Наследники - Федоров Евгений Александрович (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Иван Мосолов, который изрядно понаторел в демидовских плутнях, по примеру своих хозяев обладил дело приступом: одарил тархана бусами, гребнями, топорами, подпоил башкирцев и заключил с ними купчую на плодородные земли. По этой купчей отмерили туляку огромные пространства с лесными угодьями, с покосами, с реками и рудными местами. Отхватил Иван Перфильевич в один присест великий кус — двести тысяч десятин, а уплатил за них башкирцам-вотчинникам всего-навсего двадцать рублей.
После выгодной сделки Мосолов пустился по старой, проторенной дороге в далекий Санкт-Петербург. Знал он тропки, натоптанные большим уральским хозяином Никитою Демидовым. Где правдою, а где подачками дошел до сената и добыл приписную грамоту, по которой к новому заводу прикреплялись тысячи крестьянских рук. Возвращался из столицы на ставший родным Каменный Пояс старик Мосолов веселым и бодрым от счастья. Мерещился ему в мыслях среди необозримых глухих лесов и гор свой обширный завод.
«Хозяин! Сам хозяин! — восхищался собой бывший приказчик. — Вот тебе и новое гнездо облажу…»
Минуя Москву, Мосолов заторопился на восток.
Среди величавых и суровых Уреньгинских гор он облюбовал глубокую долину полноводной реки Ай. Над долиной вздыбился могучий Косотур, словно кабан, одетый густой щетиной леса. Рядом ущелье пересекал кремнистый шихан. «И если в том месте поставить плотину, — рассуждал Мосолов, — быть тут обильным водам! Здесь и место заводу!» — решил он.
Летом согнал он на купленные земли приписных и кабальных людей, и они принялись за тяжелый труд. С великими усилиями среди гор, в пади реки Ай, они срубили бревенчатый острог. Реку перегородили плотиной, а подле соорудили завод для литья мортир и ядер. Завод на горе назвали Косотурским.
Мосолов был жесток и управителя себе подобрал под стать. Степан Моисеев — Мосейка, заводской приказчик — отличался жестокосердием и невиданной скупостью. За каторжную работу кормил работных гнилым толокном и тухлым мясом, зато щедро наказывал батогами и плетьми.
Изо всех сил тянулся Иван Перфильевич добывать железо и ставить его дешевле Демидовых.
«Дед да батька разумели толк в рудах и в плавке, а сынок Прокофка — пустоцвет. Ему ли равняться со мной? — раскидывал умом Мосолов. — Вот еще немного поднажму и достигну своего!»
Охотясь по горам со своими егерями, наехал на Косотур Никита Акинфиевич. С высокой горы он оглядел завод и крепко обругал бывшего приказчика:
— Эх, и сукин сын, какое место из-под носа урвал!..
— Слава богу, поднаторел сей лиходей у вашего батюшки, — с завистью оглядывая мосоловское богатство, отозвался Селезень.
Никита Акинфиевич не пожелал спуститься с гор и посетить Мосолова. «Не к лицу водить соседство со своим холопом», — подумал он и с многочисленной свитой повернул прочь от Косотура.
Между тем в глубокой долине Ая от темна до темна кипела напряженная жизнь. Еще звезды не гасли и на земле лежала темень, а «будинка» бегал под окнами и стучал:
— На работу! На работу!
Нарядчики не давали спуску ни старому, ни малому. Замешкавшихся били. Опоздала хозяйка покормить ребят, несет молоко для горемычных, — «будинка» хвать ее палкой по рукам за нерадивость. Горшок — вдребезги, молоко выхлестнулось, женские руки в синяках. Так и оставались детки на весь день голодными. Женки работали наравне с мужиками: в шахтах и на домнице. Ребят брали с собой на работу. Немало детишек попало в беду. Вертится подле домны, любуется малышка синими огоньками — от жара рубашонка и вспыхнет, разом займется. Крик, слезы, голосит мать. Поздно, не помочь беде: как мотылек, дитя погибло на огне.
Молодые бабы в лесных куренях усердно жгли уголь. Мосейка спуску не давал: недоглядит молодка, сгорит уголь в «кабане» — немедленно следовала кара. Провинившейся женке надевали на шею хомут и водили по улицам…
Неумолимо подбиралась к Мосолову старость. Тело его подсохло, сивая, когда-то густая борода поредела и отливала желтизной. Серыми ненасытными глазами сыча вглядывался он в окружающих.
Понимал Иван Перфильевич, что доживает последние годы, и оттого жадно хватал от жизни сомнительные радости.
С гор к хозяину наезжал дряблый башкир, привозил Мосолову тайные настойки из лесных трав. Молодил ими кровь старика. Под старость Иваном Перфильевичем овладели страсти, быстро в последнем пламени отгорала его потухающая кровь. Казалось, он стремился наверстать упущенное.
Когда хозяин ходил по заводскому поселку, работные женки разбегались и прятались.
— Остерегитесь, кащей идет!..
Мосолов шел по улице степенным шагом, заложив жилистые руки за спину. Бесстыжие глаза его шарили по окнам.
Следом за ним, чуть поодаль, следовал Мосейка.
Заводчик выслеживал невест. Всех девушек на выданье записывали в книги и подыскивали им женихов. Иван Перфильевич сам входил в это дело. Самой хорошей девке давал самого плохого парня, а хорошему, бравому парню — плохую девку. Жених с невестой до последнего часа не видели друг друга. Только в церкви под венцом и встречались.
Мосолова обуревала зависть к чужому счастью. С каким-то непонятным наслаждением он гасил человеческую радость у своих работных, отнимая у них самое дорогое. Худой и жилистый, как озлобленный зверь, он бродил среди людей и терзал их своими причудами. Завидя девушку, он весь дрожал от ревнивой мысли.
— А, красуешься! Молодца поджидаешь? — вкрадчиво допытывался он. — Погоди, я сам тебе женишка подыщу!
И он действительно находил своей кабальной жениха — самого плохого, никудышного мужика.
Обезумевший старик не щадил ни одной семьи. Он ходил по домам и сам намечал невест среди заводских девушек. Лучших забирал к себе в покои.
Видя непомерную любовь хозяина к женскому полу, Мосейка предостерегал:
— Поберегись, Иван Перфильевич, сердце-то твое с продухом! Неровен час — остановится.
— Кхе! — издавал хрипящий звук Мосолов. — Ништо, сдюжаю!..
Старик не унимался. Этим летом из Калуги пригнали «непослушников». Мосолов ходил среди них, отбирал покрепче в шахты.
— Калуцкое тесто жидко больно! — морщился он, ощупывая людей и даже заглядывая в рот.
— Помилуй, хозяин, мы ведь не кони! — обижались мужики.
— То-то не кони: конь и болящий тащит воз, а ты отлеживаться вздумаешь! — сердито огрызался Мосолов.
Среди ватаги сдороженных «непослушников» приметил хозяин смуглую девку с карими глазами. Ресницы ее были густы и тенисты, и оттого взор, как уголек, то вспыхивал, то гас зарницей. Подле девки вертелся белокурый парень-калужанин.
— Отойди! — оттолкнул Мосолов парня от девки. — Что ластишься к красуле? Не для тебя господом сотворена! Как звать-то? — уставился он на пригожую.
— Оксана, — отозвалась ока, потупив глаза.
Босые крепкие ноги ее блестели смуглым здоровым загаром. Стан девки привлекал взор силой и гибкостью.
— Знатна! — похвалил ее Мосолов и подморгнул Мосейке.
Хозяин подошел к парню, оглядел его, словно лошадь. Ощупал мускулы.
— Силен, крепок! Что робил досель? — спросил он.
— Плоты на реках гонял. За кормчего состоял! — с гордостью ответил калужанин.
— То к часу подоспело! Коломенки на днях поплывут, будешь ты на них за потесного! — по-хозяйски определил Мосолов и опять вернулся к девке:
— В стряпухи беру тебя.
На закате в хибару к калужанину пришел приказчик. Оглядевшись, заметил в углу парня и Оксану.
«Опять вместе сошлись, шишиги! Небось снюхались!» — недовольно подумал он и сказал мужику:
— Ряди девку в хоромы!
— А ей и тут добро! — отозвался калужанин.
— А там еще добрей буде! — перебил мужика Мосейка. — Запомни, сказ у нас короток, а дело и того короче!
— Гляди, как бы не раскаяться после! — вытянулся во весь рост парень и головой коснулся матицы. — Не ходи, Оксана!
Как ни противился калужанин, забрали девку к Мосолову. Ошалел старый хрыч, закрылся в своем доме, как в крепости…
Калужанин в той поре по Чусовой на струге плыл. Торопил мосоловский приказчик караван по вешней воде доставить до Твери. Под тяжкой железной кладью коломенки грузно осели в воду.
