Граница вечности - Фоллетт Кен (библиотека электронных книг TXT) 📗
Открыв дверь, она подумала, выйдет ли она оттуда когда-нибудь.
Она пересекла просторный вестибюль, предъявила письмо дежурному за стойкой и на лифте поднялась наверх в сопровождении охранника. Страх ее возрастал по мере того, как поднимался лифт. Из него она вышла в коридор, выкрашенный в кошмарный горчичный цвет. Ее провели в небольшую комнату с голыми стенами, в которой стоял стол с пластиковым верхом и два неудобных стула из металлических трубок. В комнате витал едкий запах краски. Сопровождающий вышел.
Вошел сержант Шольц. Он немного моложе Ребекки — на ее взгляд, лет двадцати пяти. В руках он держал тонкую папку. Он сел, откашлялся, открыл папку и нахмурился. Ребекка подумала, что он напускает на себя важность и что, возможно, это его первый допрос.
— Вы преподаете в политехнической средней школе имени Фридриха Энгельса? — спросил он.
— Да.
— Где вы живете?
Она ответила, придя в недоумение. Неужели тайная полиция не знала ее адреса? Вероятно, по этой причине письмо пришло в школу, а не к ней домой. Она должна была сообщить имена и возраст ее отца и матери и их родителей.
— Вы мне лжете! — торжествующе сказал Шольц. — Вы говорите, что вашей матери тридцать девять лет, а вам двадцать девять. Как она могла родить вас в десять лет?
— Я приемная дочь, — ответила Ребекка, довольная, что может дать просто объяснение. — Мои настоящие родители погибли в конце войны, когда наш дом рухнул от прямого попадания.
Ей было тринадцать. Красная Армия вела артобстрел, город лежал в руинах, она осталась одна, растерянная, потрясенная ужасом. Ребекку, пухленькую девочку намеревались изнасиловать солдаты. Спасла ее Карла, предложив себя вместо нее. После этого ужасного случая Ребекка без охоты относилась к сексу и всегда нервничала. Если Ганс бывал не удовлетворен, она относила это на свой счет.
Она содрогнулась и попыталась прогнать воспоминания.
— Карла Франк спасла меня от… — Ребекка вовремя спохватилась. Коммунисты отрицали, что солдаты Красной Армии совершали насилия, хотя каждая женщина, находившаяся в Восточной Германии в 1945 году, знала ужасную правду. — Карла спасла меня, — сказала она, обойдя молчанием спорные подробности. — Позднее она и Вернер на законных основаниях удочерили меня.
Шольц все записывал. В деле мало что содержится, подумала Ребекка. Но кое-что наверняка есть. Если о ее семье он мало что знал, что же такое вызвало его интерес?
— Вы преподаете английский? — спросил он.
— Нет, я преподаю русский.
— Вы снова лжете.
— Нет, я не лгу и не лгала до этого, — решительно заявила она, удивившись самой себе, что говорит с ним вызывающим тоном. Ее страх уже прошел. Возможно, это была безрассудная храбрость. Может быть, он еще молод и неопытен, подумала она, но все же в его власти погубить меня. — У меня диплом по русскому языку и литературе, продолжала она, попытавшись дружелюбно улыбнуться. — В школе я заведую отделением русского языка. Но половина наших учителей уехала на Запад, и нам приходится выкручиваться. И за прошедшую неделю я провела два урока по английскому языку.
— Так значит, я был прав! И на своих уроках вы отравляете сознание учеников американской пропагандой.
— Черт возьми, — простонала он. — Это из — за инструкции американским солдатам?
Он прочитал запись на листке бумаги.
— Здесь говорится: «Помните, что в Восточной Германии нет свободы слова». Разве это не американская пропаганда?
— Я объяснила ученикам, что у американцев наивное домарксистское представление о свободе, — сказала она. — полагаю, ваш информатор не упомянул об этом. — Она терялась в догадках, кто мог оказаться доносчиком. Вероятно, ученик или родитель, которому рассказали об уроке. У Штази было больше агентов, чем у нацистов.
— Здесь также говорится: «Находясь в Восточном Берлине, не спрашивайте у полицейского, как пройти куда-нибудь. В отличие от американского полицейского, их задача не в том, чтобы помогать вам». Что вы скажете на это?
