Под властью фаворита - Жданов Лев Григорьевич (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
Глава IV
СТАВКА НА ЖИЗНЬ
После свидания с Минихом и всех волнений, пережитых потом во время посещения герцогини Бирон, Анна Леопольдовна чувствовала себя совершенно разбитой. Головная боль и тошнота усилились нестерпимо.
Пройдя в покой, отведенный ребенку-императору, она подошла к колыбели сына и долго глядела на его розовое личико. Мальчику, очевидно, было слишком жарко под одеяльцем из лебяжьего пуха, под которым находилось еще другое, более легкое. Анна осторожно отвернула края покрывал, давая доступ воздуху жарко нагретой комнаты к крошечному тельцу мальчика.
Поцеловав малютку, который, дремля, шевелил губками, как бы искал чего-то, мать передала его кормилице, здоровой, молодой бабенке, недавно привезенной из псковской деревни, и, глядя, как жадно взял и в полусне стал сосать упругую грудь ребенок, с невольной затаенной завистью поглядела на крепкое тело крестьянки, мысленно сравнивая его со своим, вечно затянутым в корсет со стальными планшетками, вялым от нездоровья и отсутствия движения.
«Если бы Линар увидал и сравнил!» – невольная, совсем неподходящая к минуте и к настроению, мелькнула в уме Анны ревнивая мысль.
Но сейчас же ей стало стыдно за такое легкомыслие. Даже испуг овладел ее расшатанной душой.
«Теперь, в такие минуты, и о чем я думаю?! Господь за это может покарать меня… и моего малютку!.. Боже! Прости! Не карай! Я слабая, грешная, пустая женщина. Но мой сын не повинен ни в чем. Он ни в чем не грешен перед Тобою. Его защити и спаси. Карай меня и мужа… если надо. Его защити!..»
От мысленной мольбы незаметно для себя она перешла к полушепоту. Видя, что мамка с изумлением глядит на нее, Анна опомнилась, еще раз поцеловала сына и перешла к себе в опочивальню. Бросившись на постель, она пыталась уснуть, но головная боль не давала сомкнуть глаз, а душу жгла неясная тревога.
Хотя и не особенно склонная к исполнению обрядностей православной религии, которую пришлось принять ей уже на шестнадцатом году, Анна взяла молитвенник в переплете, отделанном перламутром и золотом, опустилась на колени перед иконами в богатом киоте и стала шептать молитву за молитвой, почти не вникая в их содержание. В то время, когда губы лепетали малопонятные ей славянские слова, в душе трепетала и рвалась к небу своя жаркая мольба, короткая, но сильная, как биение сердца матери, переживающей смертельный страх за участь единственного сына.
«Боже, спаси и защити младенца Иоанна… Сохрани моего мальчика… Не погуби его за мой грех… за грехи отца!..»
Долго так длилась эта двойная молитва. Устав стоять на коленях, Анна присела на маленькую скамеечку, стоящую тут же, прислонилась головой к небольшому аналою и затихла.
Обратив теперь внимание на себя, она почувствовала, что голова почти не болит больше. Облегчилась и тяжесть, давившая грудь весь вечер. Этот противный клубок, стоящий в горле часами, вызывающий тошноту, лишающий воздуха, приносящий смертельную тоску, – он исчез. И только лицо было мокро от слез, появления которых не заметила сама Анна в минуты недавнего своего молитвенного полузабытья.
И сейчас эти слезы, крупные, частые, легко вытекают из широко раскрытых глаз, скатываются одна за другой по щекам, текут по шее, по груди, слегка щекоча разгоряченную кожу, но принося прохладу лицу и груди, давая облегчение просветленной душе.
Так, сидя на скамеечке, не шевеляся, как бы опасаясь сломить это отрадное настроение, прогнать минуту телесного покоя и душевного равновесия, навеянного на нее молитвой, долго оставалась принцесса, не глядя на любимую подругу Юлию, уже раза два осторожно напоминавшую, что пора на отдых.
Полночь пробила. Торжественно-печальный перезвон башенных курантов прозвучал в Петропавловской крепости за Невой.
Только тогда, словно пробудившись от дум и грез наяву, поднялась Анна, перешла к постели, где ее ждала Юлия.
