Траян. Золотой рассвет - Ишков Михаил Никитич (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Паренек состроил потешную гримасу – видимо, решил изобразить, что задумался. Изобразил неумело – это Ларций отметил сразу. Наморщил лоб, сунул палец в рот, принялся сосать его, затем будто что?то вспомнил – глаза у него широко открылись, он энергично потер руки. С таинственным видом сообщил, что есть здесь одно местечко, где местные общины хранят добычу и всякое награбленное у соседей имущество. На вопрос, чего ради он предает своих, Лупа заявил, что «эти, с севера, им, заклятые враги. Сколько раз они грабили стада отца, его братьев и дядьев. Сколько раз умыкали женщин из наших селений, так что месть для него будет сладкой».
Он помолчал, насупился, затем, словно сообщая великую тайну, признался – мать у него италийка. Более того, римлянка. Она приехала навестить родственников на границе, и отец во время набега через Данувий взял ее как военную добычу. Так что до этих местных дикарей, добавил парнишка, ему дела нет.
Лонг с глуповатым видом слушал паренька. Наконец, до него как бы дошло.
— А–а, ты хочешь отомстить?
— Ну да, – кивнул парнишка. – И заработать.
Префект нахмурился, пожевал губами и изрек.
— Хорошо, я подумаю. С наградой не обделю. Если попытаешься обмануть меня, будешь наказан. О золоте помалкивай, – и приложил палец к губам.
Лупа понимающе кивнул.
Выступили в полдень третьего дня, когда два следопыта из даков, служивших в римской армии и обследовавших окрестности лагеря вернулись и доложили, что место глухое. Правда, ничего подозрительного они там не обнаружили – ни человечьих следов, ни поломанных веток или приготовленных к обрушению камней, тем не менее, ущелье очень удобно для устройства засады. Все это время Буридава и Лупу по приказу Ларция держали взаперти, хорошо кормили.
В передовом отряде, с которым Лонг отправился в путь, насчитывалось пять десятков всадников. Каждого Ларций отбирал лично – большинство было из конной гвардии. Ларций также взял с собой нескольких испанцев, особенно метко стрелявших из луков, а также самых ловких балеарских пращников. Все воины имели опыт подобных вылазок. Опасность Ларций не скрывал, большой награды не сулил, сразу предупредил – ребята, это дело добровольное. Желающих вызвалось столько, что впервые за все время похода Лонг почувствовал прилив той, казалось бы, забытой, навсегда скомканной благодарности к товарищам по оружию, которая единственная придает силы в бою и дает уверенность в победе.
Уже в пути, во время ночевки Ларций вызвал проводников в свою палатку и предложил подробнее рассказать о Медвежьем урочище. Расспросил, долго ли им еще идти, и какие есть приметы, чтобы не сбиться с дороги. В конце поинтересовался – может, нет там никаких сокровищ? То есть, идолы есть, а золота нет. Тогда чего ради тащиться в такую даль? Может, лучше отправить десяток всадников – пусть проверят окрестности на возможность обхода римского лагеря, и можно двигаться дальше на север? Лупа принялся горячо убеждать префекта, что добычи в урочище не меряно. Буридав поддержал его.
— Золото есть, и взять его легко. Если послать рядовых, они все попрячут и скажут, что ничего не нашли.
Ларций задумался, пожевал губами. Сделал вид, что этот довод убедил его. Наконец он подозрительно глянул на Буридава и спросил.
— Ты сам золото видел?
— Сам нет, но верные люди говорили, что повозки не хватит вывезти его.
— С огнем играете, – предупредил префект.
Отослав проводников и поручив страже бдительно охранять даков, он тайно отослал в главный лагерь гонца с чертежом местности и распоряжениями насчет маршрута, какого должен придерживаться отряд поддержки. Поутру всадники, ведомые Лупой и Буридавом, которым предварительно надели ошейники и пустили вперед на длинном кожаном поводке, вошли в Медвежье урочище.
Была середина июля, месяц Цезаря!
Ущелье поражало своей дикой, таинственной красотой. Округлые вершины гор покрывала шерстка лесов. Лишь кое–где в зеленоватой дали посвечивали светлые, в желтизну, кручи и – редко – длинные, шершавые языки осыпей. Ближе заросли плюща и хмеля живописно оттеняла угрюмые и холодные скалы. Купы деревьев отмечали извивы вертлявой горной речки. Перебираясь с правого на левый берег, затем возвращаясь на правый, отряд забирался все выше и выше в горы. Лучники–испанцы и пращники с Балеарских островов, заметно пообтесавшиеся за эти два года, приодевшиеся, но все равно босые, внимательно следили за склонами и держали оружие наготове. По ходу Ларций время от времени подал условленный знак, и несколько воинов, соскользнув с коней, незаметно отделялись от колонны и растворялись в лесу, между скал или в зарослях кустарника.
К полудню, преодолев несколько ущелий, в которых река вскипала, бросалась на скалы, и путь суживался до узкой, заваленной камнями полоски, отряд добрался до широкой, разбежавшейся в обе стороны котловины. Перед ними открылась обширная, покрытая цветущим разнотравьем впадина. Здесь река разделялась на несколько рукавов, крайний правый из которых бился в крутой скалистый утес, уступом врезавшийся в луговину. Два других потока обтекали высокий холм, на котором возвышались огромные, неказистые каменные столбы. Подножие холма густо поросло кустарником. С левой стороны ограничивающие долину склоны полого и проходимо поднимался вверх, где затем упирались в крутые обрывы.
На выходе из узости, через которую отряд выбрался в долину, Ларций подозвал всадника, который держал повод с проводниками. Тот подергал за кожаный ремешок и, когда проводники обернулись, жестом указал им на префекта. Те рысцой бросились к начальнику, всаднику пришлось несколько придержать их, чтобы перехватить повод из одной руки в другую.
— Что там? – спросил Ларций и указал на холм.
— Хвала Залмоксису, господин, – доложил Буридав. – Добрались наконец.
У пожилого дака отчаянно потела лысина. Он поминутно вытирал ее, время от времени дергал себя за ус. Был взволнован, смотрел радостно, с готовностью услужить. Лупа наоборот погрустнел, не знал, куда деть руки.
Ларций презрительно оглядел их, прикинул – может, пора уже отправить негодяев к этому, как его, Залмоксису.
— Смотрите, если там не будет золота… – предупредил он.
— Будет, господин, будет, – обрадовано, скороговоркой затараторил Буридав. – Столько золота, столько золота, что сразу не унесть, не увезть. Господин будет доволен, господину будет хорошо…
— Веди, – прервал его Ларций.
Не спеша добрались до холма. Изнутри святилище представляло собой установленные по кругу грубо обтесанные камни. Вершина холма была сглажена и застлана каменными плитами, на которых отчетливо различались вырубленные в камне прямые линии, образующие запутанную паутину. На установленных стоймя ритуальных камнях были навешаны всевозможные украшения из золота и серебра, а также монеты, блюда и римские наградные медали. Кое?что было сложено небольшими кучками в пересечении прямых линий. Добыча оказалась скудной, она вполне уместиться в дорожную кожаную суму, в которой всадники обычно возят запас воды. Но даже эта небольшая груда драгоценного металла произвела ошеломляющее впечатление на римских воинов. Многие из них, не дожидаясь команды, начали спешиваться, лихорадочно рыскать между камнями. Опасная экспедиция, которую начальство называло разведывательной и куда отбирали исключительно добровольцев, вдруг обернулась прогулкой с весьма неожиданным и веселящим душу окончанием. Ларций едва успел привести в чувство бойцов – те уже принялись навешивать на себя цепи, браслеты, хвастать диадемами, явно добытыми за Данувием, – как справа, на кромке откоса появился огромного роста, с длинными до середины груди усами, дак в островерхом сарматском шлеме–шишаке. Грудь его прикрывала римская лорика – чешуйчатая кольчуга, которую очень ценили римские центурионы. Он некоторое время пристально, приложив ладонь к глазам, присматривался к непрошеным гостям, затем завыл.
Ему ответили Буридав и Лупа. Со стороны узкого прохода, через которую отряд проник в котловину, тоже донесся волчий вой. Там внезапно обозначилась несколько десятков вооруженных людей. Толпа варваров принялась отчаянно голосить и размеренно бить кривыми дакскими мечами в огромные кованные шиты.
