Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - Сахаров Андрей Николаевич (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Несомненно патриотическое звучание и чествование другой православной святыни — иконы Владимирской Богоматери. В день ее праздника икону несли крестным ходом, в Успенском соборе царь и власти присутствовали на молебне, Вероятно, вспоминали тогда, как этот образ предостерег Русь от нашествия орд Тимура. Богослужения в дни московских чудотворцев Алексея, Петра и Ионы (русских митрополитов времен владычества Орды) также возвращали мысли к тем далеким временам.
Не исключено, что крестный ход 19 августа к Богородице Донской также имел отношение к историческим событиям — борьбе с Ордой, а позже с Крымским ханством.
Каждый год в осенне-зимний сезон царь Алексей Михайлович вместе с семейством совершал «походы» в Троице-Сергиев монастырь, где молился в храмах этой обители, вознося хвалу одному из вдохновителей борьбы Руси против ордынского ига. Помимо того в самой столице проходили богослужения в день памяти Сергия Радонежского.
Алексей Михайлович имел обыкновение направлять придворных и военачальников в наиболее почитаемые московские церкви, когда по городу двигались процессии с крестами и иконами. Царские посланцы должны были следовать за образами и представлять особу государя при всех этих храмах.
Когда в Москву прибыли вселенские патриархи на Церковный собор по делу Никона, их неизменно приглашали участвовать в церковных праздниках и отправлять службы в московских храмах. При этом публично произносились здравицы — благословения царю как ревнителю православного вероучения. Так, в 1668 году после службы в Успенском соборе патриарх Антиохийский Макарий прочел в адрес царя благословенную грамоту.
Для тогдашней жизни было правилом любое начатое или завершенное государственное дело отмечать торжественным богослужением. При этом царь лично провожал или встречал иконы, бывшие в походах или на переговорах с представителями других государств («на съездах»). Притом речь идет не только о делах внешних. Сам государь в своих походах против Яна Казимира и шведского короля имел почитаемые образы, а также «пелены» с изображениями святых и преподобных, («те все пелены были за великим государем… в Смоленском, и в Виленском, и в Рижском походах»). В единственном сохранившемся от 1670 года письме родным Алексей Михайлович писал: «А мы на Спасителеве деле, так же и всего нашего государства на великом смотре…» Царь придавал большое значение своевременному вручению воинским частям боевых знамен, на которых была как религиозная символика, так и иные изображения. Алексей Михайлович торопил мастеров, чтобы они изготовили знамена из отпущенных для этих целей тканей («дорог», «киндяков" и пр.). В день Богоявления обычно духовенство кропило святой водой знамена стрелецких войск.
С большой помпой были отправлены на «государеву службу» войска в Уфу и Казань 7 и 12 сентября 1669 года. Царь наблюдал, как ратные люди шли строем со знаменами, пушками, литаврами, барабанами и трубами. Двадцать девятого ноября 1672 года Алексей Михайлович встречал русское посольство, вернувшееся из Польши, и шел за образом Спаса, 8 и 11 декабря того же года он учинил смотр-провожание войск, направленных в Киев с князем Трубецким, а 31 января 1673 года государя можно было видеть на проводах ратных людей, уходивших служить на Дон.
Необычайным великолепием отличались приемы и отпуски иностранных послов. Существовала детально разработанная процедура, которой неукоснительно руководствовались в Посольском приказе и при царском дворе. Наиболее почетной считалась «встреча большая», когда посол иной страны мог видеть наивысшие знаки внимания. Соответственно этому обставлялись все этапы приема в царском дворце — приезд послов в Кремль, встреча у лестницы, на крыльце и так далее. Чем ближе к царским палатам, тем выше был ранг встречавших русских сановников. Неизменно высших почестей удостаивались послы «цесаря». Алексей Михайлович принимал заграничных дипломатов, сидя на «царском месте». К государевой руке допускали не каждого. Да и характер приема мог зависеть от состояния отношений России с тем или иным государством. Если о здоровье иноземного монарха царь спрашивал, вставая со своего места, то во время приема английских послов от Кромвеля Алексей Михайлович демонстративно не поинтересовался здоровьем протектора и не поднялся в знак приветствия. На аудиенциях бояре и другие «ближние люди" блистали золотыми цепями и роскошной одеждой. Полы, лестницы, стены помещений на пути следования почетных гостей покрывались дорогими тканями и коврами.
Конечно, год на год не приходился, и Алексею Михайловичу порой долго не встречались на приемах иноземные представители. Но в 1657 году «дневальная записка" зафиксировала приемы послов и посланников из Крыма, Речи Посполитой, Бранденбурга, Молдавии, не считая посланцев от Богдана Хмельницкого и калмыков, а также греческих духовных лиц и купцов. Рабочая часть переговоров обычно проходила в Ответной палате, где бояре и дьяки беседовали с послами, передавали им мнение царя и выясняли все интересующие русскую сторону вопросы.
Иностранные дипломаты пользовались в Москве обильным «кормом» и питием, их приглашали к богатому царскому столу перед отпуском на родину. Вручались также дары, от стола передавались кубки и ковши с горячительными напитками. При этом не обходилось без курьезов. Крымские послы порой воспринимали драгоценные сосуды с питием как подарки и прятали их за пазуху. Считалось неприличным отнимать эти предметы. И тогда нашли способ: крымцам посылали вместо драгоценных чаш их имитации из меди, для вида посеребренные или позолоченные.
Одним из самых пышных был прием грузинского царевича Николая Давыдовича и его матери, когда они решили отправиться из Москвы на родину. Прощальная аудиенция была дана царицей Марией Ильиничной для матери царевича Елены Леонтьевны. Присутствовали одни женщины сообразно принятому при дворе «чину», что было в то время чрезвычайно редко.
Постоянной заботой Алексея Михайловича было стремление закрепить положение будущего наследника престола в государстве. Мы уже видели, как царь повелевал на время своих военных походов писать донесения и другие документы на имя младенца Алексея. Когда отрок достиг тринадцатилетия, Алексей Михайлович устроил его пышную «презентацию». Наследника «явили» придворным и войску, разумеется, и духовенству. Второго сентября 1667 года уже сам Алексей Алексеевич в своей Столовой палате устроил «кушанье» для многих приглашенных в тот день вельмож, дворян, начальных людей войска. И «вечернее кушанье» тогда состоялось в Деревянных хоромах у царевича. На именинах царской дочери Марфы Алексей Алексеевич угощал тридцать человек нищих и одарил их деньгами — по два рубля на брата. А 7 сентября 1667 года состоялся большой прием в Грановитой и в Золотой палатах, где царь «объявил» наследника престола. Среди гостей значились иноземцы; генерал-поручик Бовман (сидел на весьма почетном месте близ царя), «дохтур, и аптекари, и полковники, и подполковники», «здоровать» царевича приходили стрелецкие и солдатские полки, за что получили вознаграждение, Недолог оказался век надежи царской… Через два года Алексея Алексеевича не стало. Конечно же, выходами, приемами, смотрами не исчерпывалась государственная деятельность Алексея Михайловича. Было много повседневной, будничной работы, от которой царь не уклонялся. Образ благодушного лежебоки, любителя сытно покушать и повеселиться вряд ли соответствовал действительности, хотя именно в таком духе представлял его в своих последних произведениях и письмах неистовый протопоп Аввакум. Если просмотреть записные книги Приказа Тайных дел за 60-е — начало 70-х годов XVII века, то можно убедиться в большой каждодневной работе царя (рассылка указов, писем, фиксация устных распоряжений и так далее). Показателем несомненной активности царя служат довольно многочисленные его автографы, имеющие прямое отношение к различным областям внутреннего управления и внешней политики, не говоря уже о хозяйственной документации. Если бы ученые задались целью подготовить к изданию все, что вышло из-под пера царя Алексея, им редактировалось, диктовалось (а именно по этому принципу печатаются более ста лет тома «Писем и бумаг императора Петра Великого»), то набрался бы солидный том, возможно, и не один. Так или иначе, можно с должными основаниями говорить, что причастность царя ко всему, что касалось страны в его правление, достаточно заметна.
