Первый великоросс (Роман) - Кутыков Александр Павлович (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Из Киева шел пешком с редкими попутчиками, мысля добраться до тычин Поречного перед холодами. Надеялся на снисхождение дружины: ведь угадывал вероятность такого возвращения — на сей случай и оставил половину богатья… Теперь все в прошлом. А в настоящем — пустой ларец, одиночество, старость…
Козич променял все то зряшное и пустяшное на дружбу со Светей, Гульной и их собакой. И полагал, что, в общем-то, не совсем и худо получилось. Закрома Поречного были полны, да хоть бы и нет: лес рядом — с его бескрайней кормушкой…
Жизнь в поселке хоть и текла в неопределенность, его обитателям было чем заняться: нянькали тьму ребятишек, строили Щеку избу… Крутился меж бревен и лаг подросший выжлец. Гонимый из поселка и от ворот местными псами, он терялся и с визгом метался по двору, не скоро найдя себе законное место возле ног Щека или Светояра: они его понимали и ободряли.
Один забытый всеми Сыз сидел то на улице, то на вышке со стражами, то в большом теремке на первом этаже. На втором этаже, на полатях — срам людской, а во втором теремке — чужие дети. Ничего отрицательного Сыз в тех детях не нашел бы, не будь их так много… Вот уж у кого ключ жизни забил из дегтя!
Ярик с Птарем первое время не слезали со смотровой вышки. Глазели на свой новый мир сверху, но были за неусидчивость изгнаны. И не стражниками, а Сызом… Потом выискивали, с кем поиграть во втором теремке. Там их тоже ждала неудача: поселяне разбирали подросших мальчиков и девочек. А к поселянам ходить не разрешал Щек — мол, те сами придут, когда настанет время…
Общая для всех была лишь карусель — колесо с веревками, надетое на столб. Однако вокруг нее ребята собирались ушлые: обидели и прогнали малых тут же. Братья пожалились старшим, но те отмахнулись, занятые своим. Утешила только мама, обретавшаяся в постоянном обществе Козича. Длеся со Стрешей всячески старались избегать почти всех — особенно завистливых и злых женщин. Длеся мучилась беременностью, и Стреша не отходила от нее, развеивая боязнь родов, а также одиночество, которое окружило их в отгороженной части повалуши.
Щек до ночи занимался строительством дома и ставших особенно нужными в отсутствие рати укреплений.
Светояр все дни проводил за рекой, отправляя оттуда бревна в Поречный. Работа тяжелая, помощников мало… Хорошо хоть вернулся Синюшка!
С лесного берега и увидели лесорубы прибытие ладьи с посадником. Не отвлекаясь от неотложных дел, продолжили работу. Любопытствовать не пошли.
Вернувшись к вечеру, Светояр узнал от Щека свежие новости. Посаднику дарована была сия земля, и он вроде вотчинника теперь здесь. Люди у него на службе, а местные земцы будут пользоваться его землей, сколь захотят, но обязаны в урочный срок платить ему по достатку своему и по правде.
— Щек, но так ведь оно и было? Только вместо киевлянина сидела на раменах поречная дружина!
— Может, теперь и лучше будет, если все по правде пойдет! — не слишком переживал раньше и вовсе не касавшийся поречных порядков Щек.
— Поселяне с дружиной дружили, а с этим как обернется? Не уйдут ли?
— Вот и надо сделать так, чтоб остались. От кона, уряженного новью стольной, должен быть разумный прок. Иначе отрекутся селяне от очагов.
— А что надо нам? От хлеба, думаю, отрывать не станут? — Светояр вслушивался в звуки, разом изменившие жизнь местечка. — Это в Киеве придумали?
— Нам до такого не домыслить… — ответил брату Щек. — Плохо, что чужаки они. Мы чужакам — не свои.
— И ведь нагрянули к полным закромам… Как бы тебе меч на соху не сменили!
Щек уже успел подумать над этим. Исполненный напряжения, встал, широко расставив ноги, и молчал, слушая размышления брата.
— Ребятня в поселке росла, вливалась в дружину. Из теремков их дети вертались назад, в поселок. Пришлых також принимали, по сноровке ценя. А теперь как все обернется? — Светояр был задумчив, но внутренне относился к переменам с явным безразличием.
Подошла Стреша, вечерами всегда следившая за обоими.
— Страшно мне… Сейчас поднимутся киевляне — как бы не обидели кого! — проговорила девушка. Братья замолчали, потом Светояр сказал ей:
— Иди, не бойся. Будь с Длесей.
— Я посижу немного с вами, — коротко ответила она.
— Что там с домом? — спросил у Щека брат.
— Готов, только…
— Что, Щек? — вздохнула тревожно Стреша.
— Зельный сказал, что с ним будет жить гридьба, и место в доме он выделяет лишь мне и Длесе.
— Ой, как же так?! — девушка заломила руки. Светояр встал и пошел в повалушу за перегородку, сказав:
— Сегодня спать буду здесь. Стреша, пойдешь к маме и Козичу. Щек, хорошо бы на ночь всех туда, и Сыза тож. А ты тут под дверями со мной…
Так и сделали. Светояра недоброе предчувствие не обмануло. Ладные киевские дружинники устроили с поречными бабами в повалуше вертеп. Братья, освещенные красноватым бликом мерцавших светильников, всю ночь не спали, слушали вопли и стоны, вздыхали, на всякий случай, смиренно таясь на своих местах.
С утра доделывали новую избу, а Светояр с оставшимися поречными дружинниками обустраивался в малом теремке — просторном одноэтажном помещении — среди десятка беременных баб, дюжины голозадых дитять и шайки внимательных старух разных возрастов.
— Как Хорсушка тут жил? — вслух спрашивал сам себя Синюшка.
— Хорсушка тут со своей каргой готовился к татьбе. Чего ж ему было не потерпеть?.. — рассудил Усь. — Печку оставим ребятишкам, а сами здесь обоснуемся, у входа. Несите из одрины тулупы…
Успокоили бабушек и начали шумную возню с городьбой. Вернувшиеся из одрины Синюшка со Светояром объявили, что дверь открыта и, кроме драных зипунов, ничего там нет.
— Может, поселяне? — отнесся к Усю Светояр.
— Нет, сынок, поселяне эдакого не содеют. То — знамо, кто… Все соберут теперь… Синюшка, дуй за конями! Сколько нас? Пятеро?.. Бери шесть и веди к себе в поселок! Светояр, помоги ему!
Молодцы выбежали. В один хлоп с ними вошел Козич.
— Нас выгнали из моей хоронушки! — чуть не плакал он.
— Оставался бы в Константинополе своем! А теперича бегай, аки пес!.. Чего пустой приперся?! Айда за колонтарями!
Усь, Пир, Ижна и Козич — четверо пожилых лет мужиков — поспешили в большой теремок. Войдя, старались держаться спокойно. Пришлые дружинники молодых лет перебирали груду железа: мечи, кольчуги.
— Мы, ребятушки, за своим железом пришли, — сказал им Усь.
— Ты же, батя, в броне?
— Они не в броне, — Усь указал на спутников.
— Вам не все равно? Это ведь наше железо… — подошел поближе Ижна.
— Было ваше — стало наше! — воскликнул кто-то из пришлых, и грохнул смех молодчиков.
— Когда-то я сам так смеялся, ребятки, но не над седыми мужами! — побелел лицом Усь.
— Хорошо, батя, нам лишнего не надо! — Наглый кметек выбрал три самые худые кольчужки и бросил к ногам Уся. Мужик вскипел, перешагнул через брошенное железо, тараща ошалелые глаза на шустрого молодца, сгреб со скамьи в охапку тяжеленные колонтари и предложил тихо-тихо:
— Поднимешь столько же — и свой отдам!
Молодец промолчал, прикидывая. Спутники помогли Усю и отправились было к себе.
— Батя, я подниму, хочешь посмотреть?
— Неча мне смотреть! Я и тебя не вижу! Сдался ты мне! Не тот случай ноне, чтобы на татей пялиться! — не оборачиваясь, проскрипел Усь, выходя. Спутники пропустили его к выходу первым.
Приволокли железо, одели которое получше и стали думать, что ж дальше? В это время дверь открылась, и вошли двое из киевлян.
— Там, муже, тебя на улицу зовут! — Усь, не раздумывая, быстро вышел. За ним остальные.
Возле порога стоял огромный мужичина — не юноша, но заметно младше Уся.
— Хочешь, подниму столько же? — повторил прежний вопрос киевлянин.
— Поднимай свое, мое тягать неча! — ответствовал Усь.
— А где тут твое, ха-ха-ха! — рассмеялся велетень.
— Здесь все мое! Твово тут пока нету! Твое, мож, в Киеве?
Воины потянулись к мечам.
— В Киеве мое, и тут мое!