— А разве это не правда? — отозвалась Ребекка. — Когда вы были подростком, вы когда-нибудь спрашивали у полицейского, как пройти к станции метро?
— Не могли бы вы найти что-то более подходящее для обучения детей?
— Почему бы вам не прийти в нашу школу и не преподавать английский?
— Я не говорю по-английски!
— И я тоже! — выкрикнула Ребекка и тут же пожалела, что повысила голос. Но Шольц не рассердился. Определенно ему не хватало опыта. Но ей нужно держать ухо востро. — И я тоже, — тише повторила она. — Вот и приходится находить выход из положения и использовать любые материалы на английском языке, какие попадаются под руку. — Настало время проявить показную покорность, подумала она. — Конечно, я сделала ошибку и очень сожалею, сержант.
— Вы производите впечатление умной женщины, — сказал он. Она прищурилась. Что это — ловушка?
— Спасибо за комплимент, — бесстрастно произнесла она.
— Нам нужны умелые люди, особенно женщины.
Такого оборота Ребекка никак не ожидала.
— Зачем? — озадаченно спросила она.
— Чтобы замечать, что происходит, и ставить нас в известность, когда что-то не так.
Ребекка пришла в изумление.
— Вы предлагаете мне стать информатором Штази? — не сразу спросила она.
— Это важно с точки зрения общественных интересов, — сказал он. — Особенно важно в школах, где формируется мировоззрение молодых людей.
— Понятно. — То, что это было понятно Ребекке, не совсем доходило до этого молодого сотрудника тайной полиции. Он вышел на нее по месту работы, но он не имел никакого представления ее печально известной семье. Если бы Шольц навел справки о ее близких, он никогда не обратился бы к ней.
Она могла представить, как это произошло, Гофман — одна из распространенных фамилий, и Ребекка — не такое уж редкое имя. Поле зрения начинающего сотрудника могла по ошибки легко попасть не та Ребекка Гофман.
Шольц продолжал:
— Но люди, делающие такую работу, должны быть предельно честными и надежными.
Это звучало настолько парадоксально, что она чуть не рассмеялась.
— Честными и надежными? — переспросила она. — Чтобы шпионить за своими друзьями?
— Абсолютно. — Похоже, он не почувствовал иронии. — Есть и преимущества. — Он понизил голос. — Вы стали бы одной из нас.
— Не знаю, что сказать.
— Вам не обязательно сейчас принимать решение. Идите домой и подумайте. Но не обсуждайте с кем — либо. Разумеется, это должно оставаться в тайне.
— Разумеется. — Теперь она могла вздохнуть с облегчением. Скоро он обнаружит, что она не отвечает цели, и он возьмет обратно свое предложение. Но в тот момент он едва ли мог отказаться от обвинения ее в распространении измышлений империалистической пропаганды. Возможно, она отделается легким испугом.
Шольц встал, и Ребекка последовала его примеру. Неужели ее визит в Штази завершился так удачно? Просто уму непостижимо!
Он вежливо открыл перед ней дверь и потом проводил ее по желтому коридору. Группа из пяти-шести сотрудников Штази стояла перед дверями лифта и оживленно разговаривала. Один из них был удивительно знаком: высокий широкоплечий мужчина, немного сутулившийся, в светло — сером фланелевом костюме, хорошо ей знакомом. Она непонимающе устремила на него взор, подходя к лифту.
Это был ее муж Ганс.
Почему он здесь? Сначала она со страхом подумала, что его тоже вызвали на допрос. Но потом она поняла, судя по тому, как они держались, что к нему не относятся как к подозреваемому.
Тогда в чем дело? Ее сердце заколотилось от страха, однако чего ей бояться?
Возможно, подумала она, время от времени он появляется здесь по работе в министерстве юстиции. И тут она услышала, как один из других мужчин сказал, обращаясь к нему: «Но при всем моем уважении, лейтенант…»
Остальную часть фразы она не слышала. Лейтенант? У гражданских служащих нет военных званий, если они не служили в полиции…
И тогда Ганс увидел Ребекку.
