел, и, чтобы предать земле всех убиенных, ям этих понадобилось вырыть, без одной, полсотни. —
Летописи указывают, что за погребение каждых восьмидесяти трупов Дмитрий Донской платил по рублю и что всего израсходовано на это триста рублей, – значит, убитых было в Москве 24 000 человек.
ГЛАВА 25
Тое же осени съеха Киприян митрополит с Москвы на Кыев, разгневася бо на него великый князь Дмитрей Ивановичь того ради, яко не сидел в осаде на Москве, и послал по Пимена митрополита и приведе его из заточения на Москву, на рускую митрополию.
Московский летописный свод
Дмитрий Иванович не терпел медлительности в делах своих. Умение быстро проводить в жизнь принятые решения, – даже не останавливаясь перед крутыми мерами, – было одною из основных особенностей его характера. И это значительно ускорило восстановление Москвы: едва начали очищать город от трупов, он уже разослал по всем окрестным селам повеление рубить лес и заготовленные ^бревна свозить в Москву. Каждому селу был дан определенный урок, который надлежало, под наблюдением княжеских предстателей, выполнить в течение десяти дней.
Строительные материалы начали поступать немедленно, и тысячи людей – крестьян и воинов – под руководством опытных мастеров, приступили к отстройке города и посада. Дмитрий сам с утра до ночи был на ногах, поспевал всюду, и дело спорилось быстро.
Прежде чем распустить по домам собранные в северных землях ополчения, Дмитрий Иванович решил использовать их для того, чтобы наказать за предательство вероломных князей. Московская рать, под начальством князя Боброка-Волынского, вошла в Рязанскую землю, только что ограбленную отходившей ордой Тохтамыша, и без всякой жалости подвергла ее еще более жестокому опустошению. Князь Олег Иванович, едва успевший возвратиться из Литвы, снова бежал, и московское войско, как гласит летопись, «землю его всю до, остатка взяше и пусту сотвориша, и огнем пожгоша, и мнози люди в полон уведоша, и пуще ему стало, нежели от татарской рати».
Расправившись с Рязанщиной, Дмитрий Иванович хотел той же участи подвергнуть и Суздальско-Нижегородское княжество. Но узнав о его намерениях, князь Дмитрий Константинович поспешил отправить к нему послов с изъявлением полной покорности и с покаянной. Он оправдывался тем, что Тохтамыш захватил его сыновей силою и, посылая их на переговоры с осажденными москвичами, поклялся, что в случае удачи он и в самом деле пощадит Москву. И что. когда он клятву свою нарушил, – князья Семен и Василий так смело обличали и корили хана, что в гневе он их домой не
отпустил, а увел пленниками в Орду. В заключение, ссылаясь на то, что сам он лежит на смертном одре, Нижегородский князь униженно просил сложить гнев на милость и пощадить его земли.
И, вняв мольбам своего умирающего тестя, Дмитрий Донской, – хотя и не очень всему этому верил, – повелел Боброку-Волынскому вести войско назад, в Москву.
К началу октября Москва уже была полностью очищена от следов пожара и разрушений. Многие не сильно пострадавшие здания были починены, другие быстро отстраивались, торговая площадь ожила, и в городе начал налаживаться обычный порядок. Главные храмы московские, снаружи еще покрытые гарью, внутри были очищены и прибраны, в них снова стало возможным совершать богослужения, но митрополит Киприан продолжал оставаться в.Твери, куда он отправился, покинув осажденную Москву. Среди москвичей это вызывало недоумение и ропот…
– Когда же такое было видано на Руси? – говорили в народе. – В грозный час владыка наш первым утек, а ворочаться ладит последним! Хоть бы поспешал помолиться над прахом убиенных христиан да освятить наши алтари, оскверненные погаными!
Но текли дни и недели, а Киприан не возвращался. От встречи с московским государем он хорошего не ждал, а в Твери его окружили пышностью и лестью, которые владыка любил. Князь Михаила Александрович всячески его обхаживал, думая переманить из Москвы в Тверь, ибо сейчас, в связи с нашествием Тохтамыша и ослаблением Дмитрия, у него снова воскресли надежды на великое княжение над Русью. И поддержка главы русской Церкви могла оказать ему в этом немалую помощь.
Наконец выведенный из терпения Дмитрий послал в Тверь своих бояр Семена Тимофеевича Вельяминова и Ми-хайлу Ивановича Морозова, с наказом митрополиту выехать в Москву.
Киприан прибыл к середине октября и великим князем был встречен сурово.
– Что же ты, отче, – сказал ему Дмитрий, не подходя под благословение, как то было в обычае, и даже не предлагая владыке сесть, – столько лет домогался московской митрополии того лишь ради, чтобы ныне эдак осрамиться перед целой Русью?
– В" чем срам мой, княже? – побагровев, спросил митрополит. – В том ли, что я, претерпев оскорбления черни, вывез
жену твою и новорожденного сына из Москвы и тем,спас их от верной погибели?
– Ты мне женою и сыном глаза не отводи! Их и без тебя нашлось бы кому вывезти. Да, может, и увозить бы не было нужды, ежели бы ты долга своего не позабыл! Я тебе Москву оставил, дабы ты держал в ней порядок и архипастырским словом своим крепил сердца людей. А ты что сделал? – Покинул паству свою и святыни наши на поругание татарам и первым убег, прикрывшись княгининой юбкой! И не чернь тебя оскорбляла, а московский народ проводил тебя, бегуна, как ты того заслужил! Это ли не срам?
– Опамятуйся, Дмитрей Иванович, и обуздай язык свой! Ибо не токмо со служителем Божьим говоришь, но с князем Церкви и с первоиерархом русским! И не тебе, сыну моему
; духовному, судить меня!
г – С тобою в этот час не сын твой духовный говорит, а государь русский, коему ты подвластен! За ослушание и за: измену не токмо судить, но и казнить тебя могу. Так бы и надобно сделать! Не сделаю потому лишь, что не одному тебе, 1 а всей Церкви православной причинил бы я тем ущерб. Но стал ты мне гадок и видеть тебя здесь не хочу! Чужак ты нам по крови, и русской души тебе не понять, инако не стал бы ты во дни нашей великой скорби сидеть в Твери, поколе тебя оттуда силой не вытащили! Не такой отец духовный нам надобен. Наши русские святители в страде земной всегда бывали своему князю первыми помбжниками и себя не жалели. Тебе же литовские князья милей, – вот и съезжай отсюда в обрат, на Литву, а мы тут и без тебя управимся!