Славянский меч (Роман) - Финжгар Франц (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Она решительно ударила молоточком из слоновой кости по золотому диску, висевшему возле постели. Полог распахнулся, и шесть прекрасных рабынь встали возле ложа.
— В ванну! — твердо приказала она, быстро поднимаясь и садясь в носилки.
Ароматные теплые волны окутали ее, она опустила веки и отдалась мечтам. Безмолвно расчесывали рабыни ее дивные волосы, умащивая их благовониями. Ароматы и тепло раздражали нервы, будили инстинкты, перед ее взором возникали соблазнительные картины безумных ночей, которые она проводила с мускулистыми борцами и наездниками на ипподроме.
Страх ушел. Она позабыла об Управде, мысли ее кружились вокруг Истока и ткали таинственные нити, которыми она оплетет его, оторвет от Ирины, завладеет им сама, а потом оттолкнет от себя и уничтожит, дабы не осквернять перед всеми святой престол.
Давно уже покончили рабыни со своими обязанностями и как белоснежные гипсовые статуи замерли возле ванны, глядя на повелительницу, словно в полудреме опустившую веки. Но опытные прислужницы видели, что Феодора не спит. На губах ее появилась улыбка, потом вдруг исчезла, на лбу проступила темная морщина, тоже исчезла, и снова показалась улыбка, будто солнце пробилось сквозь тучи.
— Завтракать! И сейчас же позвать Спиридиона! — произнесла наконец Феодора. Евнухи поспешили с пурпурными носилками, и вот уже Спиридион преклонил перед ней колени:
— Всемогущая императрица велела недостойному рабу приблизиться к себе!
— Следуй за мной!
Когда евнухи с носилками остановились возле порфирного столика, на поверхности которого инкрустацией драгоценных камней были изображены виноград, маслины и цветы, Феодора приказала удалиться всем, кроме Спиридиона. Присев к столику и взяв золотой кубок с теплым вином, она спросила:
— Скажи, Спиридион, Ирина уже послала Евангелие центуриону Истоку?
— Всемогущая императрица, Спиридион охотно бы умер, чтоб сказать тебе это. Но он узнал лишь, что Ирина отправила рабыню Кирилу к книготорговцу.
— Отлично! Она послала ее за Евангелием. Она хочет обратить Истока в Христову веру. Достойная Ирина! Апостольские дела творит. Выясни, передала ли она ему уже Евангелие.
— О, почему я не могу ответить святой самодержице, как мне бы хотелось. О, почему я не умер до рождения, ничтожный! Раб Пратос уже ходил к Эпафродиту, у которого, должно быть, живет центурион Исток. Он нес небольшой сверток!
— Ты наверняка это знаешь? К рыбам отправлю твое тело, если солгал!
— Пусть меня испепелит сатана, если я не сказал святой правды!
Феодора мигнула, евнух исчез. Когда занавеси за ним закрылись, она обмакнула печенье в сладкое вино, откусила кусочек и громко засмеялась.
— Ха-ха-ха! Апостольские дела! Евангелие служит монашку шкатулкой, в которой она переправляет любовные письма. Берегитесь!
Пока Феодора раздумывала, как обольстить Истока или, по крайней мере, разъединить и погубить влюбленных, единственных во всем дворце искренне любящих друг друга людей, евнух Спиридион перебирал и в третий раз пересчитывал монеты Эпафродита. Он был жаден, и десять раз на день мог продать душу и честь за золото. Верность его покупалась за деньги и перекупалась за еще большую мзду. Он перебирал, ощупывал монеты и по одной опускал в потайное, выдолбленное в стене хранилище, услаждая слух звоном металла. Когда исчезла последняя монета, уродливое лицо евнуха исказила сладострастная гримаса, он сел и быстро написал новое письмо Эпафродиту, в котором подробно сообщал о своем разговоре с императрицей. И лукаво добавил: пусть Эпафродит призадумается над тем, что каждая написанная им строчка может стоить ему, Спиридиону, головы и что во всем мире не найдется таких денег, которые бы ему возместили ее. Он делает это из безмерного уважения к Эпафродиту, зная его извечную преданность императорской чете.
Когда Эпафродит, читая письмо, дошел до последних строк, на его лице появилась хитрая ухмылка, он полез в кассу и послал евнуху мешочек потяжелее.
Потом он перечитал первое письмо, перечитал второе, встал и принялся расхаживать по драгоценным коврам. Глубоко задумался Эпафродит. Он ломал свою мудрую голову, прикидывал и так и сяк, обдумывал, с чего начать, комбинировал. Однако, несмотря на богатый опыт и врожденное лукавство, грек не мог распутать узел, который завязывался вокруг его питомца Истока. Не придумав никакого выхода, он хладнокровно лег на персидский диван и рассмеялся.
— Дело принимает серьезный оборот. Ясно, что началась увлекательная комедия, которая может кончиться еще более увлекательной трагедией. Речь идет лишь о том, стоит ли мне играть в ней, привязать котурны, надеть маску и выйти на сцену или остаться среди зрителей и наслаждаться веселой забавой? Впрочем, если лицедействует Феодора, императрица, почему бы не лицедействовать и Эпафродиту? Голову я не потеряю, ибо я принадлежу племени, давшему миру Аристотеля и Фемистокла. Других детей, кроме парусников в море и золота в кассе, у меня нет — так пусть чужие дети украсят мои старческие годы!
Он призвал раба и спросил его об Истоке. Тот еще не возвращался. Тогда грек велел ждать его; когда бы Исток ни пришел, пусть незамедлительно идет к нему. Даже ночью.
Вечер давно уже остудил горячий весенний день. Ожили форумы, в садах зазвучали цимбалы и бубны, на море колыхалось множество огоньков. Все спешили под звездное небо насладиться вечерней прохладой.
Эпафродит тоже гулял по террасе. Весь день он напрасно поджидал Истока. Его охватила тревога. Юмор, с которым он утром отнесся к разыгрываемой Феодорой комедии, пропал. Он быстро ходил меж цветами. Голова склонилась на грудь, лоб покрыли морщины, косматые брови хмурились. Неотвязные думы одолевали его.
«Зачем мне это? Я много сделал для варвара, спасшего мне жизнь, и с радостью помог бы ему еще. Но если он, безумец, сам катится в пропасть, сам идет навстречу беде, что я могу поделать? Справедливо сказано: любовь лишает разума! Отверзнись перед ним ад и скажи ему: скройся, или ты умрешь! — и он не скроется. За один поцелуй он готов сесть в лодку Харона!»
С досадой ударил Эпафродит тростью по головке цветущего мака, и багровые лепестки посыпались на песок.
«Феодора ревнует, это ясно. Асбад ревнует, это тоже ясно. Тяжко тому, на кого ощерились гиена и волк. Исток, может быть, уже в тюрьме, может быть, он уже шагает бог весть куда к варварской границе, а может быть, корабль везет его в Африку. В Константинополе, где властвует император — единственный творец законов, — все возможно. Он закрыл эллинские школы [101], лучше бы ему закрыть дворец и вымести мусор за порог. Лицемеры!»
Грек снова стукнул по маку, и еще три лепестка, кружась, упали на землю.
Тут он услышал три громких удара в ворота. Эпафродит стремительно повернулся и пошел ко входу. По брусчатке двора стучали подковы.
— Наконец-то!
Старик быстро прошел из сада в дом. У дверей его уже ожидал Исток. Доспехи юноши были покрыты пылью. По лицу катились капли пота.
— Светлый, могущественный, я явился прямо к тебе, ты звал меня. Прости, я весь в пыли и поту.
— Ничего. Иди за мной, центурион!
По узкому, освещенному мягким фиолетовым светом коридору они прошли в перистиль [102]. Прекрасные снежнобелые коринфские колонны поддерживали его аркаду, посередине шелестел фонтан, окропляя трех играющих наяд.
— Ты устал, центурион. Садись.
Он указал на каменную скамью, придвинул себе шелковый стульчик и сел напротив Истока.
— Асбад сегодня будто взбесился. Он так далеко загнал моих воинов и так их нагрузил, что человек десять упали посреди дороги. Должно быть, черти его самого оседлали и не давали покоя!
— Что, он тоже узнал о твоей встрече с Ириной?
— Моей встрече?
— Не лукавь, Исток! Вспомни о своем обете, подумай о том, что я теперь твой отец, и не таи от меня ни единого слова.