Ольга, королева русов - Васильев Борис Львович (серия книг .TXT) 📗
— Асмуса ко мне. Быстро!…
И нашли быстро, и пришел быстро. Остановился у порога, низко поклонился. Молча замер у дверей. Но, каким бы быстрым ни было его появление, Ольга успела сообразить, для чего позвала его и как ей для этого следует поступать.
— Пойди в оружейную и скажи оружейному боярину, что я велела тебе принести меч. Небольшой, мне по руке. Выберешь сам.
Асмус был на редкость проворен, понятлив и исполнителен. Он очень быстро доставил Ольге меч, причем именно тот, который она подразумевала, отдавая наказ: короткий, приспособленный для пешего боя в тесном пространстве. Молча поклонился, молча протянул его княгине.
— Что сказал оружейник?
— Сказал, чтобы я не вздумал цеплять меч к поясу, так как не имею права носить оружие.
Она предполагала именно этот запрет. А потому и повелела волей великой княгини великого княжества:
— На колена!
Асмус опустился на одно колено перед Ольгой.
— Правом и властью, дарованными мне Великим Киевским князем Игорем, я, великая княгиня Ольга, жалую тебя званием русского дворянина с правом постоянного ношения оружия. За эту милость ты и все потомки твои мужеского пола обязаны не щадить здоровья своего, именья своего и живота своего, огнь и меч обращая против врагов Руси до скончания веков ее. — Великая княгиня ударила византийца мечом по плечу. — Встань и пристегни меч к поясу.
— Благодарю, великая княгиня. — Асмус чуть выдвинул меч из ножен и поцеловал лезвие. — До скончания веков.
— Не знаю, почему я верю тебе, Асмус, — озабоченно сказала Ольга и вздохнула. — Может быть, ты обладаешь даром кудесников внушать веру в себя, может быть, ты и впрямь беспредельно искренен и честен пред богами и людьми, а может быть, у меня просто не осталось тех, кому можно доверять до конца. Не знаю, но я верю тебе.
И опять византиец лишь молча поклонился. Со двора вдруг донесся тяжелый грохот мечей.
— Сюда скачет князь Игорь, — быстро проговорила Ольга. — Я спрячу тебя в своих покоях. Сиди тихо, но, если мой супруг ударит меня, ты выйдешь и убьешь его на месте.
— Я убью его, великая княгиня, — хрипло от перехватившего вдруг горло удушья сказал Асмус. — Клянусь всем святым…
Этот невольный, ненаигранный, внезапный хрип из-за спазма в перехваченном от волнения горле убедил великую княгиню в искренности Асмуса больше всех самых торжественных клятв. И она искренне ответила:
— Верю!…
Раздались грохот мечей, бивших в щиты, собачий лай, и в покои заглянул встревоженный сын боярский:
— Всадники, великая княгиня!
— Дружину не пускать в усадьбу Пустить только великого князя с отроками. Собак убрать.
— Будет исполнено, великая княгиня. Боярский сын скрылся за дверью. Ольга в упор посмотрела на Асмуса. В самые зрачки.
— Настал твой час.
Она спрятала его за занавесью н личном покое. Шепнула на прощанье:
— Когда крикну: «Ко мне, дворяне!» — ты выскочишь и меч — в Игоря.
— Я понял тебя, королева русов.
— Меч обнажи заранее, пока их нет.
Со двора донеслись шум, крики. Ольге показалось даже, что она расслышала тяжелый звон скрестившихся мечей. Но потом все смолкло, успокоилось, и уже в доме тупо застучали торопливые мужские шаги.
Как выяснилось позднее, стража строго выполнила наказ великой княгини не пропускать за ворота дружинников. И не пускала вопреки их требовательным крикам, и обе стороны уже схватились за мечи, уже самые нетерпеливые начали схватку, однако Ки-сан, вопреки обыкновению сопровождавший на сей раз Игоря, прекратил начинавшийся бой. И убедил Игоря исполнить все требования княгини Ольги. Поэтому дружина осталась за воротами, в саму усадьбу пропустили только Игоря и Кисана с отроками, и дело закончилось миром.
