Дело султана Джема - Мутафчиева Вера (читать бесплатно полные книги txt) 📗

Я давно служил Баязид-хану, но, уверяю вас, никогда еще не был свидетелем такой откровенности. Баязид-хан, как и велит обычай, был скуп на слова. Видимо, тот наш разговор многое значил для султана, и он желал увериться, что я буду действовать по убеждению.

– Положись на меня, мой султан! – ответил я.

– Твое посольство имеет и другую сторону, Хусейн-бег. Ты не только условишься с Орденом о годовом содержании Джема; ты заключишь на этот счет с магистром тайный письменный договор. Мне нужна подпись Д'Обюссона под документом, который уничтожит его в глазах мира. Этим документом я буду держать его так, как не могла бы держать даже цепь.

– А если он откажется, мой султан? В конце концов просим ведь мы, а не они.

– Не откажется, это сорок пять тысяч. Ради такой горы золота человек переступит через большее, чем незапятнанное имя. Впрочем, без договора не возвращайся, Хусейн-бег.

Так звучали веления Баязид-хана. Он высказывал их как бы мимоходом, но мы знали, что от этого они не становятся менее обязательными. Даже наоборот.

– Не сказал бы, что на этом твоя задача кончается. Хусейн-бег, – продолжал султан. – Будучи на Родосе, ты выразишь желание поехать во Францию, дабы собственными глазами удостовериться, что мой брат жив и нам есть за что платить. Пусть монахи не привыкают получать деньги под честное слово! Передашь Джему мое письмо – можешь прочесть его, оно полностью повторяет прежние. Но коль скоро мы желаем видеть Джема, надо иметь на руках нечто для передачи ему, не так ли?

Я молча кивнул. Моя задача теперь представлялась мне особенно трудной. Превеликий аллах, какую работу задач нам этот своевольный юноша! И в какие вовлек расходы! Я громко вздохнул от обиды и огорчения.

– Не принимай этого так близко к сердцу, Хусейн-бег! – бросил мне Баязид с кислой усмешкой. – После завоеваний моего отца мы так или иначе должны были вступить е какие-то связи с теми, кто еще вчера не желал даже произносить нашего имени. И вот сам аллах даровал нам такой случай: сегодня мы и христиане ведем переговоры, ищем общий язык. Вознесем за это хвалу ему!

И Баязид-хан действительно опустился на колени, спрятал лицо в ладонях. Словом, погрузился в молитву. Он часто делал это, и я спрашивал себя, выражение ли это глубокой веры, либо же мой повелитель таким способом обрывает разговор, бежит от досадных вопросов.

Пришлось и мне преклонить колена. На сей раз, будучи крайне озабочен, я не вознес молитв аллаху. На меня, сына простого кадия, судьба возложила обязанность осуществить первое соприкосновение между домом Османов и Западом.

Мягкие весенние ветры быстро, за каких-нибудь десять дней, доставили нас из Стамбула на Родос. Меня сопровождали пятьдесят моряков и священнослужителей, а в чреве корабля покоились мешки с дукатами. Как пи утешал я себя тем, что мои люди – вернейшие из верных, что наше плавание происходит втайне, меня бросало в дрожь при мысли, что только слабоумные могут упустить столь бесценную добычу. А в море вдобавок были еще и корсары – тамошние воды просто кишели ими.

Как бы то ни было (потому ли, что мои сопровождающие и впрямь не отличались большим умом, либо корсары держали в Стамбуле совсем никудышных соглядатаев), мы достигли Родоса без приключений. Дождались ночи в открытом море и с погашенными огнями, в полной темноте причалили к берегу. Возможно, на Родосе ждали нас – не прошло и получаса, как стража проводила нас в какой-то дом, где мы и разместились. Ставни на окнах оставались закрытыми, так что никто не проведал о нашем прибытии. Еще на пристани мне велели распорядиться, чтобы корабельщики отвели судно в другой залив.

На следующее утро меня посетили двое – в черном с головы до ног, с физиономиями грабителей. Казалось, стоит отвернуться, и они обшарят всю мою комнату. Я держался с ними, как с людьми низкого звания, отвечал односложно. Они известили меня, что скоро сюда пожалует великий магистр.

