Звезды Эгера - Гардони Геза (полная версия книги .TXT) 📗
— И я с тобой! — ответил Гергей.
— Ведь если уж на то пошло, мы сейчас здесь, дома, не воюем. А там, кто его знает, может, и найдем какую-нибудь лазейку.
— А потерпим поражение — тоже стыда не будет. Главное — попытаться. Кто пытается — тому и удается. А кто не пытается…
— Надо попытать и невозможное. Чем черт не шутит! Но скажи: Тиноди тоже возьмем с собой?
— Как хочешь.
— А Янчи?
— Наша госпожа все равно его не отпустит.
— Что ж, тогда поедем вдвоем. Тиноди пусть останется дома.
— Как хочешь.
— Мы ведь свои головы ставим на карту. Жаль было бы старика. Он сейчас один из самых нужных людей в нашей стране. Ему сам бог велел скитаться и разжигать в сердцах угасающий огонь. Он изливает в песнях всю скорбь нашего народа.
Янчи Терек приоткрыл дверь. На голове у него была широкополая дебреценская войлочная шляпа. Он был в желтых замшевых шароварах и желтых башмаках. В руке он держал хлыст для верховой езды.
Мекчеи только кинул взгляд на Янчи, потом, словно продолжая какой-то рассказ, улыбнулся и махнул рукой.
— Рыжий заяц! А еще жениться вздумал! — И, обернувшись к Янчи, пояснил: — Ты не знаешь его. Впрочем, Гергей, может быть, и рассказывал о нем.
— О ком? — равнодушно спросил Янчи.
— Об Адаме Фюрьеше.
— И на ком же он женится? — спросил Гергей с улыбкой.
— На дочери одного старика с деревянной рукой.
Вся кровь отхлынула от лица Гергея.
— На Эве Цецеи?
— Да-да. Ты что, знаком с нею?
Гергей с каменным лицом уставился на Мекчеи.
— Перестаньте ломать комедию! — сердито сказал Янош и хлопнул себя хлыстом по сапогу. — Вы не об этом сейчас разговаривали. Вы что думаете: я дитя? Нет, я больше не дитя. Нынче ночью я не спал и все думал. А есть такие плоды, которые созревают за одну ночь. За эту ночь я стал взрослым.
Мекчеи с довольным видом посмотрел на него.
— А матушка тебя отпустит?
— Я ничего ей не сказал и не скажу. В Хунядской крепости надо кое-что привести в порядок. Я попрошу, чтобы она поручила это мне.
Мекчеи спросил:
— Стало быть, едем?
— Хоть сегодня. Я потому и оделся так.
— Стойте, — запинаясь, проговорил Гергей, все еще бледный как полотно. — Ты, Пишта, сказал что-то давеча. Это правда или ты нарочно выдумал?
— То, что я сказал о Фюрьеше?
— Да.
— Правда. Старуха Цецеи сама хвасталась, что выдает дочь за лейтенанта королевы…
— Что с тобой? — Янчи пристально взглянул на Гергея. — Ты знаешь ее?
Гергей даже в лице переменился и вскочил с места.
— Как же не знать, когда это моя Эва!
— И твою Эву выдают замуж?
— Да, если это правда. Но я не верю. — И, топая в ярости ногами, Гергей закричал: — Я убью мерзавца Фюрьеша!
Мекчеи пожал плечами.
— Убьешь? А если девушка любит его?
— Не любит!
— Думаешь, ее насильно выдают?
— Наверняка! Уверен в этом.
— Она дала тебе обещание?
— Мы обручены с нею с самого детства!
— В таком случае… — Мекчеи оперся на локоть. — Но если мы даже предпримем что-нибудь, ты все равно не можешь на ней жениться. А что, если они все-таки подружились?
— Ну как ты мог подумать!
Мекчеи пожал плечами.
— Она далеко.
— Она всегда близко. Она в сердце у меня.
— Вы переписываетесь?
— Как же нам переписываться? У меня ведь нет слуги. Будь у меня слуга, так он только и делал бы, что скакал с письмами: от меня к ней и от нее ко мне.
Мекчеи снова передернул плечами.
На крыльце послышались быстрые шаги.
Янчи Терек подскочил к двери и тихо повернул ключ.
В следующий миг кто-то подергал дверную ручку.
Янчи прижал палец к губам.
Стучался младший братишка, а Янчи не хотелось, чтобы он узнал об их замысле.
4
Королева Изабелла провела зиму в Дялу, и даже весна застала ее там.
Оба юноши — Гергей и Мекчеи — через три дня уже были в Дялу. Янчи Терек должен был выехать позднее, чтобы мать не догадалась о заговоре.
Госпоже Терек было известно только, что Гергей уехал вместе с Мекчеи в войска короля Фердинанда и проведет лето среди солдат. А к Деметерову дню он вернется домой.
Юноши к этому времени обсудили уже, что и как им предпринять. Гергей должен прежде всего узнать, любит ли девушка Фюрьеша. Если любит, Гергею не остается ничего иного, как проститься со своими мечтами. А если Эва не любит жениха, Гергея сразу след простынет, Мекчеи же подстроит Фюрьешу такую штуку, что ни одна девушка в Эрдее не захочет выйти за него.
Когда же они закончат в Дялу свои дела, то все трое встретятся в Хуняде и отправятся в Константинополь.
До границы поедут верхом. Янчи оставит при себе деньги, предназначенные для починки крепости, и, кроме того, раздобудет еще сколько удастся. Ведь деньги могут пригодиться для освобождения Балинта Терека. На границе они переоденутся либо дервишами, либо купцами, либо нищими и дальше будут путешествовать пешком, чтобы не привлечь к себе внимания грабителей и бродячих турецких отрядов. Удастся ли, нет ли освободить господина Балинта, но они обернутся за два месяца, а может, даже и раньше, и госпоже Терек не придется беспокоиться за сына.
В Дялу юноши прибыли вечером. Их сопровождал только слуга, которого Мекчеи нанял в Дебрецене. Парня звали Матяшем. Раньше он был табунщиком в Хортобади. Слуга ехал на серой турецкой лошадке, которую оставил себе Мекчеи из пяти захваченных коней.
Подъехав к первому же дому, они окликнули хозяина-румына и попросились к нему переночевать.
Румын понимал по-венгерски, однако прикинулся удивленным и затряс головой. Затряслась на голове и высокая черная шапка.
— Уж не на свадьбу ли вы приехали?
— Понятно, на свадьбу.
— А ежели на свадьбу, то почему же не остановились во дворце?
Юноши переглянулись.
— Я не могу там остановиться, — сказал Гергей, — заболел в дороге.
Он и на самом деле был бледен, точно больной.
— Там остановится только мой приятель, — продолжал он. — А если у тебя комната свободна, я заплачу.
При слове «заплачу» — удивления как не бывало, румын услужливо распахнул перед всадниками калитку.
— А мы еще не опоздали на свадьбу? — продолжал допытываться Мекчеи.
— Как же так «опоздали», баричи! Разве вы не знаете, что свадьба состоится только послезавтра?
— Ты, дружок, притвори дверь, а то в комнате чем-то непотребным пахнет. И оставь нас одних.
Голова Гергея поникла.
— Опоздали!
Мекчеи задумался, потом вздернул плечом.
— Гергей, нам лучше всего уехать отсюда. Одной мечтой меньше, одним испытанием больше.
Гергей встал, встряхнул головой и сказал:
— Нет! С такой легкостью я не отступлюсь от своего счастья. Один день — большой срок. Надо сделать так: я останусь здесь, а ты пойдешь во дворец и смешаешься с толпой гостей.
— А если меня спросят о чем-нибудь?
— Разве Цецеи не пригласил тебя? Главное, чтобы ты встретился с ней и узнал, по сердцу ли ей Фюрьеш. Но этого не может быть! Не может быть! Нет, нет!
— Хорошо, я поеду во дворец и остановлюсь там с Мати, если, конечно, меня примут.
— Скажешь, что тебя пригласил Цецеи. Ведь ты как-никак спас жизнь старику.
— Спас-то, конечно, спас. Впрочем, какую бы мину он ни скорчил, увидев меня, я все-таки остановлюсь во дворце и переговорю с его дочкой. Удастся — так еще нынче поговорю, а нет — поговорю завтра. А не мог бы и ты поехать со мной? Под видом слуги, что ли?
— Нет. Если Эва скажет, что ее выдают насильно, лучше, чтобы меня там не видели… А потом…
— Потом-то уж я надаю оплеух Фюрьешу!
— Ничего не предпринимай, пока не переговоришь с Эвой. А тогда немедленно скачи обратно, и мы посмотрим…
Румынка постелила Гергею мягкую постель, предложила целебное снадобье и мокрый платок на голову. Но больной не лег, не выпил цветочного отвара, не обмотал себе голову мокрым платком. Потрясая кулаками, шагал он взад и вперед по душной комнатке.
