Фердинанд Врангель. След на земле - Кудря Аркадий Иванович (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— Знаешь, что замечательно, Фердинанд, — с задушевной интонацией говорил Литке, — на самых дальних островах мы почти всегда находили следы когда-то побывавших там отважных поморов. А ведь они шли на север часто наугад, вслепую, не имея таких инструментов, какие имели мы с тобой, на утлых суденышках, не чета нашим...
— Да, — соглашался с ним Врангель, — и меня зачастую поражало мужество наших предшественников — северных промышленников. Должно быть, страсть к познанию неведомых земель в крови человека, и никто более из других наций не расположен так к изучению Севера, как русские люди. Что, впрочем, неудивительно: ни одна страна в мире не имеет столь пространного выхода к Ледовитому морю, как Россия.
Пока Литке углублялся в библиотеках и архивах в изучение давних отчетов и других исторических источников, Врангель почти каждый день выезжал на верфь, наблюдая за постройкой своего корабля и тщательно вникая во все детали, вплоть до проверки накладных на поставки необходимых материалов.
Бывший командир «Камчатки», а ныне генерал-интендант флота Василий Михайлович Головнин, определивший назначение Врангеля в северную экспедицию, и теперь, порадовавшись его успехам, сказал свое слово, когда в морском ведомстве подыскивали кандидатуру офицера для очередного кругосветного вояжа в Русскую Америку. Во время встречи с Головниным в служебном кабинете генерал-интенданта на Галерной улице Врангель не мог не заметить мрачного расположения духа Василия Михайловича. И причиной тому, как явствовало из беседы, было плачевное и даже гибельное состояние русского флота.
— Вообразите, — гневно говорил, расхаживая по кабинету, Головнин, — неравнодушные к нашим морским успехам англичане ныне ехидничают над нами, заявляют, что, в отличие от других наций, Россия содержит флот свой не столько для защиты от неприятелей, сколь для приятелей, чтоб извлекать личную выгоду для себя. Экономия на нуждах флота ведет к постыдным для нас результатам. Два года назад, когда я определен был на интендантскую должность, иностранцы поражались виду наших кораблей в кронштадтской гавани: у одного лишь левый борт свежей краской покрыт, у другого правый. «Что ж такое, — вопрошали, — иль новая мода в русском флоте завелась?» А причина-то, мода сия, в том, что перед посещением гавани государем императором начальник морского штаба Моллер живо распорядился покрасить те борта кораблей, кои к монарху обращены будут, чтоб тем продемонстрировать славу и красоту нашего морского флота!
Все более кипятясь негодованием, Головнин продолжал о том, что нищенское содержание морских чиновников, младших офицерских чинов и строителей кораблей побуждает их заниматься казнокрадством: тащат все, что плохо лежит, — и крепкие корабельные доски, и парусину, и прочий материал. И потому строительство корабля, ежели рассчитываешь на безопасное плавание, надо держать под ежедневным и неусыпным личным контролем.
Врангель не забыл его совета.
Прослышав о назначении бывшего начальника в кругосветное плавание, к нему обратились с просьбой зачислить, ежели возможно, в экипаж спутники по северной экспедиции — произведенный в лейтенанты Федор Матюшкин, штурман Козьмин и доктор Кибер, и Врангель без раздумий включил их в состав команды. Вторым лейтенантом, по совету Литке, взял плававшего с Федором Петровичем к Новой Земле и хорошо зарекомендовавшего себя Михаила Лаврова.
Литке исполнил свое намерение и однажды повел Врангеля знакомиться со своими друзьями — братьями Бестужевыми. Старший, Николай Александрович, капитан-лейтенант 8-го флотского экипажа, занимался при Адмиралтейском департаменте вопросами истории русского флота и публиковал очерки на эту тему в литературных журналах. Младший, Александр, служил в чине штабс-капитана адъютантом при герцоге Александре Вюртенбергском и был еще более чем брат, известен не без блеска написанными повестями и рассказами. Оба, благодаря своим талантам, пользовались популярностью и во флотских кругах, и в литературном обществе Петербурга.
