Хозяин Каменных гор - Федоров Евгений Александрович (бесплатные полные книги .TXT) 📗
У русского берега, шатаясь, в камышах поднялся лишь один. Сгибаясь, он волочил по воде расслабленное тело товарища. Беглецы выбрались на сухую кромку. На выстрел прибежали с заставы, и снова вспыхнула перестрелка.
Сидоров поспешил к беглецам. Широкоплечий, коренастый перебежчик, одетый в широкие турецкие шаровары и синий жилет, склонившись над товарищем, тормошил его. Солдат услышал стон и родные русские слова:
— Оставьте, ваше благородие, поспешите! Там ждут. Дорога минутка!
«Свои! Откуда бог принес?» — быстро сообразил часовой и для порядка окрикнул:
— Кто такие? Пропуск?
— Россия! — энергично ответил коренастый. — Ну-ка, иди сюда, братец! Кликни своих, помочь надо. У самого берега пуля настигла. Мне спешить надо…
С поста прибежали с факелами и осветили бледное лицо лежащего на земле. Он потянулся, открыл глаза:
— Свои… Братцы… Умираю…
— Иванов, да это ты! — вдруг отчаянно выкрикнул часовой и опустился возле раненого на колени. — Ишь ты, где довелось встретиться!
Капрал понатужился, пытаясь приподняться.
— Пермяк, Сидоров… ты… Приподними, братец, дай взглянуть на вас! Ох-х! — Он глубоко вздохнул и жалобно улыбнулся: — Вишь, где смерть настигла…
Капрал перевел дух и глазами указал на грудь.
— Тут ладанка. Достань ее… Там уральская землица. Оттуда на сердце положи!
— Да ты что, никак и впрямь умирать собрался! — попробовал ободрить товарища солдат.
— Не собирался, да, чую, не отпустит! — тихо ответил капрал. — Слышу, вот она тут, за плечами, стоит, моя смертушка… А там в ладанке еще и рубль, даренный самим Александром Васильевичем, так вы его… храните… Святая память…
Капрал ослабел, закрыл глаза.
— Эх, Иванов, Иванов, как же ты! — огорченно вздохнул солдат.
Умирающий не отозвался. Он потянулся, вздохнул, и глубокая тишина сковала солдат.
— Упокой, господи, душу воина! — истово перекрестились солдаты. — Надо почтить тело…
Сидоров вырыл могилу. Старого капрала уложили в последнее прибежище, а на сердце ему присыпали из ладанки уральской землицы. Пригоршню ее солдат поднес к лицу и жадно вдохнул ее терпкий запах.
— Эх, хороша! Сочна, мягка, плодовита! Видать, до отказа мужицким потом полита. Прильни, родная, к верному сердцу, прими его последнее тепло и силушку! Веселее ему будет лежать укрытому этой маленькой, да горячей горсточкой. Русскому сердцу мало надо тепла — оно само горячее и доброе! — тихо сказал солдат и низко склонил голову, а по изрезанной морщинами и обветренной чужими ветрами щеке катилась непрошеная слеза…
В этот час Александр Васильевич Суворов принял капитана Карасева. Он молча выслушал донесение.
— Так, так… Молодец солдат… Дознался, где слабее всего… Иванов пятый! Помилуй бог, подать сюда храбреца!
— Его нет больше, ваше сиятельство! — тихо сказал капитан, и руки его задрожали.
Суворов замолчал. Строгий и безмолвный, он стоял с минуту с потемневшими глазами.
— Вот истинный сын отечества… Спасибо…
Полководец устало опустился на скамью и задумался. Капитан тихо вышел из горницы…
Суворов тщательно изучил расположение крепости и данные разведки. В последние дни он под огнем врага совершал длительные поездки на рекогносцировку, проверяя все на месте. Заметив назойливого старика, разъезжавшего на казачьей лошаденке перед крепостью, турки пытались его обстреливать. Суворов со смешком поглядывал на сопровождавшего ординарца, который поминутно «кланялся».
— Уедемте подальше, ваше сиятельство, не ровен час! — просил ординарец.
— Что ты, помилуй бог! — спокойно отвечал генерал-аншеф. Ведай, не всякая пуля по кости, глядишь — иная в кусты. Пуля — дура, штык — молодец!
Понемногу выстрелы прекратились. Александр Васильевич улыбнулся.
