Сальватор. Том 1 - Дюма Александр (читать книги без txt) 📗
Нам лишь осталось прибавить, что г-н Сарранти под охраной двух жандармов переговаривался время от времени с сыном и адвокатом, облокачиваясь на барьер. Теперь мы во всех подробностях описали обстановку, в которой проходило это печально-торжественное заседание.
Как мы уже отмечали, дело слушалось уже третий день.
Заседание, на которое мы пригласили читателей, будет, очевидно, последним.
Расскажем вкратце о том, что происходило в первые два дня.
После предварительных формальностей был зачитан обвинительный акт, который мы не приводим, однако те из наших читателей, что интересуются подобными документами, смогут его найти в газетах того времени.
Из этого акта следовало, что г-н Гаэтано Сарранти, бывший военный, родом из Аяччо, что на Корсике, сорока восьми лет, офицер Почетного легиона, обвинялся в том, что в ночь с 20 на 21 августа 1820 года совершил кражу со взломом, в результате чего из секретера у г-на Жерара исчезли триста тысяч франков, а также убил служанку г-на Жерара и похитил или убил двоих его племянников – во всяком случае, ни их следов, ни их трупов до сих пор не обнаружено.
Перечисленные выше преступления предусматривались статьями 293, 296, 302, 304, 345 и 354 Уголовного кодекса.
После того как был зачитан обвинительный акт, обвиняемого допросили по форме, и он ответил ОТРИЦАТЕЛЬНО на все предложенные ему вопросы, причем оставался невозмутим, и лишь однажды его лицо исказилось болью, когда он услышал о том, что дети либо умерли, либо исчезли.
Адвокат г-на Жерара решил, что смутит г-на Сарранти, когда спросит, почему тот столь поспешно покинул дом, в котором его принимали как дорогого гостя; однако г-н Сарранти в ответ заметил только, что о заговоре, одним из руководителей которого он являлся, стало известно полиции и согласно инструкциям, полученным от императора, он должен был встретиться с г-ном Лебастаром де Премоном, французским генералом на службе у Ранджет-Синга.
Затем он рассказал о том, как, следуя заранее намеченному плану, он вместе с генералом вернулся в Европу и попытался, действуя в согласии с королем Римским, похитить последнего из Шенбруннского дворца; однако, как он узнал после своего ареста, план этот не удался, о чем он искренне сожалеет.
Итак, отвергая обвинение в краже и убийстве, г-н Сарранти сам сознавался в оскорблении его величества, иными словами – уклонялся от эшафота, грозившего ему расправой за уголовное преступление, но сам готов был положить голову на плаху за преступление политическое.
Однако это не входило в намерения его судей. Господина Сарранти хотели судить как гнусного вора, подлого убийцу, который жаждет завладеть обагренным кровью наследством двух несчастных малюток, а вовсе не как политического заговорщика, который, рискуя жизнью, мечтает заменить одну династию Другой и с оружием в руках отстоять иную форму правления.
Председатель не дал г-ну Сарранти говорить, когда тот попытался дать свои объяснения.
Дело в том, что речь г-на Сарранти захватила всех присутствовавших, а вместе с ними и самого председателя, вопреки его воле.
Потом слово взял г-н Жерар.
Наши читатели помнят, с какими показаниями он выступил перед мэром Вири на следующий день после преступления. Теперь он слово в слово повторял свое свидетельство. И мы не станем пересказывать то, что уже известно читателю.
Первое заседание завершилось показаниями свидетелей обвинения – нескончаемым панегириком г-ну Жерару, рядом с которым, если верить выступавшим, святой Венсан де Поль был лишь ничтожным эгоистом.
Первым давал свидетельские показания мэр Вири. Читатель уже имел случай познакомиться с этим славным малым. Его ввело в заблуждение смущение г-на Жерара, когда тот рассказывал ему о случившейся трагедии: простак принял оцепенение преступника за ужас жертвы. Потом были заслушаны показания четырех или пяти крестьян, фермеров и землевладельцев из Вири; все они имели с г-ном Жераром дела по сдаче земель в аренду, по продаже или покупке земли и утверждали, что во всех сделках г-н Жерар проявлял себя как человек пунктуальный и исключительно честный.
Кроме того, были заслушаны еще двадцать или двадцать пять свидетелей из Ванвра или Ба-Медона, то есть все те, кто не раз имели случай убедиться (с тех пор как он жил среди них)
в доброжелательности и щедрости г-на Жерара.
Несомненно, наши читатели помнят главу под названием «Деревенский благодетель» и поймут, какое впечатление должен был произвести на судей рассказ о добрых деяниях честнейшего г-на Жерара, особенно о последнем, едва не стоившем ему жизни.
Когда г-на Сарранти спросили, что он думает обо всем вышесказанном, тот с военной прямотой отвечал, что знает г-на Жерара за честного человека и что г-н Жерар, должно быть, просто введен в заблуждение, выдвигая против него, Сарранти, столь жестокое обвинение.
На что председатель заметил:
– Что же вы можете сказать в свое оправдание и как объясняете кражу ста тысяч экю, смерть госпожи Жерар и исчезновение детей?
– Сто тысяч экю принадлежали мне, – заявил г-н Сарранти, – или, говоря точнее, эти деньги мне передал на хранение император Наполеон. Всю сумму мне вернул сам господин Жерар. Что касается убийства госпожи Жерар и исчезновения детей, то об этом я ничего сказать не могу: в тот момент, как я покинул замок, госпожа Жерар пребывала в добром здравии, а дети играли на лужайке.
В это было трудно поверить, и председатель бросил взгляд на судей – те многозначительно покачали головами.
Что касается Доминика, во все время судебного разбирательства он был словно в лихорадке. Он вставал, снова садился, теребил полу отцовского редингота, раскрывал рот, будто хотел заговорить, потом вдруг у него вырывался стон, он вынимал из кармана платок, вытирал взмокший лоб, ронял голову на руки и часами оставался недвижим, подавленный своим горем.
Нечто подобное творилось и с г-ном Жераром. И для присутствовавших оставалось загадкой, почему он пристально следит не за Сарранти, как можно было ожидать, а не сводит глаз с Доминика.
Когда Доминик вставал, г-н Жерар тоже поднимался, словно подталкиваемый пружиной; стоило Доминику открыть рот, как по лицу истца струился пот и казалось, что г-н Жерар вот-вот лишится чувств.
Эти два человека будто соперничали в бледности.
Так разыгрывалась эта таинственная сцена, понятная лишь двум исполнявшим ее актерам, как вдруг неожиданное происшествие нарушило стройный хор похвал, звучавших в адрес г-на Жерара.
Восьмидесятилетний старик, бледный и худой, словно воскресший Лазарь, откликнулся на зов судьи и вышел к барьеру неспешным, но ровным шагом, отдававшимся под сводами зала, будто поступь командора.
Это был старый садовник из Вири, отец и дед огромного семейства; он ухаживал за цветами в замке около сорока лет.
Читатели помнят, что именно на нем Урсула решила испытать свою власть, заставив г-на Жерара выгнать ни в чем не повинного старика.
– Не знаю, кто совершил убийство, – проговорил старик, – знаю только, что убитая была женщина злая: она завладела помыслами этого человека, который не был ей мужем, зато она мечтала стать его женой (он указал на г-на Жерара). Она его соблазнила, оказывала на него влияние, не знавшее границ.
Я убежден: она ненавидела детей и могла сделать из этого человека все, что хотела.
– Вы можете привести какой-нибудь факт? – спросил председатель.
– Нет, – отвечал старик. – Просто я сейчас слышал, как все хвалили господина Жерара, и счел своим долгом (ведь мне восемьдесят лет и я повидал на своем веку стольких людей!)
сказать, что я думаю об этом человеке. Служанка мечтала стать хозяйкой. Возможно, дети ей мешали. Даже я ей мешал!
Доминик слушал старика с торжествующим видом, зато г-н Жерар смертельно побледнел. Губы у него тряслись, зубы стучали от страха.
Заявление старика произвело сильное впечатление на всех находившихся в зале.
Председатель был вынужден призвать публику к порядку и напутствовал старика такими словами:
