Урга и Унгерн - Толмачёв Максим (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Маршрутами суждено было соединить Тибет с Китайским Туркестаном, на который у России имелись свои планы. Второй маршрут – от Шигацзе на юге Тибетского плато в направлении озера Бага-Хамар-Нур через Хотан и Яркенд и дальше на Ташкент – Уланов планировал исследовать на обратном пути. Участниками экспедиции Нарана Уланова должны были стать буддисты-инородцы, буряты и калмыки, а также другие туземные народности. Экспедиция искала хорошего проводника, знающего местность, основные дороги и тропы, источники воды, селения и монастыри. Таким проводником стал Шераб-лама, взявшийся довести экспедицию до самой Лхасы по самому короткому и безопасному пути. Под именем Шераб-ламы в то время скрывался не кто иной, как все тот же Амур Санаев.
С задачей проводника Амур справился отлично, он довел экспедицию до столицы Тибета. Уланов по дороге составлял подробные карты, на которые наносил среди прочего золотые прииски, а в дневнике описывал способы добычи и обработки золота. Прошлое посольство из Тибета в Россию доставило некоторое количество золота, обмененного на монетном дворе в Питере на рубли и признанного там чрезвычайно чистым. Уланов собирал в пути образцы самородков, выменивая их в монастырях и у местного населения, но к моменту прибытия в район Лхасы все образцы исчезли. Пропал бесследно и надежный проводник Шераб-лама. В Лхасу прибывшую экспедицию так и не допустили, и Уланову пришлось вернуться назад в Россию. Амур Санаев оставался в Тибете еще некоторое время.
Он объявился через несколько лет в Китайском Туркестане, в городе Карашар, но теперь уже под именем Джа-ламы. Поселился у местного князя торгутов. За короткий срок сумел собрать в Карашаре войско, включавшее порядка пяти тысяч торгутов, дербетов, монголов и урянхайских сойотов. Этими силами в августе 1912 года он взял штурмом крепость города Кобдо, выбив оттуда китайские войска.
С этого момента у Джа-ламы появились многочисленные союзники и могущественный покровитель в лице самого богдо-гэгэна. Под личное управление был выделен хошун в шестидесяти верстах от Кобдо, к Джа-ламе примкнули новые сторонники, в его распоряжении появились многочисленные табуны лошадей, отары овец и стада крупного рогатого скота. Так никому не известный калмык Амур Санаев стал одним из самых могущественных князей Монголии, подчинив своему влиянию весь запад Халхи.
Джа-лама в своей вотчине ввел железный порядок и жестоко карал любого, кто решался ослушаться его приказов. В ту пору за ним закрепилось прозвище Харгис, что значит «лютый». Кроме обновления монастыря Дэчинравжалин, он основал и свой собственный монастырь в местечке Улаан Дзасагтуханского аймака, произвел реформы в образовании и собрал воедино дербетских лам и хувараков, строил школы, внедрял новые методы ведения сельского хозяйства и заставлял своих людей возводить постоянные жилища, запасая на зиму корма. Грозный правитель аймака обязал своих воинов носить русские сапоги и обучал армию (созданную преимущественно из лам) европейским методам ведения боя. Суровость и жестокость Джа-ламы отразились в новом прозвище Догшин, что значит «суровый». Он действительно являл собой образец дерзкого и беспощадного правителя, подозрительного и недоверчивого не только к врагам, но и к своему ближнему окружению. Всего за год он убил не менее сотни знатных монголов, десятки монахов запорол палками до смерти, ослепил знаменитого художника Цаган-Жамбу, написавшего его портрет, чтобы тот больше не смог писать портретов никому другому. Убийство своих врагов Джа-лама называл великим жертвоприношением буддийскому богу. По монгольским легендам, в Эджен-Хоро, где бережно хранятся реликвии Чингисхана (среди которых и Хара-сульдэ – «Черное знамя»), до этого совершались многочисленные человеческие жертвоприношения. Кровавых ритуалов требовал Чингис-богдо, черный демон, которого, по преданиям, укротил банчен-эрдени, после чего человеческие жертвоприношения заменили на животные.
Раньше знамя-сульдэ окропляли жертвенной кровью перед выходом в поход. Этот темный ритуал пришел из древней истории шаманизма монголов в соответствии с культами их «черной веры», которой теперь был противопоставлен новый канон «желтой веры» гелуг. Монголы не забывали про древний культ сульдэ, которому поклонялся сам Чингисхан. Судьба непобедимого полководца жила в знамени, и само небо – Тенгри – правило миром благодаря сульдэ. Считалось, что до тех пор, пока знамя в сохранности, народ Халхи будет процветать. Если же со знаменем случится несчастье, войску и народу грозят многочисленные беды.
Джа-лама возродил добуддийский ритуал знамени-сульдэ, вернувшись от животных жертв к человеческим. В 1912 году впервые был принесен в жертву китайский солдат, обагривший своей кровью голубую парчу знамени Дамбиджалцана. Неопытный палач с одного удара не смог отрубить голову пленнику, и довершать казнь пришлось более опытному. Присутствующие признали это недоброй приметой, а кое-кто из лам тайно пустил слух о том, что Джа-лама примет вскоре страшную смерть. Разумеется, придворным хватило ума молчать в присутствии своего сурового правителя. Более того, окружение Джа-ламы испытывало перед ним суеверный страх, считая его обладателем магических знаний и мастером колдовства. Возможно, он действительно обладал природным магнетизмом и даром гипнотизера. Как-то преследуемый казаками Амур Санаев был загнан к берегу озера Сур-Нор. Возможности убежать не было. Местные монголы, разбившие кочевье у воды, с любопытством следили за погоней, которая должна была закончиться пленением Джа-ламы. Вдруг они с удивлением заметили, что казаки свернули в разные стороны от того места, где спокойно стоял преследуемый, и понеслись к другому краю озера, крича: «Он там!» При этом все они, вероятно, видели ламу в совершенно разных местах. После утомительной погони на берегу всадники так же неожиданно съехались вместе и напали друг на друга, рассекая шашками насмерть один другого. Каждый из них был уверен, что убивал Джа-ламу.
Бытовали и легенды о том, как за день до штурма Кобдо, чтобы поднять боевой дух своей армии, он внушил воинам видение Монголии, свободной от китайцев, а после этого показал судьбы тех, кому суждено было пасть в бою.
Многочисленные бойцы увидели храм или шатер, наполненный мягким светом. На шелковых подушках вокруг алтаря с тысячами жертвенных свечей восседали монголы, павшие у стен Кобдоской крепости. Перед воинами стояли огромные блюда с дымящимся мясом, кувшины с вином, густой чай, печенье, сушеный сыр, орехи и изюм. Восставшие из мертвых курили золотые трубки и не спеша вели беседу друг с другом.
О характере Джа-ламы и его отношении к культам можно судить по событию, произошедшему осенью 1913 года. На западе Халхи шла постоянная война между монголами и алтайскими казахами, кочевавшими со стороны китайской провинции Шара-Сумэ. Монголы нападали на кочевья казахов, угоняли скот, грабили аулы. Отряды Джа-ламы всегда принимали самое активное участие в подобных набегах. Как-то после очередной битвы казахи, спасаясь от погони, оставили на поле боя несколько умирающих воинов. Один тяжелораненый рослый и крепкий красавец-казах истекал кровью, прислонившись спиной к камню. Он спокойно смотрел на приближающихся к нему врагов. Когда монголы подъехали ближе к раненому, тот разорвал на груди одежду, готовый принять смертоносный удар. Первый из монгольских воинов подъехал к джигиту и пронзил его копьем. Молодой казах не застонал, лишь слегка наклонился вперед. Джа-лама приказал своему воину спешиться и рубануть раненого саблей. И это не вызвало стона у гордого воина. Тогда Джа-лама повелел разрубить казаху грудь, вырвать сердце и поднести к его же глазам. Казахский воин не потерял угасающей воли, лишь отвел глаза в сторону. Не взглянув на собственное сердце, так и не издав ни звука, он тихо сполз на землю и умер. Джа-лама дал задание целиком снять с убитого кожу, засолить ее и высушить для сохранения.
Конечно, его свирепость не подвергается сомнению, но в данном случае она все-таки ни при чем. Даже те, кто ненавидел Джа-ламу, признавали чисто религиозные мотивы такого поступка. Монголы во время ритуальных действ в храмах при монастырях могли не раз наблюдать, как расстилается белое полотно, по форме напоминающее человеческую кожу, – символ злого духа мангыса. В древние времена для подобных обрядов использовали настоящую человеческую кожу. Подобные атрибуты теперь остались только в Лхасе, и даже сам богдо-гэгэн вынужден использовать в ритуальных целях лишь имитацию. Как считали свидетели убийства, безграничная сила духа, проявленная молодым воином-казахом перед лицом жуткой смерти, выдавала в нем великого батора, который наверняка связан с черным демоническим началом мира и является мангысом. А это значит, что его кожа как нельзя лучше подходила для богослужений.