— Ишь, кончили! Решили басурмане, не стоит палить по старичку. Галанты, помилуй бог!
До позднего вечера он пробыл на берегу Дуная. Стало ясно, что ожидаемые трудности далеко превосходят все предположения, имевшиеся на этот счет. С приходом суворовских полков русская армия состояла из тридцати тысяч воинов. Значительную часть составляли казаки, непривычные к пешему бою. Не хватало пушек и снарядов. И все-таки вопрос был решен. Предстояло установить, откуда направить главный удар.
«Капитан прав! — одобрил Суворов. — На Дунае турки не ждут удара, и укрепления посему менее значительны. Сюда и бить!»
В голове его созрел простой и ясный план. Предстояло вынудить турок рассеять свои силы по всему крепостному валу. Для этого надлежало направить колонны для равномерной атаки по всему фронту. Турки именно этого и ждали.
«Ждите! Это нам и надо!» — улыбнулся тайной мысли Суворов.
9 декабря в тесной хибаре командующего состоялся военный совет. В густой тьме, освещая дорогу факелами, к домику подъезжали генералы. Они неторопливо проходили в тесную горницу и молчаливо устраивались за столом. Подошли генерал-поручики Самойлов и Потемкин — дальний родственник светлейшего, появились бригадиры Орлов, Вестфален и Платов. С усталым видом к столу проковылял Рибас. И вот наконец появился генерал-майор Кутузов. При виде его Суворов просиял.
Генерал-аншеф в полной парадной форме и при орденах стоял у стола. Держался он прямо, бодро, каждого встречал пытливым взглядом и на поклоны входивших отвечал учтиво.
Дверь плотно закрыли. В комнатке стало тесно, душно. На круглом лице Платова выступил пот. Он молча сидел в углу, влюбленно поглядывая на Суворова. Лихой наездник и рубака, он был скор на руку, но терялся в обществе и вовсе становился беспомощным, когда приходилось вести речь.
Суворов обежал взором генералов и прямо приступил к делу.
— Господа, два раза русские подходили к Измаилу, — ровным, твердым голосом сказал он, — и два раза отступали; теперь, в третий раз, остается нам либо взять город, либо умереть. Правда, что затруднения велики: крепость сильна, гарнизон — целая армия, но ничто не устоит против русского оружия. Мы сильны и уверены в себе… Я решился овладеть этой крепостью или погибнуть под ее стенами! — Он поднял голову и в упор спросил: — Господа, ваше мнение?
Платов был младше всех, и ему первому приходилось высказать свое мнение. Атаман прокашлялся и сказал резко и внушительно:
— Штурм!
Генералы переглянулись и один за другим повторили:
— Штурм!
— Благодарю, господа! — спокойно сказал Суворов и предложил: — Прошу ознакомиться с диспозицией и быть готовыми.
Намечалось разбить атакующих на три отряда, по три колонны в каждом. Начальники колонн и отрядов получили свое направление. Впереди шли стрелки, обстреливая турок, за ними — саперы с шанцевым инструментом, потом батальоны с фашинами и лестницами. Позади — резерв из двух батальонов. Каждый хорошо понял, что предстояло делать, но самое решающее знал только Суворов. Никому он не сказал о береговых крепостных стенах Измаила. Расставаясь, он перецеловал всех и взволнованно напутствовал:
— Один день — богу молиться, другой — учиться, в третий — боже господи! — в знатные попадем: славная смерть или победа!..
Весь день 10 декабря неумолчно грохотала канонада. Шестьсот орудий из русских батарей били по крепости. Прислушиваясь к их грому, солдат Сидоров ликовал:
— Слушай, соколы, ай, любо! Слышишь, как наша уральская бабушка Терентьевна ревет? Гляди, в какую ярость пришла! — озаряясь радостью, показывал он на гаубицу, извергавшую огонь. — Ах ты, моя любушка-голубушка!..
День стоял серенький, скучный, от орудийных залпов дрожала земля, поднимались столбы пыли. Над Измаилом курчавились дымки: турецкая артиллерия ожесточенно отвечала. В русском бивуаке то тут, то там вздымались к хмурому небу вихри черной земли, разбитые бревна, хворост, обломки повозок. Сидоров недовольно покрутил головой.
— Это их турецкая султанша рыкает: что ни гостинец, то пятнадцать пудов! Крепко плюется, паршивая. Прижимайся к земле, братцы!