Как вам это нравится? Значит, я не буду принят его милостью в торжественных покоях, мне не будут возданы полагающиеся почести. Магистр тем самым подчеркивал, что о темных делах будет вести переговоры под покровом темноты, для чего и прибудет собственной персоной в этот непримечательный дом купца средней руки.

Я ждал его за опущенными ставнями и занавесями, при свечах среди бела дня. И чувствовал, как смотрят на меня стены, – с первого же шага на Родосе это чувство не оставляет тебя.

Великий магистр вошел, предшествуемый всего лишь одним монахом, явно толмачом, который предварительно обвел комнату пытливым взглядом. Я готов был поверить, что он заглянет и под кровать, но от этого меня избавили.

Магистр, человек необычайной худобы, довольно высокого роста, почти совсем седой, был в простом плаще с капюшоном, под которым на улице он прятал лицо. Д'Обюссон явно скрывал сегодняшнее наше свидание. Это оскорбило меня: я был посланцем великого владетеля (и если прибыл на Родос с миссией не слишком благовидной, то виной тому был сам Д'Обюссон), и ко мне обязаны были отнестись с почтением. Меня так и подмывало раздвинуть занавеси, распахнуть тяжелые, плотные ставни и на всю улицу крикнуть: «Смотрите, родосцы, на своего пастыря! Смотрите, как он не гнушается принять мешки золота в уплату за человеческие страдания, лишь бы никто о том не проведал!»

Разумеется, я не сделал этого – что творилось бы на свете, если бы каждый давал волю своим чувствам? Мы обменялись с его милостью приветствиями, однако без рукопожатий или поцелуев.

– Посольство вашего султана задержалось, – начал Д'Обюссон. – Еще немного, и, быть может, не о чем было бы и вести переговоры: вокруг Джема кишат заговоры, известно ли вам это? Некоторые владетельные особы полагают, что его свобода принесет великую пользу всему христианскому миру. Можем ли мы своими слабыми силами, силами нищего Ордена, воспрепятствовать им?

Во время его речи я кивал головой, показывая, что он сообщает мне нечто хорошо известное – это во-первых, и не представляющее для нас особой опасности – во-вторых.

Не случайно – я это заметил – Д'Обюссон закончил именно словами о нищем Ордене, недвусмысленно намекнув на деньги. Быстро же шагал он к цели, машалла! [21]

– Относительно заговоров, – ответил я ему через толмача, – мы были своевременно уведомлены. Баязид-хан не видит в них особой опасности, и я поясню почему: вдова Мехмед-хана не располагает большими деньгами, э султан Каитбай ее не ссудит. Джем – предприятие слишком рискованное, тогда как совершенно точно известно, что тот, кто поддерживает его, навлечет на себя гнев всесильного Баязид-хана.

– О том, стоит или не стоит вкладывать в Джема деньги, – Д'Обюссон откровенно посмотрел на меня взглядом торговца-оптовика, – станет известно в скором времени. Ведь Джем еще молод, у него впереди несколько Десятилетий борьбы! Однако имеет ли смысл доводить до этого дело?

Поверьте мне, Д'Обюссон говорил со мной в точности так. Он отбросил всякое приличие, почитая меня посланцем владетеля-варвара и находя всякие условности излишними в разговоре с мусульманином. Кто, спрашиваю я, давал право зверю считать нас зверями?

– Это вы рассудите сами. – Я подавил в себе гнев. – Сколько вам понадобится денег?

Я знал, что Д'Обюссону деньги требуются спешно, – нам доносили, что Родос изнемогает от всех пышностей, связанных с пребыванием у них Джема, а французский король (бывший, как мы подозревали, сообщником Ордена во всей этой истории) слыл большим скрягой.

И Д'Обюссон самым неосторожным образом выдал свое нетерпение.

– Мы уже рассудили, – с фальшивым достолепием произнес он, ибо это достолепие никак не соответствовало озабоченности купца, поспешающего, чтобы не дать кому-нибудь опередить себя. – Мы советовались с братией и Римом и пришли к такому решению: пока обстановка вокруг Джема не определится, пока христианству не грозит новый натиск османов, мы будем заботиться об этом несчастном принце. Обеспечим ему приличную, нет – привольную жизнь; позаботимся о том, чтобы злонамеренные люди не посягнули на его жизнь или свободу. Это, естественно, повлечет за собой расходы, но великая цель требует жертв.