Сальватор. Том 1 - Дюма Александр (читать книги без txt) 📗
Госпожа де Маранд бросила на мужа вопрошающий взгляд, ясно говоривший: «Кто же это?»
– Позвольте мне выразить свое восхищение этим юношей, но не как поэтом, не как автором драматических произведений – ведь в обществе бытует мнение, что мы, банкиры, ничего не смыслим ни в поэзии, ни в театре, – но как человеком…
– Вы имеете в виду господина?..
Госпожа де Маранд не смела произнести имени.
– Я говорю о господине Жане Робере, черт побери!
Лицо г-жи де Маранд снова залил яркий румянец, еще более яркий, чем в первый раз. Муж пристально за ней следил, но внешне оставался совершенно невозмутим.
– Вам нравится господин Жан Робер? – спросила молодая женщина.
– Отчего же нет? Он из приличной семьи; его отец имел в республиканской армии высокий чин – такой же, какой был у вашего батюшки в войске императора. Если бы он пожелал перейти на сторону Наполеона, он, вероятно, умер бы маршалом Франции и не оставил бы свою семью в нищете или почти так.
Молодой человек взял все в свои руки, он отважно преодолевал жизненные невзгоды. Он честен, порядочен, предан и умеет, может быть, скрывать свою любовь, зато совсем не умеет прятать отвращение. Вот, к примеру, меня он не любит…
– Как – не любит?! – забывшись, воскликнула г-жа де Маранд. – Я же ему сказала…
– …чтобы он сделал вид, что я ему нравлюсь… Не сомневаюсь, бедный мальчик с величайшим почтением относится к вашим указаниям, однако в этом вопросе он вряд ли преуспеет.
Нет, он меня не любит! Едва завидев меня на улице, он, стараясь быть незамеченным, спешит перейти на другую сторону; если же я его встречаю и застаю врасплох, так что он вынужден мне поклониться, он здоровается так холодно, что мог бы обидеть на моем месте кого угодно, но я исполняю этот долг вежливости, чтобы заставить его принять ваше приглашение. Вчера я буквально вынудил его подать мне руку, и если бы вы только знали, как несчастный юноша страдал все время, пока его рука оставалась в моей! Меня это тронуло: чем больше он меня ненавидит, тем больше я его люблю… Вы понимаете это, не правда ли? Так поступает человек неблагодарный, но порядочный.
– По правде говоря, сударь, я не знаю, как отнестись к вашим словам.
– Как надобно относиться ко всему, что я говорю, мадам, ведь я всегда говорю только правду. Несчастный мальчик чувствует себя виноватым, это его смущает.
– Сударь!.. В чем же его вина?
– Он поэт, а всякий поэт в той или иной степени мечтатель… Вот, кстати, вам совет… Он же пишет вам стихи, не так ли?
– Сударь…
– Это так, я видел сам.
– Но он их нигде не печатает!
– Он прав, если стихи плохи; он не прав, ежели они хороши.
Пусть не стесняется! Я поставлю лишь одно условие.
– Какое же? Чтобы не фигурировало мое имя?
– Напротив, напротив! Дьявольщина! Секреты от нас, его друзей! Разумеется нет!.. Пусть ваше имя будет написано полностью. Что плохого в том, что поэт посвящает хорошенькой женщине стихи? Когда господин Жан Робер адресует их цветку, луне, солнцу, разве он ставит инициалы? Нет, верно же? Он их называет полностью. Как цветок, как луна, как солнце, вы – нежнейшее, прекраснейшее, радующее глаз создание природы. Ну так и пусть он обращается к вам как к солнцу, луне, цветам.
– Ах, сударь, если вы говорите серьезно…
– Да, я слышу: вы вздохнули свободнее.
– Сударь…
– Итак, договорились: хочу я этого или нет, господин Жан Робер остается в числе наших друзей; и если кто-нибудь вздумает удивляться его частым визитам, вы скажете – и это правда! – что его посещения объясняются ни вашим, ни его, а моим желанием, потому что я отдаю должное таланту, душевной тонкости, скромности господина Жана Робера.
– Как странно вы себя ведете, сударь! – воскликнула г-жа де Маранд. – Кто откроет мне тайну вашего необыкновенного ко мне отношения?
