Распутин: жизнь и смерть - Радзинский Эдвард Станиславович (электронная книга .TXT) 📗
Вступая в должность председателя Думы, Гучков произнес знаменитую речь, где впервые заговорил о неких загадочных «темных силах», объявившихся в самых верхах общества…
В Москве на Ходынском поле, печально прославившемся во время коронации Николая II, состоялись полеты авиаторов. Сергей Уточкин, «герой воздушного простора», сделал несколько кругов на биплане. Сзади на маленьком «велосипедном» сидении для пассажира с трудом уместился московский вице-губернатор Джунковский. Участвовала в этих полетах и женщина-авиатор, черноокая красавица княгиня Шаховская, которая вскоре станет фанатичной поклонницей Распутина.
7 ноября состоялось, пожалуй, единственное историческое (печальное!) событие года. Вся Россия облеклась в траур — на станции Астапово умер Лев Толстой. Николай написал на докладе о его смерти: «Душевно сожалею о кончине великого писателя… Господь Бог да будет ему милостивым судьей».
8 Москве, вдали от придворной суеты, жила Элла — великая княгиня Елизавета Федоровна. После гибели мужа она ушла из мира и основала Марфо-Мариинскую обитель сестер милосердия. На могиле Сергея Александровича она написала: «Прости им, Господи, ибо не ведают что творят» и тщетно просила Николая простить убийцу великого князя.
В 1910 году в Марфо-Мариинской обители состоялось ее посвящение на служение Богу. На церемонию приехала родная сестра Эллы — Ирина Прусская. Но другой родной сестры — Государыни — не было. Ходили слухи, что ее отсутствие вызвано недоброжелательством Эллы к странному мужику, проникшему во дворец.
О самом мужике никто толком ничего не знал — были только глухая молва и легенды. И оттого он притягивал всеобщее внимание.
В то время Распутин становится воистину моден. Будоражили воображение его таинственная биография (преображение пропащего человека), дар творить исцеления и пророчествовать и, наконец, таинственный мир Царской Семьи, которой он был допущен. И левые, и правые получили в его лице подтверждение нашей главной идеи — «о драгоценных талантах простого русского человека».
Но еще одна причина его тогдашней популярности выглядит для нас нынче весьма неожиданно — это слухи о его хлыстовстве.
Когда-то в юности я разговаривал с другом нашей семьи Сергеем Митрофановичем Городецким. Он был тогда уже глубоким стариком, а во времена Распутина — популярнейшим молодым поэтом, автором знаменитой книги стихов «Ярь». И, усмехаясь в седые усы, Городецкий сказал очень странную фразу, которую я запомнил: «Распутин был в моде и чаровал, потому что был хлыст».
Понял я эту фразу лишь потом… Оказалось, что все знаменитые писатели Серебряного века так или иначе интересовались загадочной сектой хлыстов. Василий Розанов отправляется жить в хлыстовскую общину и пишет о ней. Тогдашние «властители дум» Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус живут в 1902 году в хлыстовской секте и пишут Александру Блоку: «Все, что мы там видели… невыразимо прекрасно». И вот уже Блок вместе с Алексеем Ремизовым (как сообщает жена Блока в письме к его матери) «пошли вместе на заседание хлыстов». О хлыстах пишут Константин Бальмонт и Андрей Белый. И известнейший в начале века крестьянский поэт Николай Клюев, создавая себе модную биографию, рассказывает, как странствовал с хлыстами. В 1908 году еще один известный наш литератор, Михаил Пришвин, пишет в записной книжке: «9 ноября… я вместе с Блоком, Ремизовым и Сологубом посетил хлыстовскую общину». И далее: «Многие очень искали сближения с хлыстами».
Почему так случилось?
Это было все то же ощущение Смуты, надвигавшейся на страну. Наш великий историк Ключевский предсказывал: «Династия не доживет до своей политической смерти… вымрет раньше… нет — перестанет быть нужной и будет прогнана. В этом ее счастье, и несчастье для России и ее народа… притом повторное — России еще раз грозит бесцарствие и смутное время».
Именно поэтому вожди интеллигенции на уже упоминавшихся религиозно-философских собраниях пытались найти общий язык с официальной церковью — но безуспешно. И тогда решено было обратиться к сектам. Они верили (хотели верить), что в сектах (и прежде всего в могущественнейшей из них — хлыстовской) простые люди выражают истинные религиозные и народные чаяния. «Хлыстовство, — писал Пришвин, — подземная река… Внутри самой православной церкви… возникает огромное царство хлыстов, неуловимых, неопределенных».
Так появилась идея: союз между интеллигенцией и «духовной частью» народа (сектантами) сможет воспрепятствовать надвигавшейся буре. Секты — как мост в народ… «Нам нужно по-новому, по-своему идти в народ… Несомненно, что-то везде, во всех… совершается, зреет, и мы пойдем навстречу. И… переход к народу будет проще, естественнее через сектантов», — размышлял Мережковский.
Впоследствии интеллигенция будет издеваться над «царями» за их веру в темного мужика. Но тогда, как это ни парадоксально, она поверила в то же самое — в темные секты.
Но для рядового обывателя «хлыст» оставался носителем мистического разврата, религиозным преступником.
Распутин продолжает жить у Лохтиных. Генеральша стала, по сути, его секретарем. В ее салоне он завоевывает себе новых и новых поклонников. Через Лохтиных с ним познакомился Георгий Петрович Сазонов — почтенный либерал, автор множества исследований по экономическим вопросам, издатель прогрессивных журналов, который стал фанатичным почитателем «отца Григория».
В 1917 году Сазонов, как и другие поклонники Распутина, был вызван в Чрезвычайную комиссию. В «Том Деле» остались его показания:
«Мы (семья Сазонова. — Э. Р. ) старые знакомые семьи Лохтиных — инженера Владимира Михайловича Лохтина, его жены Ольги Владимировны и их дочери Людмилы… Ольга Владимировна позвонила к нам и сообщила, что Григорий Ефимович Распутин просит разрешения приехать к нам… «
Так началась эта дружба. Сазонов описывает Распутина: «Он производил впечатление человека-нервного… не мог спокойно усидеть на месте, дергался, двигал руками… говорил отрывисто, по большей части бессвязно». Но «в глазах его светилась особая сила, которая и действовала на тех, кто… особо подвержен чужому влиянию».