У Бестужевых был в этот вечер и штабс-капитан Генерального штаба Александр Осипович Корнилович. По словам Федора Литке, эта троица воплощала в себе самое умное и передовое среди их сверстников — флотских и армейских офицеров. Тем более приятно было Врангелю услышать, как Корнилович, обратившись к Бестужевым, аттестовал их с Литке:
— Вот, друзья мои, люди, которые нашли себя в истинно благородном деле на благо Отечества!
— Да мы-то знаем, — добродушно ответил Бестужев-старший, — в том числе из вашей, Александр Осипович, недавней публикации.
Врангель поневоле зарделся, вспомнив, как информировал автор отечественную публику в последнем номере «Северного архива» о «подвигах наших мореходов». Рассказывая об их с Анжу экспедиции, Корнилович как бы мимоходом заметил, что трудности, с которыми они столкнулись, превосходят испытания, выпавшие на долю прославленных зарубежных капитанов Парри и Франклина. Этот, без сомнения, весьма лестный комплимент показался Врангелю все же чрезмерным.
Поскольку с Федором Литке Бестужевы уже виделись, когда, завершив очередное плавание к Новой Земле, он приезжал в Петербург, внимание их сосредоточилось на Врангеле. Братьев интересовало положение местных народов Сибири, особенно чукчей.
— Правда ли, — спросил Николай Бестужев, — эти чукчи настолько воинственны, как мы о том слышали, и есть ли в Сибири планы покорить их?
— Они не более воинственны, чем всякие другие народы, которым приходится защищать свои земли и право жить на них так, как они хотят, — ответил Врангель. — Когда же приходишь к ним с мирными намерениями, они показывают дружелюбие и готовность помочь. Во время наших походов никакой враждебности к русским мы не наблюдали. Им, господа, — выражая свою точку зрения, говорил Врангель, — надо совсем немногое: выпасать оленей, охотиться и вести торговлю — как с туземцами Америки по ту сторону Берингова пролива, так и с русскими купцами. Слухи о враждебности чукчей живы и в Сибири. Но это — дань памяти тем временам в прошлом, когда их земли действительно пытались завоевать, а всех чукчей обложить ясаком. Им, понятно, это не понравилось, и тогда они взялись за оружие.
Наблюдения над положением туземных племен Врангель заключил высказанной им надеждой на то, что ежели местные власти в Сибири ответственно подойдут к воплощению в жизнь проектов Сперанского, то это, бесспорно, должно привести к благоприятным переменам.
— Вот посмотрите, — скептически хмыкнул Николай Бестужев, — ничего из этого не выйдет. В нашей матушке-России не так уж трудно сочинять прогрессивные реформы и разного рода направленные к благу преобразования. Да только воплотить это в жизнь зачастую не получается. Слишком много чиновников, больших и малых, приловчилось извлекать из чьих-то бед немалый барыш. И не только это. Во всем — косность, рутина, страх перемен. Так и плетемся в хвосте передовых наций.
Разговор становился все острее. Корнилович завел вдруг речь о повстанческой борьбе народов Южной Америки за свободу и независимость от Испании, восхваляя их мужество и решимость.
— Позвольте, господа, — обратил он взгляд на Литке и Врангеля, — вам-то это должно быть лучше известно. В плавании с Головниным на «Камчатке» вы, помнится, заходили в порты Южной Америки, были, если я не ошибаюсь, в Перу, в Чили...
— В Чили мы не были, — возразил Литке, — и как раз потому, что, как объяснил нам Василий Михайлович, эта страна уже была захвачена инсургентами, и посещение ее в то время могло вызвать нежелательное обострение отношений между Россией и дружественной нам Испанией.
— А в Перу, — подхватил Врангель, — мы пришли в тот момент, когда местные патриоты вели успешные операции против правительственных войск и уже захватили порт Вальпараисо. Помню, на приеме у вицероя мы с Федором Петровичем сидели рядом с испанским полковником, командиром местной кавалерии, и он развлекал нас рассказами о предводителе повстанцев Хосе Сан-Мартине, отдавая должное его полководческим талантам. Мне запомнились слова этого полковника. Он говорил, что все патриоты, как называют себя инсургенты, немного чокнутые, а когда человек чокнут на освободительной идее, он становится храбрее.
