Книга судьбы - Паринуш Сание (лучшие книги .TXT) 📗
Когда Парванэ приходила к нам, мы с ней поднимались наверх, в гостиную. Особой мебели там не было – большой красный ковер, круглый стол и шесть деревянных стульев, в углу высокий обогреватель и рядом с ним несколько напольных подушек. Единственное украшение на стене – обрамленный ковер со стихом из Корана. Каминную доску мать застелила вышивкой и поставила там зеркало и канделябры, оставшиеся с ее свадьбы.
Мы с Парванэ сидели на подушках, шептались, хихикали, учились. К ней домой меня никогда не пускали.
– Ты не переступишь порога их дома! – раз навсегда постановил Ахмад. – Во-первых, ее брат безобразник, а во-вторых, и сама она бесстыжая. Да что там, у них даже мать ходит без хиджаба!
Я бы ответила: “Кто в этом городе носит хиджаб?” – но если я говорила эти слова, то беззвучно, себе под нос.
Однажды я все-таки заскочила к ним домой всего на пять минут: Парванэ обещала показать журнал “День женщины”. Красивый, хорошо прибранный дом, множество симпатичных вещичек, на всех стенах – картины: пейзажи и женские портреты. В гостиной широкие синие диваны с бахромой понизу. Окна, что выходили на передний двор, были занавешены бархатными шторами того же цвета. Столовая располагалась позади гостиной, проем отделялся шторой. В холле – телевизор, там тоже стояли диваны и несколько кресел, двери оттуда вели в кухню, ванную и туалет – домочадцам не приходилось бегать через двор и в зимний холод, и в летний зной. Спальни все наверху. Парванэ делила комнату с младшей сестрой Фарзанэ.
Счастливые люди! У нас было гораздо теснее. Комнат вроде бы и четыре, но на самом деле мы все топтались в большой комнате первого этажа. Там мы ели, зимой там же ставили корей, а под ним жаровню с углем – для меня, Фаати и Али. Отец с матерью устраивались в соседней комнате на широкой деревянной кровати; в их комнате стоял и шкаф с нашей одеждой и всякими вещами, а нам, детям, выделили каждому полку для книг, но у меня книг было больше, и я захватила две полки.
Маме понравились картинки в “Дне женщины”, но от отца и Махмуда мы журналы прятали. Я читала раздел “На распутье” и истории с продолжением, а потом пересказывала их маме, преувеличивая трогательные подробности, так что она чуть не плакала, и у меня тоже слезы катились из глаз. Мы с Парванэ договорились: каждую неделю, после того как ее мать прочтет новый выпуск, она дает почитать его нам.
Я призналась Парванэ, что братья запрещают мне ходить к ней домой. Она очень удивилась:
– Почему?
– Потому что у тебя брат уже большой.
– Дарьюш? Он на год нас младше. Какой же он большой?
– Как-никак он взрослый, и они считают это неприличным.
Парванэ пожала плечами, но больше не зазывала меня к себе.
Я получила отличные оценки за год, на экзаменах учителя меня хвалили. Но дома никого это не волновало. Мать не вполне понимала, о чем я толкую. Махмуд отрезал:
– И что с того? Ты сделала что-то необыкновенное?
А отец спросил:
– Так почему же ты не лучшая в классе?
С началом лета нам с Парванэ пришлось расстаться. Поначалу она заходила к нам, когда братьев не было дома, мы с ней выходили на крыльцо и болтали. Но матери это не понравилось. Дома, в Куме, она целыми днями сидела с соседками, щелкая арбузные семечки, пока отец не придет с работы. В Тегеране у нее не было ни подруг, ни знакомых, соседки держались высокомерно, несколько раз даже высмеяли нашу мать, и она обиделась. Постепенно она забыла, как сама любила поболтать, и запретила мне зря тратить время с подружками.
Мать не приживалась в Тегеране. Она все твердила: “Этот город не для нас. Все наши друзья и родные остались в Куме. Если уж жена твоего дяди, зазнайка эдакая, ставит себя выше нас, чего и ждать от чужаков?”
Она жаловалась и ныла, пока отец не согласился отправить нас на лето к ее сестре. Я возмутилась:
– Люди проводят лето где попрохладнее, а ты везешь нас обратно в Кум?
Мать рассердилась и сказала:
– Быстро же ты забыла, откуда ты родом. Мы жили в Куме круглый год, и тебя это устраивало. А теперь нашей принцессе дачу подавай? Я год не видела сестру. Я не получала вестей о брате, я не побывала на могилах предков… Пока мы объедем всех родичей и у каждого прогостим по неделе, уже и лето закончится.
Махмуд согласился отпустить нас в Кум, но хотел, чтобы мы жили у сестры отца – приедет к нам на выходные и повидается заодно с тетей и с Махбубэ.
– Живите у тети, – настаивал он, – не нужно переходить из дома в дом. Если вы погостите у всех, они все ринутся в Тегеран гостить у нас, и головной боли не будет конца.
(Замечательно! Образец гостеприимства!)
– Вот как! – возмутилась мать. – Значит, если мы будем гостить у твоей тети, и она приедет к нам, все в порядке. Но избави Аллах, чтобы нас проведала бедная моя сестра!
(Дай ему по голове, грубияну, поставь его на место!)
И мы поехали в Кум. Я больше не противилась, поскольку Парванэ все равно уезжала с родными на лето в усадьбу своего деда в Голаб-Дарэ.
В Тегеран мы вернулись к середине августа: у Али оставались хвосты по нескольким предметам, и ему надо было повторно сдавать экзамены. Не знаю, почему мои братья так ленились учиться. Наш бедный отец так мечтал об их прекрасном будущем, видел их врачами и инженерами. Так или иначе, мы вернулись домой заранее, чему я была очень рада – невыносима эта кочевая жизнь, то у тети с материнской стороны, то у дяди с отцовской, то у тети с отцовской стороны, то у брата матери… Особенно тяжело было у той тети, которая сестра матери. У нее не дом, а мечеть. Все время спрашивала, прочли ли мы молитвы, и ворчала, что не так прочли. И хвалилась своей набожностью и родичами своего супруга – все, как на подбор, муллы.
Через пару недель вернулась в Тегеран и Парванэ со своей семьей. Начался школьный год, и я вновь была счастлива и довольна. Приятно было снова увидеть подруг и учителей – теперь-то я не считалась новенькой, как годом раньше, не удивлялась всему подряд, не выдавала себя неуместными замечаниями. Я научилась писать сочинения по литературе. Стала такая же умная, как девочки в Тегеране, и тоже могла выразить собственное мнение. И всем этим я была обязана Парванэ, моей первой и лучшей наставнице. В тот год мне также открылась радость чтения – не учебника, а других книг. Мы передавали из рук в руки романы, вздыхали и проливали слезы над ними, часами их обсуждали. Парванэ обзавелась красивым альбомом – ее кузина аккуратным красивым почерком написала на каждой странице тему, а Парванэ вклеила подходящие по смыслу картинки. Все одноклассницы, родственницы, подруги вписывали в этот альбом ответы. Иные вопросы – “какой твой любимый цвет” или “любимая книга” – были не так уж интересны, но самое главное мы находили на страницах, где спрашивалось, что вы думаете о любви, были ли вы когда-нибудь влюблены и каким вам представляется идеальный супруг. Некоторые девочки писали совершенно откровенно, чего они хотят, и даже не задумывались, каково им придется, если альбом попадет в руки директора.
Я тоже сделала себе альбом, но поэтический – вписывала в него понравившиеся стихи, а рядом или сама рисовала картинку, или вклеивала ту, которую Парванэ вырезала по моей просьбе из какого-нибудь иностранного журнала.
Ясным осенним днем мы с Парванэ возвращались из школы, и она попросила меня зайти вместе с ней в аптеку, чтобы купить пластырь. Аптека была нам по пути из школы. Доктор Атаи, владелец аптеки, был почтенный старый человек, его все уважали. Мы вошли – за прилавком никого не оказалось. Парванэ окликнула доктора и привстала на цыпочки, чтобы заглянуть за прилавок. Там стоял на коленях молодой человек в белом халате, расставлял упаковки с лекарствами на нижних полках. Он поднялся и спросил:
– Чем вам помочь?
Парванэ сказала:
