Кавказ - Величко Василий Львович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Непомерное размножение князей, беков, агаларов и т.п., в ущерб не только интересам жизни народной и разумному обрусению края, но и самим представителям высшего сословия, привело впоследствии к такому порядку вещей, в котором нельзя не усматривать политической и социальной опасности. Искусственно размножив высшее сословие, князь Воронцов положил начало его разорению посредством усложнения и вздорожания жизни. В связи с этим получилось и полное падение престижа того класса, на объединительную роль которого этот государственный деятель возлагал преувеличенные надежды. Существует даже предположение, что это была со стороны князя Воронцова не ошибка, а, напротив, — дальновидная политика, клонившаяся к ослаблению наиболее сильных местных элементов.
Тем не менее, имя его чрезвычайно популярно доселе в Закавказье, главным образом, в виду того, что он признавал законность и полезность самобытного культурного развития местных племен под русским владычеством и духовным влиянием. Кроме того, он не щадил средств и усилий для экономического подъема страны; близко входил во все нужды населения, с которым искал возможно более частого непосредственного общения. И теперь можно на Кавказе найти много простолюдинов, с восхищением вспоминающих о том, как с ними беседовал сам князь Михаил Семенович об их житье-бытье.
Громадное государственное значение имели процветавшие при князе Воронцове школы при военных частях; программа их была не широка, но проходилась толково, а главное, в них имели важное значение элементы воспитания и дисциплины , ныне почти не существующие во всей русской школе сверху донизу. Из войсковых школ воронцовского периода вышла целая плеяда выдающихся полководцев, администраторов и общественных деятелей.
Эпоха реформ шестидесятых годов имела осложняющие, почти роковые последствия для русского дела в крае и для жизненного склада всего местного населения. И вводившееся ранее 60-х годов в некоторых местностях края, так называемое, «гражданское управление» нанесло русскому делу немалый вред, именно потому, что на сцену выступили люди без школы и возникли учреждения без традиций. Старые устои рушились, а для новой созидательной работы не нашлось подходящего материала. Вместо обычаев и взглядов, органически выросших на своеобразной местной почве, были призваны нормировать жизнь совершенно чуждые ей законы и кабинетные утопии , которых и остальная-то Россия, сравнительно более близкая к западноевропейскому складу, доселе переварить не может.
Освобождение крестьян, по незрелому, наскоро скомканному плану, перевернуло вверх дном социальный порядок в местностях Закавказья, где оно царило с незапамятных времен. Вдобавок, этот скачок был сделан неумело, не до конца: доселе, хотя крепостное право юридически упразднено, оно существует на деле во многих местностях тифлисской и кутаисской губерний, где временно-обязанные крестьяне чувствуют большую тяготу зависимости от помещиков, чем если бы они были по закону их рабами.
Одновременно открылся широчайший простор для развития и преуспеяния элемента, который и сам по себе нигде не имеет благотворного влияния на жизнь, а на Кавказе в особенности, так как профессиональные отрицательные черты осложняются там расовыми пороками и тенденциями. Речь идет о тех армянах-эксплуататорах, которые с шестидесятых годов особенно усердно и беспрепятственно принялись высасывать все соки из местного населения. Говорю здесь, конечно, не огульно, не обо всем армянском народе, а о классе кулаков , ростовщиков, темных дельцов, — представляющих собой сильно окрашивающий, характерный для этого племени элемент. И дворянин, и крестьянин оказались мухами в паутине этих хищников.
Чем резче социально-экономическая реформа, тем более должны служить приспособлению ее к жизни устойчивые, но гибкие государственные и общественные учреждения: администрация, суды, учебные заведения, печать и т.д. Между тем, все это было реформировано одновременно, и все изменилось к худшему с точки зрения интересов русского дела на Кавказе. Правовой формализм для народов, исторически приученных к скорому решению дел по существу; состязательный судебный процесс для людей, у которых есть в крови веками выработанная спортивность ; передача главнейших жизненных вопросов из рук воинского класса, обладавшего в глазах туземного населения престижем недавних побед, — в руки духовно-мелкой кавказской бюрократии, среди которой и доселе непомерно велик процент отбросов; классическая система, с отказом от воспитательных задач, для детей племен воинственных, подвижных, исторически несклонных к большим дозам сухого книжного знания, страдающего очевидно неприменимостью к жизни; наконец, данайские дары российского общественного мнения и печати периода самоотрицания и утраты национального чувства — все это было, несомненно, ядовитой духовной пищей с точки зрения русских интересов. Нагляднейшим издевательством над этими интересами полна кавказская печать со времени шестидесятых годов. Даже то, что во внутренней России было суровой, но здравой и благотворной по последствиям критикой изъянов нашей жизни, являлось и является доселе на кавказской окраине поводом к злорадному осмеянию, к огульному отрицанию всего русского в созидательном смысле этого слова.
Много влиял в этом направлении личный состав того прошлого российского элемента, который местные жители считали русскими деятелями. Между прочим, на Кавказ попадали недобровольно люди, политически неблагонадежные, не стеснявшиеся там в выражении своей ненависти ко всему русскому строю; местное население жадно слушало небылицы и резкие суждения, распространяемые такими людьми, настроение которых поддерживало или даже вызывало центробежные стремления среди нарождавшейся туземной интеллигенции.
В частности, на Кавказ разновременно было выслано или принято на службу довольно много поляков , не примирившихся с русской государственностью и не останавливающихся перед самыми иезуитскими средствами, чтобы вредить русскому делу. Плоды их разрушительной работы и доселе можно проследить в некоторых местах. Являясь по мундиру и языку пришлыми русскими чиновниками, они эксплуатировали, притесняли и дразнили народную массу, роняя, опорочивая в ее глазах русское имя, а наряду с этим сближались с беспокойнейшими слоями разноплеменной туземной интеллигенции, порождая и обостряя в ней отрицательное отношение к русской государственности.
По многим признакам, есть, в частности, серьезное основание утверждать, что некоторые местные волнения начинались не без польских внушений, и что армянская инсуррекционная программа, о которой будет сказано ниже, есть лишь выработанная в тридцатых и усовершенствованная в шестидесятых годах разновидность подобной же программы польского жонда.
Отрицательное значение имел также наплыв немцев в ряды кавказского чиновничества, так как даже лучшие и лояльнейшие из них не могли обладать тем напряжением русского национального чувства и самосознания, которое необходимо на окраине, подлежащей культурному объединению.
Само собой разумеется, что окрашивающая среда должна быть, особенно при отсутствии численного преобладания, богата красящими элементами. Для космополитически настроенных немцев такая русская задача была не по плечу. Если только что высказанный вывод непонятен многим представителям русского правящего класса, то лишь в силу малого знакомства нашего с государственной наукой, вследствие слабости национального самосознания и достоинства. Сущность данного вопроса прекрасно понимают в Германии, где весьма искусно распределяют по всем нужным местам, именно пруссаков , как представителей государственного цемента.
Все, что создано на Кавказе шестидесятыми годами, — новые правительственные учреждения, классовые перемены, племенные соотношения, политические тенденции, перемены экономические и бытовые, — все это обошлось дорого интересам русского дела, да и большинства самого местного населения. Ущерб, конечно, временный , по крайней мере, что касается главного вопроса, т.е. освобождения крестьян. С точки зрения широких линий истории, с точки зрения исконно-демократического призвания России , это была мера необходимая , так как она призвала к самостоятельной жизни и творчеству в разных областях народную массу, дотоле подавленную и безличную; это само по себе посев, могущий дать богатые культурные всходы.
