Великий врачеватель - Воскобойников Валерий Михайлович (версия книг TXT) 📗
— Верно ли, что в то время, когда ты жил при дворе хорезмшаха, ученые часто собирались на диспуты прямо во дворце? — спросил Ала уд-Даула в первом их разговоре.
— Да, мы часто собирались. Делали доклады, обсуждали их.
— Я тоже повелю собираться у себя во дворце каждую пятницу. Пусть и о моем ученом собрании пойдет слава, — сказал Ала уд-Даула.
На первое собрание пришли ученые люди всего города. Было так тесно, что некоторые стояли в дверях, не поместились в зале.
Ибн-Сина рассказал о последней своей математической работе. Эту работу он писал параллельно с «Книгой исцеления» и с «Каноном». Он сделал сокращенное изложение «Начал геометрии» Эвклида, многие теоремы доказал по-своему, короче и проще. Добавил также несколько своих теорем, которые раньше не существовали, хотя были необходимы.
Ибн-Сина всегда старался говорить просто и коротко. Он говорил ровно час, и за этот час не двинулся с места, не шевельнулся ни один человек.
Эмир Ала уд-Даула сидел довольный. Перед собранием он долго спрашивал Абу Али, где садился хорезмшах на своих «академиях» — посередине ли или у стены. А может быть, ему приносили специальный трон?
— Нам кажется, что аш-шейх ур-раис проявил глубокие познания в области математики, — сказал Ала уд-Даула. — В честь первого выступления мы решили одарить шейха еще одним дорогим халатом.
Ибн-Сина поклонился.
Несколько человек хотели задать вопросы.
— Как, разве в академии хорезмшаха было принято задавать вопросы? — удивился Ала уд-Даула.
— Да, там часто задавали вопросы друг другу.
— Хорошо, задавайте и вы, желающие.
Молодой человек, очень бледный, худой, заикаясь от волнения, спросил Ибн-Сину об «Альмагесте» — астрономической книге Птолемея.
— Верно ли, что шейх в своем изложении «Альмагеста» по-иному истолковал многие положения Птолемея и включил в «Альмагест» десять новых фигур различного вида, а также добавил в конце книги такие вещи по астрономии, о которых раньше никто не знал.
— Это так, — сказал Ибн-Сина, — но, может быть, об этом лучше рассказать в следующий раз. Сейчас поздняя ночь.
Все стали просить, чтобы Ибн-Сина рассказывал сейчас. Потом замолчали, посмотрели в сторону эмира.
— Пусть рассказывает, — махнул рукой эмир.
Ибн-Сина говорил еще часа полтора. Увлекся, перешел к арифметике и рассказал о тонкостях, которые он добавил в нее. Потом рассказал о музыке, о том, что музыку можно исследовать с помощью математики. Даже напел короткий мотив, чтобы было понятней слушателям.
— Многое из того, о чем вы сегодня слышали, — сказал в конце выступления Ибн-Сина, — затронуто в моей «Книге исцеления души», которую я на днях окончил.
Расходились рано утром. Даже сам эмир Ала уд- Даула досидел до конца собрания.
— Кажется, подобного собрания не было в Исфагане за всю жизнь, — говорили ученые.
— Не только за нашу жизнь, — говорили другие. — За жизнь Исфагана такого собрания не было.
Конечно же, Ибн-Сина и в Исфагане продолжал принимать больных.
Он заканчивал третью книгу «Канона». В последние годы у него накопилось много новых наблюдений. И он решил внести дополнения в первые две книги.
Случай с одним больным в Исфагане был таким редкостным, что о нем стали рассказывать во многих городах.
Знатный человек, двоюродный брат самого эмира Исфагана, сошел с ума.
Он вообразил себя коровой, стал бегать по комнатам своего богатого дома, громко мычать.
— Зарежьте меня поскорее! — кричал двоюродный брат эмира. — Сварите из меня суп! Я корова! Я корова!
Он отказался есть нормальную человеческую пищу.
— Я корова! — кричал он. — Я жирная корова. Я не ем мяса!
Он стал быстро худеть. И уже перестал бегать по комнатам, бодать слуг, а лишь лежал и жалобно мычал.
О болезни доложили эмиру Ала уд-Даула.
Больного лечил свой врач, но болезнь была такой странной, что врач ничего поделать не мог.
На беседе с Ибн-Синой Ала уд-Даула сказал:
— Мне трудно обращаться к тебе со своей просьбой. Возможно, болезнь моего двоюродного брата неизлечима. Так говорят все врачи. И все-таки я прошу заняться его лечением. Этот семейный позор мы уже скрываем несколько месяцев. И если тайна разойдется по городам, во всех городах станут смеяться над моим родом.
Ибн-Сина вызвал врача, который лечил больного. Подробно расспросил о болезни. Вызвал слуг и с ними тоже поговорил. Потом сказал:
— Идите к своему больному и передайте, что вы были у мясника и просили зарезать корову. Скажите ему, что мясник скоро придет.
Домашние вернулись, рассказали все сумасшедшему хозяину. Сумасшедший обрадовался, замычал веселее.
Ибн-Сина надел лучшие свои одежды, позвал двух слуг и отправился в дом больного.
Войдя в комнаты, он взял в руки огромный нож и зычно закричал:
— Где здесь корова, которую надо зарезать? Выведите ее на двор, я ее там зарежу!
Больной, услышав эти слова, заревел из глубины комнат.
— Принесите веревки и свяжите корове ноги! — продолжал важно командовать Ибн-Сина — Сделайте все, как положено.
— Я сам! Я сам! — замычал больной.
Он даже поднялся от радости, хотя последние два дня совсем не вставал, вышел во двор и лег на бок.
Ибн-Сина подошел к нему, присел и поточил нож о нож. Потом он пощупал больному бока. Потом поднялся и сказал:
— Эта корова очень худая, и ее резать нельзя. Давайте ей в течение нескольких дней обильную пищу, чтобы она пожирнела, а потом я приду и зарежу ее.
Больной растерянно поднялся. Он был слаб от голода, его шатало.
— Слышишь, корова, — сказал Ибн-Сина, — будешь хорошо есть, тогда зарежу, а будешь голодать — какой от тебя толк. Никто и есть не станет твое мясо.
В тот же день сумасшедший двоюродный брат эмира накинулся на пищу. В пищу Ибн-Сина велел подмешивать специальные лекарства.
Постепенно больной стал выздоравливать.
Ибн-Сина велел, чтобы никто из слуг не напоминал сумасшедшему о его мании.
Больной прибавлял в весе и мычал все реже.
Однажды утром он проснулся и позвал слугу:
— Странный мне сон сегодня приснился: как будто я вообразил себя коровой.
— Действительно, странный сон, господин, — откликнулся слуга.
— Я даже испугался: вдруг проснусь и окажусь в самом деле коревой. Но, слава аллаху, проснулся, смотрю — человек я.
Болезнь прошла окончательно.
Когда-то Ибн-Сина продиктовал для Джузджани «Среднее сокращение по логике». Один экземпляр этой книги попал в город Шираз.
Ученые Шираза долго изучали книгу. Некоторые места были для них непонятными.
Они написали письмо Ибн-Сине, а все свои вопросы выписали на листы бумаги. Таких листов было десять.
Вечером у Ибн-Сины сидели ученики, он разговаривал с ними, и в это время вошел посланник. Посланник передал письмо и толстый конверт с вопросами.
— Завтра утром я бы хотел уехать, — сказал посланник, — но если ты согласен написать ответ через несколько дней, то я подожду.
Ибн-Сина отпустил его. Он продолжал разговаривать с учениками и одновременно просматривал вопросы.
После вечерней молитвы Джузджани принес ему пачку бумаги, листов пятьдесят.
Ибн-Сина зажег светильники и принялся писать ответ. В комнате сидели Джузджани и брат Махмуд. Сначала они тихо переговаривались, потом отправились спать. Ибн-Сина писал.
Рано утром кто-то постучал в дверь Джузджани.
Это был слуга Ибн-Сины.
— Господин срочно просит прийти к нему.
Когда Джузджани вошел, он увидел, что вся бумага уже исписана мелким почерком учителя.
— Получилась целая книга, — сказал учитель смущенно. — Я решил сразу ответить на все вопросы, чтобы не задерживать посланника. И ученые в Ширазе ждут.
Когда Джузджани отнес эту книгу посланнику, тот и вовсе изумился.
Вернувшись в Шираз, он долго рассказывал ученым об этом случае.
«Канон врачебной науки» был окончен.
Пять тяжелых томов лежали в комнате Ибн-Сины. Все медицинские знания, которые накопили люди, вмещали эти книги. Они были написаны в трудные дни. Голодная жизнь в караван-сараях. В домах у друзей он писал эти книги, прислушиваясь к каждому шуму на улице, — не за ним ли пришли.
