Спартак (Роман) - Фаст Говард Мелвин "Э.В.Каннингем" (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Когда Сенат спросил Батиата, — Не было никаких признаков заговора, недовольства, интриг?
— Их не было, — настаивал он.
— И когда вы казнили Африканца, мы рассматриваем ваше действие, как вполне допустимое — не было никакого протеста?
— Никакого.
— Нас особенно интересует, не было ли какой-либо внешней помощи, иностранные провокаторы любого рода могли бы заняться этим делом?
— Это невозможно, — сказал Батиат.
— И не было никакой внешней помощи или финансовых средств, переданных для триумвирата Спартак, Ганник и Крикс?
— Я могу поклясться, всеми богами, не было, — сказал Батиат.
VI
Но это было не совсем так, и никто не был один. Это было невероятной силой Спартака, что он никогда не видел себя одиноким, и никогда не уходил в себя. Незадолго перед неудачным поединком двух пар, на которые богатый молодой Римлянин, Марий Брак, заключил контракт, случилось восстание рабов на трех больших плантациях в Сицилии. В нем приняли участие девятьсот рабов, и все, кроме горстки, были преданы смерти, и только в самом конце кровопролития, владельцы поняли, сколько нейтральных наличных денег спустили в канализацию. Таким образом, почти сто оставшихся в живых были проданы на галеры, практически за бесценок, и именно на камбузе один из агентов Батиата увидел огромного, широкоплечего, рыжего Галла, имя которого было Крикс. Поскольку галерные рабы считались неисправимыми, цена была дешевой и даже взятки, которые способствовали совершению сделки, были небольшими, а поскольку работорговцы, контролировавшие морские доки в Остии, не искали неприятностей, они не рассказали ничего о происхождении Крикса.
При этом Спартак не был одинок, он был связан с множеством нитей из которых ткалась определенная ткань. Крикс был в камере рядом с ним. Долгими вечерами, растянувшись во весь рост на полу камеры, головой к двери, Спартак слушал историю Крикса о бесконечной битве Сицилийских рабов, начавшиеся более полувека назад. Он, Спартак, был рабом и родился среди рабов, но здесь среди его собственного рода были легендарные герои, такие же прекрасные, как Ахиллес, Гектор и Одиссей — мудрые, такие великолепные и даже более гордые, хотя о них не слагались песни, и они не превращались в богов, которым поклонялись люди. Те, кто был достаточно хорош, для богов были похожи на богатых римлян и так же мало заботились о жизни рабов. Это были люди и меньше, чем люди, рабы, голые рабы, которые были дешевле чем ослы, которые подставили свои плечи под ярмо и тащили плуг по полям латифундий. Но какие они были гиганты! Евн, освободивший каждого раба на острове и разбивший три Римские армии, пока они не свели его в могилу, Афенион Грек, Сальвий Фракиец, Германец Ундарт и странный еврей Бен-Йоаш, который сбежал в лодке из Карфагена и присоединился к Афениону со всей его дружиной.
Слушая, Спартак чувствовал, как его сердце наполняется гордостью и радостью, и великое и очищающее чувство братства и общения с этими мертвыми героями приходит к нему. Его сердце рвалось навстречу этим его товарищам; он знал их хорошо; он знал, что они чувствовали и что им снилось и чего они жаждали. Раса, город или государство не имели никакого значения. Их рабство было универсальным. Однако, несмотря на все жалкое великолепие их восстаний, они всегда терпели неудачу; всегда были Римляне, прибившие их к кресту, новое дерево и новый плод, чтобы все могли увидеть награду за раба, который не был бы рабом.
— В конце концов, всегда заканчивается одним и тем же, — сказал Крикс.
Так что, чем дольше он был гладиатором, тем меньше Крикс говорил о том, что было. Так что чем дольше он был гладиатором, тем меньше Крикс говорил о том, что было. Ни прошлое, ни будущее не могут помочь гладиатору. Для него есть только настоящее. Крикс построил вокруг себя стену цинизма, и только Спартак осмелился исследовать горькую оболочку гигантского Галла. И как только Крикс сказал ему:
— Слишком много друзей, Спартак. Трудно убить друга. Оставь меня в покое.
Этим утром, после тренировки, они сбились на некоторое время в толпу, перед тем как отправиться на утреннюю трапезу. Горячие и потные, гладиаторы стояли или сидели на корточках маленькими группами, их разговор заглушало присутствие двух Африканцев, которые теперь висели распятыми на крестах. Под тем, кого выбрали в качестве наказания за вину другого, была свежая лужа крови, а кровожадные птицы клюют и пожирают сладкое пятно. Гладиаторы были угрюмы и подавлены. Эти двое были только началом. Сейчас Батиат заключил контракт и сразился с ними так быстро, как только он мог. Это было плохое время.
Солдаты ушли поесть в маленькой роще, среди деревьев, за ручьем, который протекал мимо школы, и Спартак, из — за ограждения, мог видеть их там, развалившихся на земле, их шлемы сброшены, их тяжелое оружие составлено пирамидой. Он не отрывал от них глаз.
— Что ты видишь? — спросил Ганник. Они вместе долгое время были рабами, вместе в рудниках, вместе как дети.
— Я не знаю.
Крикс был угрюм; слишком долго он жил с насилием.
— Что ты видишь, Спартак? — спросил он.
— Я не знаю.
— Но ты знаешь все, не так ли, и потому Фракийцы называют тебя отцом.
— Кого ты ненавидишь, Крикс?
— А чернокожий тоже называл тебя отцом, Спартак? Почему ты не сражался с ним? Будешь сражаться со мной, когда придет наш черед, Спартак?
— Я больше не буду сражаться с гладиаторами, — тихо сказал Спартак. — Это я знаю. Недавно не знал, но я знаю это сейчас.
Его услышали полдюжины из них. Они собрались рядом с ним. Он больше не смотрел на солдат; вместо этого он посмотрел на гладиаторов. Он переводил взгляд с одного лица на другое. Сперва полдюжины, потом стало восемь, десять и двенадцать, и он все равно ничего не сказал; но их угрюмость ушла, и в их глазах было возбужденное волнение. Он посмотрел им в глаза.
— Что будем делать, отец? — спросил Ганник.
— Мы будем знать, что делать, когда придет время это сделать. А теперь кончай это. Затем время сфокусировалось, словно в окуляре телескопа, тысяча лет сосредоточилось на Фракийском рабе и все, что не произошло за тысячу лет, произойдет в ближайшие несколько часов. Однако сейчас, на данный момент, они были рабами — отбросами рабства, рабским скотом, приготовленным на убой. Они двинулись к воротам огражденной площадки, а затем направились в столовую для утренней трапезы.
В этот момент они миновали Батиата в его носилках. Он сидел в огромных носилках, несомых восемью рабами вместе со своим тонким, культурным счетоводом, оба на пути в Капую на рынок, чтобы купить провизии. Когда они проплыли мимо гладиаторских рядов, Батиат заметил, как ровно и с какой дисциплиной те шли, и посчитал, что даже несмотря на непривычные расходы, пожертвовать Африканцем было полностью оправдано.
Таким образом живой Батиат, и его живой счетовод, двигались к тому, чтобы в будущем последний, перерезал своему хозяину горло.
VII
То, что произошло в столовой — или в обеденной зале, как было бы лучше назвать — где гладиаторы собирались для трапезы, никогда не было бы должным образом известно или рассказано; потому что не было историков, чтобы записывать приключения рабов, их жизни не считались достойными отчета; и когда раб должен был стать частью истории, история была написана тем, кто владел рабами, боялся рабов и ненавидел рабов.
Но Вариния, работая на кухне, видела это своими глазами и долго потом она рассказывала эту историю другим — как вы увидите, — и даже если могучий звук такой истории угасает до шепота, она никогда не теряется полностью. Кухня была в одном конце столовой. Двери, которые вели к ней, были на другом.
Сама обеденная зала была импровизацией Батиата. Многие Римские здания были построены в традиционной форме, но обучение и наем гладиаторов в массовом масштабе были продуктом этого поколения, как и одержимость парными поединками, и вопрос об обучении и контроле такого множества гладиаторов, были новым вопросом. Батиат взял старую каменную стену и достроил еще три стороны. Над получившимся таким образом четырехугольником был устроен старомодный деревянный навес, покрывающий внутреннее пространство со всех четырех сторон на ширину около восьми футов. Центральная часть была оставлена под открытым небом, а внутренняя была вымощена к центральному стоку, куда могла стекать дождевая вода. Этот метод строительства, был более распространен за столетие до этого, но в мягком климате Капуи этого было достаточно, хотя зимой место было холодным и часто влажным. Гладиаторы ели скрестив ноги на полу под навесом. Тренеры расхаживали по открытому двору в центре, где они могли с наибольшей легкостью вести наблюдение. Кухня, состоящая из длинной кирпичной и плиточной печи и длинного рабочего стола, была в одном конце четырехугольника, открытой к остальной части; пара тяжелых деревянных дверей была на другом конце, и когда гладиаторы были внутри, эти двери запирались.
