Большое гнездо - Зорин Эдуард Павлович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Робел Никитка, ступая на княж двор. Думал, не допустит его до себя Всеволод. А тут еще Авраам — стыдно будет перед новгородским мастером.
Но князь допустил к себе и Никитку, и Авраама, ласков был и обходителен, угощал дивными плодами и сладостями из южных стран, до коих сам был великий охотник, слушал не перебивая и со вниманием.
В хоромах было жарко, князь сидел в рубахе, подпоясанной шелковым шнурком, в коротко подстриженной русой бороде блестели седые нити, волосы на голове гладко расчесаны на прямой пробор.
Глаза, устремленные на Никитку, были по-былому добродушны, но плавала в них едва заметная холодинка, которой раньше камнесечец не замечал.
— Слушаю я тебя, Авраам, и радуюсь, — говорил Всеволод. — Любовью к отчине исполнены твои слова. И так думаю: сидите вы оба передо мною — один из Владимира, другой пришел из Новгорода, а нет меж вами вражды.
— Просты и мудры слова твои, княже, — сказал Авраам, кланяясь.— Ехал я из далеких краев, страхов натерпелся на дорогах — самому захотелось взглянуть на дела рук моего собрата... Не отпустишь ли и ты со мною Никитку в Новгород?
— Отпусти, княже, — робко вступил в разговор Никитка.
Всеволод смотрел на него с усмешкой.
— И не проси, — сказал, покачивая головой. — Но не потому не отпускаю я тебя, Никитка, что зло затаил. Есть у меня иная задумка. И знаю, будет она тебе по душе.
— Не томи, княже, — подавшись вперед, взволнованно проговорил Никитка. — Неужто счастье снова оборотилось ко мне ясным своим ликом?
— Шибко-то не радуйся. Прогневил ты Иоанна, — сказал, нарочито хмурясь, Всеволод. — Про то ведаешь...
— Да тебя прогневил ли?
Князь промолчал, тонкими пальцами постучал по изогнутым подлокотникам кресла. Лицо его оставалось невозмутимым.
— Вот тебе мой наказ, — снова заговорил Всеволод, упер немигающие зрачки в Никиткины глаза. — Поставишь новую церковь и монастырь заложишь над Лыбедью... Сможешь ли?
— О чем вопрошаешь, княже? — удивился Никитка.— И церковь поставлю, и монастырь заложу...
— Хочу княгиню порадовать. И собор тот и монастырь в честь ее нареку...
Что встревожило Никитку во Всеволодовом взгляде? Почему вдруг отступила мгновенная радость? Не быстры, как прежде, холодны и неприступны были глаза князя. Устало опустились веки, обмякла ладонь — пальцы лежали на подлокотниках кресла мертво и неподвижно.
— Вот и выходит, что нет тебе пути в Новгород, — сказал Всеволод со слабой улыбкой...
Ушли мастера. И снова тишина водворилась в тереме. С утра оглушила она князя: едва пробудившись, едва открыв глаза, почувствовал он на себе ее мягкое прикосновение.
Поздней ночью, разорванная на куски веселым застольем, пряталась она по темным углам и щелям, и князь не страшился ее. Вино колобродило в его жилах, вокруг сидели раскрасневшиеся бояре, скалили зубы дружинники, суетились слуги, бренчали гусли...
Потом тишина обрела плоть. Падая в пропасть на жесткой лежанке, откинув отяжелевшую голову, князь чувствовал, как она бесшумными волокнами набивалась ему в уши, в рот и в ноздри, залепляла глаза и, зловеще укачивая его, проникала внутрь сквозь кожу расслабленного, немощно распятого на шубе неподвижного тела...
В тишине проявлялись уродливые лики, без крика разевали рты, кривили губы и гримасничали, и из тьмы, из непроницаемого облака, стали сперва робко, а затем все настойчивее просовываться скрюченные пальцы, слепо шарили по его груди и лицу — холодные, неживые, враждебные...
Утром Мария спрашивала, держа голову князя в прохладных ладонях:
— Да что с тобою? Отчего не весел?..
— Снова худо мне, Мария, — отвечал Всеволод. — Совсем худо... Уж не приспело ли? Уж не призывает ли меня господь?..
— Еще что выдумал.
— Неможется мне...
— Отдохни.
— Слабость в руках и ногах: мочи нет... Людей видеть не хочу, — бормотал князь. — Лики страшные приходили в ночи...
— От медов это. Не молод ты — поостерегся бы...
— Сыновья-то неразумны еще, — говорил Всеволод с горечью. — На кого землю свою оставлю?
— Эко заладил одно, — успокаивала Мария, а сама пугалась случившейся в князе перемены. — Поехал бы на охоту... Виданное ли дело — всё в пирах да заботах.
— В ночи-то смутно было. Нынче лики стал различать: будто Давыдку видел, будто Юрия... Не знамение ли это? Не кличут ли меня они на страшный суд?
— Пустое все это. Не верь снам, — угадывая его мысли, сказала княгиня. — Наговорили на тебя худое люди, вот и встревожился.
Глаза князя беспомощно скользили по лицу Марии, ища поддержки.
— Может, сыновей к тебе кликнуть?..— улыбаясь, ворковала княгиня.
— Не до них мне...
— Иоанн в тереме, сам на беседу звал.
— Ты останься.
Мария осталась, слушала горячечную речь князя, прижимаясь лицом к его руке, гладила ему плечо и старалась заглянуть в глаза.
Всеволод избегал ее взгляда, но понемногу смягчился, былые страхи отступали, таяли в свежем утреннем воздухе.
— Добрая ты у меня, — говорил он, начиная отзываться на ласки жены — Сколь уж вместе живем, а не слышал от тебя злого слова. Тяжко тебе со мной?
— Старость — не в радость. Годы-то так и бегут, — говорила Мария. — Давно ли привезли меня во Владимир, Давно ли встречал на дворе, а уж детей-то сколь взрастили... Скоро внуки пойдут.
— Славных народила ты мне сынов... Только вот балуешь их...
— Да как же без баловства? И деревцо, ежели не холить, не баловать, засохнет на корню. Дети они...
— Княжичи.
В ложнице быстро светлело. Убранные морозным узором окна розовели. Мария встала, потушила свечи. Подняла небрежно брошенный на лавку кожух, укутала им плечи мужа, провела ладонью по влажным волосам князя.
— Зови Иоанна, — сказал Всеволод, распрямляясь.
— Поспать бы тебе еще...
— Будя, наспался уж, — отмахнулся князь.
Мария бесшумно вышла. На пороге появился Иоанн. Лицо свежо, в глазах — сытость и довольство. «Засиделся во Владимире-то», — подумал Всеволод, разглядывая епископа.
Иоанн прищурился, перекрестил князя, подбирая полы длинной однорядки, сел против Всеволода, сложил тяжелые руки на коленях. Ждал.
— Новостей не слышу из Новгорода, — сказал князь с раздражением. — Почто Словиша молчит?
— Ефросим пришел ко владыке, — медленно произнес Иоанн.
Всеволод вскинул глаза, тяжелым взглядом пронзил епископа:
— Позже всех узнаю...
Иоанн мягко сказал:
— Не серчай, княже. Вечор прибыл гонец. Тебя беспокоить не стали.
— Говори, — коротко бросил Всеволод.
Иоанн усмехнулся:
— Бунт велик был в Новгороде. Сказывают, толпы пришли на Владычный двор. Мартирий укрылся в хоромах. Бесновался игумен, обвинял владыку в подлоге. После сам молебен служил в Софийском соборе...
Всеволод оживился, вскочив, прошелся по ложнице из конца в конец. Сцепив руки за спиной, остановился перед епископом. Теперь, когда он стоял вблизи, лицо Иоанна уже не казалось ему таким самодовольным и сытым: синие подглазины, на лбу — мелко собранные морщины, выдавленная через силу улыбка печальна и слаба.
— О чем думаешь, княже? — обеспокоенно спросил епископ.
— Недолго осталось ждать, — словно не расслышав его вопроса, проговорил Всеволод.
— Чего ждать-то? — не понял Иоанн.
— Ты в Ростов скачи,— вдруг быстро заговорил Всеволод, пригнувшись почти к самому его лицу. Дышал тяжело и неровно. — Шли людишек своих к Ефросиму. Пущай беспокоят старца, пущай нашептывают: князь Всеволод, мол, за тебя. Мартирию не место во Владычных палатах, Рюрику не до него. А у иных князей и без того хватает забот... Мирошку Словиша побеспокоит. Скачи.
— Не угнездится Ефросим на Софийской стороне, — покачал головой епископ. — Без бояр на владычный стол ему не сесть. Людишки побунтуют и разойдутся по домам. Плохо кончит игумен.
— Про то и без тебя ведаю, — сказал Всеволод. — Нешто вижу я Ефросима на Софийской стороне?.. Он кашу заварит. Владыке ее расхлебывать. А Боярскому совету решать, кого брать к себе на княжение. Покуда на меня не обопрутся, не знать им спокойного житья. Придут, поклонятся. Я же дам им Ярослава...