– Оно вас смущает, мадам? – спросил г-н Маранд, грустно улыбнувшись.
– Нет, слава Богу! Я только боюсь, что…
– Чего же вы боитесь?
– …что в один прекрасный день… Да нет, ни к чему говорить о том, что у меня в голове или, вернее, на сердце.
– Говорите, мадам, если только это можно доверить другу.
– Нет, это будет похоже на требование.
Господин де Маранд пристально посмотрел на жену.
– Не приходила ли вам, сударь, в голову одна мысль?..
Господин де Маранд не сводил с жены взгляда.
– О чем вы? Говорите же, мадам! – помолчав, попросил он.
– Как бы ни было это смешно, жена может влюбиться в собственного мужа.
Лицо г-на де Маранда на мгновение омрачилось. Он прикрыл глаза и нахмурил брови.
Потом он покачал головой, словно отгоняя навязчивую мысль, и проговорил:
– Да, как бы ни было это смешно, такое возможно… Просите Господа, чтобы подобное чудо не произошло между нами!
Он насупился и едва слышно прибавил:
– Это было бы огромным несчастьем для вас… но особенно для меня!
Он встал и несколько раз прошелся по комнате за спиной у г-жи де Маранд так, чтобы она не могла его видеть.
Впрочем, неподалеку от Лидии висело зеркало, и она заметила, как муж вытирает платком лоб, а быть может и глаза.
Господин де Маранд, несомненно, догадался, что его волнение независимо от вызвавшей его причины унижает его в глазах жены; придав своему лицу беззаботное выражение и через силу улыбнувшись, он снова сел в кресло.
Помолчав немного, он ласково продолжал:
– А теперь, мадам, после того как я имел честь высказать вам свое мнение о монсеньоре Колетти и господине Жане Робере, мне остается просить вас сказать, что думаете вы о господине Лоредане де Вальженезе.
Госпожа де Маранд посмотрела на мужа с некоторым удивлением.
– Я думаю о нем то же, что и все, – отвечала она.
– Скажите, что думают все.
– Однако господин де Вальженез…
Она замолчала, будто не смея продолжать.
– Простите, сударь, – молвила она наконец, – но мне кажется, у вас против господина де Вальженеза предубеждение.
– Предубеждение? У меня? Храни меня Бог! Нет, я просто хочу знать, что о нем говорят… Вы ведь, должно быть, знаете, что говорят о господине де Вальженезе?
– Он богат, известен, близок ко двору: этого более чем достаточно для того, чтобы о нем говорили гадости.
– И вы знаете эти гадости?
– Отчасти.
– Ну что же, я вам помогу… Поговорим прежде всего о его богатстве.
– Оно неоспоримо.
– Разумеется, если иметь в виду лишь факт его существования. Однако вопрос этот кажется весьма спорным, если принимать во внимание, каким образом оно было приобретено.
– Разве отец господина де Вальженеза не унаследовал состояние от старшего брата?
– Да. Однако по поводу этого наследства ходят разные слухи; говорят, например, что завещание исчезло сразу после смерти старшего брата, а умер он от апоплексического удара в тот момент, когда этого меньше всего ждали. У него был сын…
Вы что-нибудь об этом слышали, мадам?
– Очень смутно: мой отец и господин де Вальженез принадлежали к разным кругам.
– Ваш отец был честный человек, мадам… Итак, существовал сын, очаровательный молодой человек, а наследники, те самые, которых теперь обвиняют – когда я говорю «обвиняют», я, разумеется, говорю не об официальном обвинении в суде присяжных, – выгнали его из отцовского дома. Общеизвестно, что он был сыном маркиза де Вальженеза, племянником графа и, следовательно, приходился кузеном господину Лоредану де Вальженезу и мадемуазель Сюзанне. Молодой человек, привыкший жить на широкую ногу, оказался без средств и, как говорят, пустил себе пулю в лоб.
– Темная история!
– Да, однако она не огорчила, а, напротив, обрадовала семейство Вальженезов. Пока молодой человек был жив, завещание могло обнаружиться и настоящий наследник вместе с ним.
Но раз он умер, вряд ли завещание всплывет само по себе. Вот что касается наследства. Что же до успеха господина де Вальженеза, могу поручиться, что под успехом вы подразумеваете любовные интрижки.