В покои Ольги князь Игорь вошел не один, как полагалось бы заходить к супруге. Он буквально гнал перед собою безъязыкого истукана, несколько напуганного таким неожиданным оборотом дела, а за ними с явно недовольным лицом (хотя выражение этого лица всегда было творожно-кисловатым) следовал Кисан.
В таком порядке они и ввалились. Безъязыкий остался у входа, Кисан, поклонившись великой княгине с невиданным ею прежде почтением, отошел к занавеси, за которой был спрятан Асмус, а великий князь стал бегать по палате, захлебываясь собственной речью, но не прерываясь ни на секунду:
— Я знаю, знаю, знаю! Все знаю, все понимаю, все вижу отчетливо я собирал зернышки истины, как голодные смердь собирают колоски с убранного господского поля И я собрал. Собрал целый сноп!… Я отмолотил его, провеял зерно, отделив его от половы, и мне осталось т олько смолоть муку. И я испеку первый блин!…
Ольга хотела было заметить, что первый блин — всегда комом. Но тут ярко вспыхнул один из четырех факелов, освещавших личный покой княгини. Вспышка света озарила полумрак, Ольга внезапно встретилась со взглядом Кисана, и готовые сорваться с языка слова рассыпались, как горох.
У Кисана всегда был тусклый, словно погасший взор, но зеликой княгине постоянно где-то в глубине его глаз, будто под серым пеплом, чудились красноватые, тлеющие уголья глубоко спрятанного коварства и продуманной хитрости. Однако сейчас, при столкновении их взглядов в упор, она вдруг увидела насмешливый, даже злой отблеск издевки. Кисан тотчас же задернул живую искорку мертвой пеленой привычной тусклости, но огонек этот был. Был! Ольга видела его отчетливо и ясно. И настолько была поражена открытием, что на какое-то время оглохла и онемела, так и оставшись с полуоткрытым ртом.
— …время пришло, дочь Олега, навязанная мне в супруги, — продолжал тем временем великий князь. — И если ты признаешься во всем сама, я избавлю тебя от правежа и позора! Я просто наложу на тебя опалу свою и отправлю в ссылку вместе с твоим любовником. От тебя требуется всего лишь…
Ольга с трудом опомнилась, глухо, как в тумане, расслышав упоминание о любовнике. И с опозданием — Игорь уже кричал о чем-то ином, столь же, впрочем, путано и непоследовательно — перебила его весьма резко:
— Любовником?… Ты сказал — любовником, я не ослышалась?… Так назови же прилюдно имя его, великий князь!…
Это была попытка контратаки, отчаянная вылазка из осажденной крепости. В голове ее мелькнуло имя Свенельда, но ей требовалась ясность Она не желала да и не умела сдаваться, а потому должна была убедиться, что ее супруг знает все или ничего. Если он назовет имя своего воеводы, ей остается одно. Крикнуть: «Ко мне, дворяне!…»
Странно, она совершенно не знала Асмуса, но у нее, обычно осторожной, привыкшей обдумывать каждый шаг, ни разу не шевельнулось и тени сомнения, что он может не исполнить собственной клятвы. Эта убежденность в чести порою случайных, доселе существовавших где-то за гранью ее привычного окружения людей досталась ей от отца. Но если у конунга русов эта вера в изначальную честность человека подтверждена была редкой прозорливостью и знанием людей, то у его дочери — безоглядной женской интуицией.
А князь Игорь настолько был поражен ее неожиданным вопросом, что некоторое время беспомощно плямкал губами, не в силах произнести ни звука. Это его разозлило больше, чем слова собственной супруги.
— Хильберт!… — заорал он наконец. — Боярин Хильберт, сын покойного Зигбьерна! Мои отроки повесили его на воротах собственной усадьбы!…
— Напрасно, — сухо сказала княгиня. — Боярин Хильберт был предан Киевскому княжеству, как и его отец.
Ей было искренне жаль молодого Хильберта. Однако дети его спасены, и Ольга тут же дала себе клятву, что воспитает их под своим крылом.
— Киевское княжество — это я! Я!… — кричал князь Игорь. — А он постоянно перечил мне, он позволил себе даже в Думе сомневаться в смерти…
Он оборвал сам себя, сообразив вдруг, что вступает на ненадежную почву. И тут же путано поспешил заговорить о другом, чтобы у присутствующих не застряла в умах его случайная проговорка:
