Острее клинка (Повесть) - Смольников Игорь (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Он разлил по стаканам шотландское виски.
Волховский, похоже, был смущен от такого бурного внимания к своей особе. Впрочем, дело было даже не в этом, хотя он и не привык за последние годы, чтобы вокруг него так хлопотали. Впервые после нескольких недель опасных приключений в Сибири, на Дальнем Востоке, в Японии, а затем в Америке, которую он пересек с востока на запад, Волховский находился среди своих, и одно чувство постепенно завладело им, вытесняя все остальное, — он в безопасности, в безопасности, он снова может жить и бороться!
Фанни с интересом рассматривала Волховского.
Он был уже немолод, да и пережитое в ссылке, наверняка, еще больше состарило его. Борода и усы скрывали нижнюю часть лица. Но характер этого человека все равно был щедро раскрыт — в голубых, по-молодому ясных глазах.
Одет он был в кожаную потрепанную куртку и брезентовые штаны, словно ковбой или золотоискатель; был у него вид человека, которому любы и по плечу всякие опасности и невзгоды.
Сергей поднял стакан:
— За твою звезду, Феликс!
Волховский прикоснулся своим стаканом к стаканам Сергея и Фанни.
— Звезду пленительного счастья? — Он улыбался устало и отрешенно. — Да, я снова начинаю жизнь. Но я хочу, чтобы мы выпили не только за меня. Выпьем за тех, кто остался в Сибири. За всех наших друзей, которых мы потеряли. За тех, кто еще вырвется на свободу. За нашу победу, я ведь, как и ты, несмотря ни на что, по-прежнему в нее верю.
Послесловие
Книги Кравчинского скоро завоевали мировую известность. Как свидетельствует исследовательница его творчества Е. Таратута, «Подпольную Россию» рекомендовал Владимир Ильич Ленин для пропаганды истории русского революционного движения.
В. И. Ленин в одной из своих статей о Льве Толстом отмечал, что мировое значение и известность Льва Толстого как художника и мыслителя отражает по-своему мировое значение русской революции, некоторые существенные стороны которой он в своих произведениях выразил. Интересно в связи с этим отметить, что Степняк-Кравчинский связывал интерес к своему творчеству со стороны мировой общественности с важным значением революционных событий, разворачивавшихся в России.
Так, в одном из своих писем жене Кравчинский пытается объяснить теплые чувства по отношению к себе со стороны прогрессивной английской общественности и, в частности, со стороны таких людей, как Фридрих Энгельс и Элеонора Эвелинг (дочь Карла Маркса): «Я понимаю, что мой личный успех похож на успех моей книжки: за мной стоит обширное движение, коего я являюсь так или иначе представителем, не только историографом…»
Это «обширное движение» — борьба революционной России 70-х годов прошлого века против самодержавия — становится главной темой его произведений. Их идейная сила и художественная убедительность как раз и объяснялись тем, что автор был не только «историографом», но и активным участником этого движения.
Его очерков и статей, посвященных русскому революционному движению, ждут многие газеты и журналы разных стран мира. Кроме того, он часто выступает на митингах и собраниях демократической общественности Англии, Франции, Америки.
В Америке Кравчинский прочел цикл лекций об истории революционной борьбы в своей стране. У него завязываются дружеские отношения с выдающимися деятелями западно-европейского и американского демократического и рабочего движения. На первомайской демонстрации в Лондоне в 1890 году он выступает вместе с Ф. Энгельсом и П. Лафаргом…
Небольшой домик Степняка-Кравчинского в лондонском районе Сент-Джонс-Вуд (как раньше дом Герцена в Лондоне) был своеобразным клубом, в котором собирались русские и зарубежные революционеры, а также люди им близкие, деятели литературы и искусства. Кравчинский притягивал к себе своей сердечностью, вниманием и заботой к делам других людей.
Среди его друзей были поляки, венгры, французы, итальянцы, американцы… Он являлся интернационалистом в полном смысле этого слова.
В годы эмиграции он сближается с известными писателями — Б. Шоу, О. Уайльдом, М. Твеном. Э. Л. Войнич, познакомившись со Степняком, стала его преданным другом до конца своих дней. Под его влиянием она пишет роман «Овод»…
На тихой улице лондонского предместья прошли последние годы Степняка. Отсюда он посылал свою обширную корреспонденцию в самые разные города земного шара. Здесь он писал свои книги о России. Но в саму Россию произведения Степняка ввозили нелегально. Его роман «Карьера нигилиста» (теперь он известен под названием «Андрей Кожухов») был напечатан, да и то с цензурными купюрами, только после первой русской революции. А вскоре, когда опять наступила реакция, его запретили.
Вот, например, отрывок из приговора судебной палаты по делу о запрете романа Степняка-Кравчинского в 1912 году:
«Изображая этих последних (революционеров)… людьми благородными и отважными, исполненными неистощимой энергией в борьбе с государственным строем и без колебаний жертвующими своей жизнью на благо народа, автор, касаясь органов правительства, прибегает к таким описаниям и выражениям, которые могут подорвать авторитет власти и должное к ней отношение».
Да, надо сказать, что царские чиновники очень правильно усматривали в этой чисто беллетристической книге Кравчинского большую опасность. Она действительно создавала высоко нравственные и глубоко правдивые образы революционеров и помогала читателям того времени освобождаться от остатков уважения к правительству.
Читателей нашего времени «Андрей Кожухов» привлекает романтикой революционной борьбы и по-человечески прекрасными образами героев. Этот роман может являться ярким художественным подтверждением известной мысли В. И. Ленина о том, что «марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы».
«Андрей Кожухов» — талантливое художественное произведение, в котором писатель нарисовал начало этой великой истории невиданного героизма и жертв.
Главная заслуга романа Кравчинского, как справедливо писала Вера Засулич, заключалась «именно в том, что он восстанавливает перед читателями (имеются в виду читатели конца XIX века) все реже и реже встречающиеся в русской жизни типы прежних нелегальных революционеров». То есть характерные образы революционных деятелей периода «Земли и воли». И, как свидетельствовала далее Засулич, «Андрей Кожухов» — это единственное во всей русской литературе художественное произведение о жизни русских революционеров-народников, написанное человеком, который сам принадлежал к их среде.
Когда «Земля и воля» раскололась на две партии — «Черный передел» и «Народная воля», Кравчинский был уже в эмиграции, но всеми своими силами помогал народовольцам. Однако следует подчеркнуть, что путь идейного развития писателя был путем постепенного преодоления заблуждений. В 1893 году, оценивая прошлое народовольцев, он писал в новом издании «Подпольной России»:
«Жизнь дала много нового в смысле освещения всей этой эпохи как целого, выяснив многие ошибки, разбив многие иллюзии…»
Но еще ранее, когда Кравчинский только принимался за свою первую художественно-публицистическую книгу о революционном движении 70-х годов, он стал преодолевать свойственные ему как бывшему землевольцу иллюзии. Потому-то в «Подпольной России» он и стремился прежде всего рассказать о высоких человеческих качествах своих друзей, о героизме людей обреченного исторически дела. «Чем дальше мы будет удаляться от этого времени, — писал он за два года до смерти, — тем оно будет казаться нам величественнее и тем грандиознее будут возвышаться богатырские фигуры людей, которые вынесли на плечах эту борьбу».
