Второго Рима день последний (ЛП) - Валтари Мика (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Латиняне могут свободно перемещаться по всему дворцу. Поэтому Мануэль попросил меня проводить его в покои Порфирогенеты. При этом он бросил на меня хитрый взгляд и сказал:
– Раньше никто из низкорождённых не мог осквернить этот паркет. Но мои ноги хотя бы греческие, и поэтому более достойные, чем ноги латинских конюхов.
Мы поднялись по древним мраморным ступеням на верхний этаж и вошли в комнату, стены которой были покрыты отполированным до блеска порфиром. В комнате ещё стояло отделанное золотом ложе с двуглавыми орлами, но все мелкие предметы были разворованы. Я смотрел на эту холодную, ограбленную комнату и вдруг понял, что уже ни один кесарь не родится в Константинополе.
Мануэль с любопытством отворил узкую дверь и вышел на каменный балкон.
– Десять раз я смиренно стоял там внизу в людской толпе и ждал известие о разрешении императрицы. Старый кесарь Мануэль имел десять детей. Константин – восьмой. Только трое сыновей ещё живы, но ни один из них не имеет сына. Такова воля и приговор божий.
Произнося эти слова, он поглядывал на меня из-под седых кустистых бровей глазами в красных окоёмах, и вид его был крайне загадочный.
– Меня это не касается,– произнёс я с неохотой.
– Никогда не думал, что наступит день, и я окажусь здесь, наверху,– продолжал Мануэль, не обращая внимания на мои слова. – Но превратить человека в кесаря сам порфир не может. Это домыслы. Я слышал, что некоторые женщины при родах сжимают в руке кусочек порфира из этой комнаты на счастье.
Он указал пальцем в тёмный угол комнаты. Я увидел, что во многих местах от порфира отколоты кусочки. На мгновение я снова стал ребёнком в опоясанном стенами Авиньоне. Солнце Прованса грело мне темя. Я держал в руке осколок камня, который нашёл в сундуке моего отца.
– Ты увидел привидение, господин? – тихо спросил Мануэль. Он опустился на колени словно бы для того, чтобы осмотреть тот угол комнаты, но в то же время и передо мной, и обратил ко мне своё старческое лицо. Его серые щёки дрожали или от чрезмерного волнения, или от сдерживаемого плача.
– Вспомнил отца,– коротко бросил я. Теперь мне уже не казалось странным, что его ослепили. Наверно, он был слишком доверчив в этом мире жестокости и страха.
Мануэль прошептал:
– Господин, мои глаза плохо видят, ведь я уже стар. Или это блеск пурпура ослепил меня? Позволь мне коснуться твоей стопы.
Он протянул руку и с благоговением коснулся моей ноги.
– Пурпурные башмаки,– произнёс он. – Пурпурные башмаки.
Но такой жуткой в этой глухой тишине была комната, где рождались кесари, что Мануэль вздрогнул и обернулся, будто испугался, что нас подслушивают.
– Ты снова пил,– бросил я резко.
– Невозможно противиться крови,– прошептал он. – Кровь всегда знает своё происхождение и возвращается к истокам. Даже если ей приходится долго блуждать от одного тела к другому. Но наступает день и она возвращается.
– Мануэль,– сказал я. – Верь мне. Время ушло. Моё королевство уже не на этой земле.
Он склонил голову и поцеловал мои стопы, так что мне пришлось оттолкнуть его коленом.
– Я старик, бормочущий от выпитого сверх меры вина,– сказал он. – Голова моя забита старыми домыслами. Я вижу то, чего нет. Но в мыслях моих нет ничего дурного.
– Наши вымыслы и наши видения будут погребены упавшими стенами,– произнёс я. – Пусть же через столетия незнакомец увидит их среди праха, взметнувшегося под его ногами, когда он будет попирать камни, отколовшиеся от этих стен.
Когда Мануэль, наконец, ушёл, я вернулся на стену и опять направился к Джустиниани. Страшно было видеть, какие огромные выломы появились за несколько дней в стене по обеим сторонам от ворот святого Романа. Насыпан высокий земляной вал. На вершине стены вместо снесённых зубцов установлены ящики и бочки с землёй. Весь день небольшие отряды турок прорываются ко рву, чтобы бросать в него вязанки хвороста, камни и брёвна, в то время как стрелы лучников и камни пращников вынуждают обороняющихся искать укрытие. У Генуэзцев Джустиниани уже есть потери, несмотря на доспехи. Каждый из них равен десяти, нет, пятидесяти нетренированных греков. Каждый из них незаменим.
18 апреля 1453.
Никто не думал, что турки проведут свой первый настоящий штурм сегодня ночью. Скорее всего, они хотели, используя внезапность, захватить наружную стену у ворот святого Романа. Атака началась скрытно через два часа после захода солнца. Под покровом темноты турки подкрались ко рву и положили на него штурмовые лестницы. Если бы обороняющиеся не были, как раз, заняты устранением повреждений в стене, нанесённых пушками в течение дня, атака могла бы оказаться успешной. Но тревогу подняли вовремя. Затрубили трубы на стене, зажглись смоляные факелы и в городе зазвонили колокола.
Когда попытка застать нас врасплох провалилась, в турецком лагере тоже зазвучали большие и малые трубы, а атакующие подняли такой пронзительный крик, что его слышно было по всему городу. Длинными крючьями они срывали временные зубцы со стен и разрушали всё, что только могли, одновременно пытаясь поджечь мешки с сеном и шерстью, висящие вдоль стен. Бой длился четыре часа без перерыва. Турки приблизились к стене и в других местах, но главная атака была направлена на участок Джустиниани.
Шум и неразбериха были столь велики, что в городе люди полураздетыми выбегали из домов на улицы. Когда я спешил из Блахерн к Джустиниани, то увидел кесаря Константина. Он был смертельно перепуган, плакал и считал, что город уже пал.
В действительности, лишь небольшой кучке турок удалось взобраться на вершину стены. Там их быстро вырезали в рукопашной схватке закованные в железо солдаты Джустиниани, которые, как живая железная стена, преградили им путь. Когда турки подняли штурмовые лестницы, то они тут же были перевёрнуты длинными шестами. На толпы нападающих под стеной лили кипящую смолу и расплавленный свинец. Турки понесли тяжёлые потери и утром горы трупов лежали под стеной. Но среди трупов нашли лишь нескольких янычар, и стало ясно, что султан в этой попытке застать обороняющихся врасплох, использовал лишь наименее боеспособные лёгкие отряды.
И всё же, когда турки отступили, многие из людей Джустиниани были настолько утомлены, что упали там, где стояли и уснули. Кесарь Константин, делавший обход сразу после битвы, вынужден был лично будить многих часовых. Джустиниани заставил греческих рабочих спуститься к подножью наружной стены и очистить ров от всего того мусора, которым турки пытались его заполнить. Многие нашли там свою смерть, потому что турки, мстя за неудачу, стреляли из пушек в темноте.
Утром тридцать турецких галер из порта Пилар подошли к цепи-запору. Но до морского сражения между высокими, как горы, венецианскими галерами и лёгкими кораблями турок дело не дошло. Они обменялись лишь несколькими пушечными выстрелами, после чего турецкие корабли вернулись в свой порт.
Днём султан приказал установить несколько больших бомбард на взгорье за Пера. Их первые выстрелы попали в генуэзское судно и затопили его вместе с грузом и оснасткой стоимостью пятнадцать тысяч дукатов. Генуэзцы из Пера немедленно заявили протест по поводу нарушения их нейтралитета. Бомбарды стоят на территории Пера и, кроме того, несколько других ядер угодили в жилые дома и убили женщину в городе. Султан пообещал, что после осады компенсирует все убытки, понесённые генуэзцами в Пера, и заверил их в своей дружбе.
Но цели своей он достиг. Венецианским галерам пришлось отступать от цепи к берегу, в угол между башней и портовой стеной Пера, где их не могли достать выстрелы из бомбард. В порту собралось множество народа, чтобы поглазеть на эту необычную стрельбу. Снаряды бомбард падали преимущественно в море и вздымали высокие столбы воды.
Несмотря ни на что, настроение людей поднялось. Они полны надежды и энтузиазма: успешное отражение штурма придало уверенности всем. К тому же, Джустиниани приказал распространить преувеличенные слухи о потерях турок. Мне же он сказал:
