Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - Аксеничев Олег (книги бесплатно без TXT) 📗

Андрей Остафьев был интересен Джейн Ди как источник информации, не более того.

И слава Богу, что московит вовремя понял это: не хватало только наделать глупостей от неразделённой любви.

А получение информации — процесс обоюдный, не так ли, сударыня? В конце концов, Молчана приставили к почтенному доктору именно для того, чтобы знать о нём всё. Поэтому Френсис Уолсингем требовал от нового сотрудника подробностей и деталей, даже самых незначительных. Видимо, важное дело задумывалось, и осечки с выбором кандидата быть не могло.

   — Ты здесь уже пять недель, мой скиф, — шептала Джейн через поцелуи. — Не привык ли ко мне, не мечтаешь ли уже о другой? Не бросишь ли меня?

   — Не покину, моя госпожа. Скоро доктору Ди придётся, по приказу её величества, собираться в дальнюю дорогу, и не только вам придётся его сопровождать, но и вашему покорному слуге.

   — Только слуге?

   — Вашему рабу, сударыня!

Как легко лгать женщине, когда её не любишь! И совсем не совестно отчего-то...

Вернувшись в сумерки домой, доктор Ди застал в библиотеке идиллическую картину. Его жена и соглядатай Уолсингема сидели в креслах, уже затеплив свечи, и читали.

   — Что за вкус, сударыня, — поморщился доктор Ди, заметив в руках у жены «Мандрагору» Макиавелли. — Эта книга — не более чем пример, как отдыхает разум великих! Отвлекаясь от политики и интриг, синьор Никколо развлекал себя любовными играми...

   — Хотите сказать, что для очищения от одной грязи необходимо выпачкаться в другой?

   — Сэр Эндрю, вы кладезь парадоксов! Вслушайтесь, сударыня, вот пример настоящего христианского мировоззрения! Да-да! Ибо в любви нет иного, чем грязь! Светлые чувства — они только в семье, когда между супругами не похоть, но только долг!

Сэр Эндрю и госпожа Джейн с готовностью согласились с мнением доктора.

После чего Молчан, отложив «Элегии» Овидия (без латыни в Европе никуда), вежливо откланялся.

Но отправился не к Уолсингему, где письменный доклад и непременная личная беседа ожидались не раньше чем через неделю, а в таверну неподалёку, на Тернмилл-лейн, если быть точнее, в заведение под названием «Благочестивая Марта», со старой закопчённой вывеской и неброским фасадом.

В самый приличный бордель этого района.

Ну не может молодой здоровый мужчина без женщины так долго, вот вам правда жизни, госпожа Джейн Ди! Особенно — мужчина, которому шепчут множество ласковых слов, к которому прижимаются так тесно, словно и нет между телами одежд, а вскоре отпускают, одарив на прощание коротким небрежным поцелуем.

Андрей обязан следить за своим душевным спокойствием (работа!), вот и нашёл вполне разумный, с его точки зрения, выход.

Благочестивая Марта, хозяйка этого достойного заведения, всегда была рада таким посетителям, как Андрей, тихим и честно расплачивающимся по счетам. Заметив предпочтения молодого человека, Марта стала интересоваться, когда в следующий раз ожидать дорогого гостя, и придерживала для него одну и ту же девушку. На всю ночь, разумеется, и по особой цене, конечно — кто сказал, что гостеприимство не стоит денег?

Этим вечером Анарда, как и было условлено заранее, ждала прихода Молчана.

   — Та женщина снова с тобой не осталась? — спросила она, открыв на стук дверь в свою комнату.

   — Снова, — не стал спорить Молчан, снимая перевязь со шпагой и вешая её на настенный крюк.

Туда же отправилась и шляпа.

   — Ты не выглядишь огорчённым...

   — Страсть можно регулировать разумом, — проговорил Молчан, скидывая с помощью Анарды сапоги для верховой езды, удобные и для пешего передвижения по грязным улицам Лондона. — Главное — не потерять его. А Джейн... Она напоминает мне Химеру, описанную греческими и римскими авторами. Ты слышала о ней?

   — Нет.

   — Дикая коза, змея и львица. Можешь представить себе зверя, совмещающего в себе черты этих существ?

   — Н-н-ет, наверное...