Обе они улеглись тут рядом, как это делали часто, потому что Анна боялась спать одна. Но еще долго сон не мог овладеть возбужденной душою принцессы, и полусонная Юлия часто невпопад отвечала на вопросы подруги, против обыкновения оживленной и болтливой…
Встать на другой день пришлось довольно рано. Весь день чего-то напряженно ждала принцесса, все в ней металось и трепетало. То ей хотелось дать знать Миниху, чтобы он оставил свою затею. То мысленно просила Бога, скорее бы настала ночь, чтобы наконец свершилась давно жданная месть… Чтобы и надменный, бездушный похититель власти на себе изведал наконец удар, так часто наносимый другим его тяжелой рукой…
Всю ночь решила не спать Анна, чтобы радостная весть застала ее готовой ко всему.
Но только настала эта ночь – и смертельная усталость, неодолимая дрема овладела женщиной, силы которой были исчерпаны всеми вчерашними переживаниями и бессонницей.
– Слышишь, Юлия, я не буду спать… Я одетая полежу на постели. И ты не ложись. И если только что-нибудь… кто-нибудь… от него… Понимаешь? Сейчас же веди ко мне! Я не буду спать…
Но, еще не досказав последнего слова, она уже уснула тяжелым, крепким сном. И даже легкий храп разнесся по обширной опочивальне, слабо озаряемой неугасимыми лампадами у киота и парой восковых свечей, оставшихся не потушенными в канделябрах на туалетном столе.
Юлия, добродушно усмехнувшись, укрыла подругу, подсела к туалетному столу, распустила на ночь волосы, сняв с них лишнюю пудру, затем, стряхнув кружева ночной кофточки от пудры, полюбовавшись на свою хорошенькую фигурку и тонко очерченное личико, поглядев на спящую подругу, как бы сравнивая себя с нею, Юлия, оставшись довольна сравнением, зевнула и пошла к дверям опочивальни, которые вели в небольшую проходную комнату, отделяющую спальню Анны от комнаты ее любимой фрейлины и подруги.
Хорошенькая, плутоватая на вид горничная Менгден ожидала здесь приказаний госпожи.
– Оставайся тут, Лизетта. Может быть, явится кто-нибудь. Тогда разбуди меня. Я сосну немного у себя… одна в моей постели. Я так устала за эти дни.
И она скрылась за дверьми своей комнаты, где быстро улеглась, свернулась под теплым покрывалом и уснула так же быстро и крепко, как ее подруга в своей пышной, царственно убранной опочивальне.
Юлия не знала, сколько времени она спала, но почувствовала, что чья-то рука слегка проводит ей по ногам, словно гладит или желает разбудить и не испугать в то же время.
Мешая сон, сейчас виденный ею, с действительностью, Юлия зашептала:
– Граф Линар… это вы? Мой Шарль… а я и не ждала тебя сего…
– Барышня, вставайте скорее! – услышала она голос своей Лизетты. – Барон… Брат ваш там. Просит сейчас, сию минуту. Важнейшее дело… Сию минуту!
– Брат?! Так поздно? Боже мой!.. Который час?
– Первого половина, баронесса. Они просили немедля. Они ждут…
Но Юлия уже не слушала ее. Накинув кое-как на рубаху пеньюар, лежащий под рукою, она перешла в соседнюю комнату, где брат ее, барон фон Менгден в нетерпении широкими шагами мерил из угла в угол тесное пространство, поглядывая на часы, стоящие на камине.
– Наконец-то! – кинулся он навстречу сестре. – Слышала ведь: я, брат, пришел, не иной кто… Надо было возиться с туалетом!
Красное лицо, возбужденный вид барона сразу показывали, что он явился прямо с веселой пирушки, до каких был большой охотник. Но явный, почти животный страх, искажающий теперь довольно красивые черты барона, сразу захватил и сестру, и без того ожидавшую чего-то грозного.
– Я торопилась… Видишь, полуодета… – смиренно, против обыкновения, заметила она. – Но не томи. Что случилось? Беда грозит, да?
– И большая! Еще не знаю, что именно, но слушай… Я сегодня весь вечер провел у Бирона, как просила ты, чтобы вызнать кое-что, если явится случай. И думаю, что мы преданы. И принцесса, и все… Надо быть готовым к аресту, ко всему.
– Боже мой! Что делать? Надо сейчас же поднять Анну. Уйти куда-нибудь поскорее… Бежать… Укрыться в каком-нибудь посольстве, пока не поздно. Или… Куда кинуться? Кто защитит? Что делать? Что делать!..
