Богатыри проснулись - Каратеев Михаил Дмитриевич (читать книги полностью txt) 📗
За столом раздался взрыв хохота, а князь Семен, как бы извиняясь, сказал:
– Так уж у нас повелось, Федор Андреевич: мы с князем Иваном Дмитриевичем побились об заклад – кто возьмет больше оленей. И вот, один день он, с десятью своими боярами, выезжает на лов, а я, стало быть, в этот день со своим десятком пью. Ну, а завтра он будет пить, а мы поедем на лов. Эдак и чередуемся. Так то сам видишь: река-то всегда пьяна, а мы лишь через день!
Снова все дружно захохотали, а князь Федор, негодуя в душе, слегка поклонился хозяину и, не глядя на остальных, вышел из шатра.
«Тоже воинство! – думал он, возвращаясь к своему полку. – Коли этот татарин Арапша не был бы вовсе дурак, он, с силою даже втрое меньшей, давно бы их всех как курчат порезал!»
ГЛАВА 3
Тое же лета 6885Андреям Звенигородского сына, князь Федор, побил татар многих. Ве же тот князь Федор Звенигородский телом велик зело и храбр на супостаты, и крепость и силу многу имея.
Князь Федор выбрал место для своей стоянки в полуверсте от главного лагеря, возле ближайшего брода через реку Пьяну. Воочию убедившись в опасном легкомыслии суздаль-ско-нижегородских воевод и в распущенности их войска, он сразу понял, сколь важное значение имеет охрана этого единственного пути отхода, и решил взять ее на себя.
Разбивши здесь свой стан, он распорядился окружить его кольцом сдвинутых вплотную телег, оставив лишь неширокий проход в сторону суздальцев, а воинам своим приказал: половине находиться в боевой готовности, а другой половине отдыхать, но не отлучаясь из лагеря и с оружием под рукой. Почти всех своих коней он велел перегнать на левый берег, где пастбище было лучше и где они находились в полной безопасности.
В разгар этих приготовлений, часа в четыре пополудни, со стороны большой поляны вдруг донесся взрыв неистовых криков. Обеспокоенный Федор Андреевич тотчас отправил туда одного из своих дружинников, узнать, что случилось, но, выслушав донесение посланного, только досадливо плюнул: оказывается, это возвратился с охоты князь Иван Дмитриевич и объявил, что дюжину затравленных оленей дарит войску, которое приветствовало его удачу и щедрость восторженными криками.
Солнце уже близилось к закату, когда лагерь звенигород-цев был наконец устроен и князь Федор решил, что теперь можно помыться и отдохнуть. Выйдя из своего шатра, он кликнул ближайшего воина, чтобы помог ему снять кольчугу: но в этот миг со стороны суздальского стана снова послышались дикие крики.
«Должно быть, еще какой-то пьяница воевода воротился с гулянки», – подумал было Федор Андреевич, но сейчас же нонял, что это другое: леденящие душу вопли, быстро приближаясь и нарастая в силе, неслись из лесу, с разных сторон, не оставляя сомнений в том, что это татары.
Как после выяснилось, Араб-шах через своих лазутчиков был отлично осведомлен о царящей в русском войске беспечности и решил ею воспользоваться. Те самые мордовские князья, на которых так надеялись суздальские воеводы, тайными тропами подвели татар к лесному селу Шилар, находившемуся в нескольких верстах от русского лагеря. Здесь Араб-шах разделил свою орду на пять отдельных отрядов, из которых четыре внезапно обрушились с разных сторон на русский стан. Пятому было приказано захватить брод через Пьяну и частично перейти на другой берег, чтобы там перехватывать спасающихся вплавь. И если бы не случайное появление здесь звенигородского полка и не предусмотрительность князя Федора, из всего русского войска в этот день едва ли спасся бы хоть один человек.
В большом лагере, где все были уверены, что татары находятся за полтораста верст, их внезапное нападение было ошеломляющей неожиданностью. И то, что тут произошло, трудно даже назвать битвой: это было жуткое побоище. Почти никто не успел еще опомниться и привести себя в относительную боевую готовность, как татарские всадники, с устрашающими воплями, опрокидывая шатры, круша и топча все на своем пути, ворвались уже в самую середину русского стана.
Полупьяный князь Семен Михайлович, вместе со своими собутыльниками выскочивший из шатра, потрясая саблей и ругаясь страшными словами, тщетно призывал воинов к порядку и к оружию, – на него никто не обращал внимания. Только две-три сотни сохранивших присутствие духа людей, полуодетых и вооруженных первым, что подвернулось под руку, сосредоточились возле княжьего шатра, готовые защищаться.,
Остальными овладела неудержимая паника, и все они, не помышляя о сопротивлении, беспорядочными толпами бросились к реке, надеясь за нею найти спасение. Благодаря тому, что звенигородский полк, сохранивший полный порядок, стойко защищал переправу, всем первым, прибежавшим сюда с большой поляны, удалось воспользоваться бродом и перебраться на ту сторону. Но татары очень скоро обратили на это внимание и без труда отрезали брод и оборонявших его звенигородцев от главного лагеря, где продолжалось избиение обезумевших и никем не руководимых людей, которыми теперь владела одна-единственная мысль: прорваться к берегу и уйти вплавь через реку.
Пьяна в этом месте была не шире двадцати сажен и, если
бы переправа происходила в порядке, едва ли тут мог бы погибнуть хоть один человек. Но сейчас на берегу шла невообразимая сумятица: в реку стихийно вливалась лавина конных и пеших людей, из которых каждый думал лишь о своем собственном спасении, по телам затоптанных и утопающих стремясь вырваться из этого страшного живого месива. Из каждых десяти, бросившихся в реку, только двоим или троим удавалось достигнуть противоположного берега, – остальные, не добравшись и до середины, шли на дно.
Одним из первых нашел бесславную смерть во взмученных водах реки Пьяны сам набольший воевода, князь Иван Дмитриевич Суздальский. Даже не попытавшись, по примеру князя Семена Михайловича, вдохнуть в своих воинов мужество и наладить какое-то сопротивление татарам, он вскочил на коня и, окруженный боярами, устремился к берегу, который в этом месте был довольно крут. В реку ринулись все разом, с ходу, не глядя на то, что вода здесь уже кишела плывущими и тонущими людьми. Кто-то из задавленных ими воинов, утопая, успел полоснуть одну из боярских лошадей ножом. Раненое и смертельно перепуганное животное, повернув обратно, стало биться и опрокидывать других. В одно мгновение все сгрудились в общий, яростно барахтающийся клубок, на который с берега наваливались новые беглецы, увеличивая смертоносный хаос. Сам князь и многие из его приближенных, не зная еще, как обернется дело, прежде чем выскочить из шатров, успели надеть кольчуги, которые теперь безжалостно влекли их на дно.
Через полчаса в суздальском стане все было кончено. Только князь Семен Михайлович, с горсточкой собранных им боеспособных людей, храбро защищался в самом центре лагеря. Здесь все понимали, что ни отбиться, ни отойти у них нет никакой надежды, но знали и то, что пощады от татар не будет, а потому дрались до последнего вздоха и умирали с честью. На открытом месте, окруженные со всех сторон, русские воины, один за другим, падали под градом стрел и копий. Князь Семен и несколько воевод, бывшие в доспехах, продержались дольше других, но в конце концов и они все были перебиты.
По– иному развивались события у брода, где стоял звенигородский полк. Здесь не было заметно растерянности и все мужественно сражались, повинуясь руководящей воле князя
Федора, который сохранял полное хладнокровие и всегда вовремя оказывался там, где натиск татар особенно усиливался и люди его начинали сдавать.
Благодаря тому, что отряд, посланный Араб-шахом для овладения бродом, подошел сюда на несколько минут позже, чем другие напали на суздальский лагерь, – звенигородцы успели приготовиться и налетевших ордынцев встретили дождем стрел и сулиц. Федор Андреевич приказал целить не во всадников, а в коней, и это распоряжение сразу себя оправдало: раненые лошади падали на землю, некоторые начинали метаться, внося расстройство в ряды татар. Это настолько ослабило стремительность первого, самого страшного натиска, что, доскакав до ограды из телег, всадники не смогли взять ее с налету и, поражаемые в упор русскими стрелами и копьями, вынуждены были отхлынуть.