   — Да, это очень сложно, признаю. Вот и стала Химера образом всего невозможного, меняющегося... Так и Джейн — то любящая и покорная, то чужая и далёкая...

   — Может, она ждёт от тебя большего? Чтобы не скрывать больше любви, к примеру? Для тебя же служба важнее, чем она, не так разве?

Молчану нравилась Анарда. Уроженка одной из южных стран, Испании или Италии, невысокая, с глазами-оливами, налитым упругим телом, она разжигала желание уже одним своим присутствием.

Ещё больше она привлекала московита умом — жёстким и безжалостным. Мужским, как тогда считалось.

   — Может, и ждёт. Но знаешь, что писал о Химере Вергилий? Что она сжигает своим дыханием любого, кто осмелится к ней приблизиться А мне ещё рано погибать.

   — Почему же — рано?

   — Может, потому, что провёл с тобой не все ночи, отведённые судьбой?

Анарда улыбнулась. Неярко, уголками губ. Работа в борделе отучала от излишних проявлений чувств; это не нравилось большинству клиентов, желающих одного.

Тела, но не души.

   — Знаешь, что я подумал? Что мне нравится проводить с тобой ночи...

Молчан так и не смог привыкнуть к имени девушки, называя её более мягко и мелодично, как сам считал, — просто Нари. Не привык и к тому, что Анарда говорит о себе, как о мужчине. Однажды он поинтересовался, отчего так, и услышал в ответ:

   — Как бы объяснить... Внутреннее содержание другое. Такая вот среднеполость получается — телом женщина, а умом... Соответственно, общаться с такими созданиями сложно, у них заклятия иные, чем у обычных девушек. «Ты та-а-кая необычная. Я тебя люблю!»... а им подавай информацию, новую или под новым утлом. И ум, — Анарда постучала по гриве густых рыжеватых волос, — такой, что обычной девушке иметь стыдно. Это очень долгая история, Эндрю...

Андрею нравились умные женщины. В этом с позиции шестнадцатого века было нечто извращённое, но Молчана подобное не смущало. Такие женщины могли дать большее, чем простые плотские утехи, большее для разведчика — могли поделиться информацией.

Нари тоже интересовал странный, по её разумению, московит, она впитывала подробности непростой интриги с женой доктора Ди, в обмен пересказывая занятные (и очень полезные, как думал Молчан) детали разговоров с другими клиентами.

Андрей поглядел на Анарду и отчего-то смутился.

   — Не стыдись, — Нари сразу же отследила перемену в настроениях клиента. — Есть занятия более предосудительные.

   — Есть занятия более предосудительные...

Князь боярин Умной-Колычев говорил эти слова негромко и самому себе.

У крыльца Опричного дворца, перед которым стоял боярин, было непривычно пусто и тихо. Даже охрану отодвинули к въездным воротам, через двор, и Умной-Колычев оказался наедине с бронзовым двуглавым орлом, распластавшим крылья над крыльцом.

Орел опустил свои головы долу, словно стыдился происходящего за дверями. И князь Умной его вполне понимал.

Явившийся на Русь с очередным караваном английских купцов Елисей Бомелий, представившийся личным лекарем королевы Елизаветы, быстро нашёл дорожку к сердцу и уму царя Ивана, прочно перегородив её для остальных. И уж о чём там шептал он долгими зимними и весенними вечерами — то неведомо, но стал Иван Васильевич нелюдим, часто запирался с новым лекарем в дворцовой подклети, покраснел глазами, словно долго не высыпался.

Гнал от себя стариков, рассказывавших ранее сказки на ночь, а постельничий по секрету шепнул раз Умному, что государь часто и протяжно кричит во сне.

Потом к тайным сборищам стали привлекать новых участников. Так и сейчас — Умной-Колычев проводил к дверям дворца отца и сына Басмановых, ждавших после недавних казней на Поганой Луже лютого конца, а оказавшихся, что удивительно, ещё в большей милости.

Малюта, самолично открывший двери, впустил Басмановых, Умному же буркнул, не поднимая глаз, что тому не велено.

Вот и стоял боярин, не зная, как поступить. И войти нельзя, и удалиться, не выслушав нового повеления от царя, — тоже нельзя.