Гладиаторы - Ерохин Олег (читать книги .TXT) 📗
Идти Арисанзору пришлось недолго: комнаты рабынь-наложниц находились поблизости от его спальни. Арисанзор подошел к двери одной из них, светя себе фонарем, открыл ее и вошел внутрь.
Посредине комнаты стояло низкое ложе с витыми ножками. На нем, утопая в пурпурных подушках, лежала полная женщина лет тридцати — это и была Полидора. Рядом с ложем стоял одноногий столик из цитруса, по которому были в беспорядке разбросаны многочисленные баночки с натираниями; над столиком висело бронзовое зеркало в серебряной оправе. Два больших ларца из кедра, стол и несколько кресел дополняли обстановку комнаты.
Фракийка Полидора была одной из трех рабынь, которых когда-то Арисанзор привез в подарок императору. Он купил ее у мельника; прежний хозяин, старец с высохшей плотью, изнурял ее работой, поэтому неудивительно, что Полидора осталась довольна, сделавшись наложницей, — это занятие пришлось ей куда как более по вкусу.
Арисанзор, после того, как его сделали евнухом, стал очень строг к рабыням. Его злило то, что они продолжают как ни в чем не бывало получать удовольствие, которого он лишен через них.
Евнух подошел к ложу и сильно ущипнул мягкую округлость наложницы, правда, не настолько сильно, чтобы мог образоваться синяк.
— Вставай, лентяйка! Ишь, развалила свое мясо! Вставай, говорю тебе!
Рабыня зевнула, изогнулась и развела ноги — лицо евнуха скривилось.
— Вставай, а не то, клянусь богами, ты у меня отведаешь плетей!
Полидора приоткрыла глаза.
— Ну чего тебе надо, Арисанзор?.. Вечно ты не даешь поспать…
— Ты что, забыла, для чего я привез тебя сюда? Одевайся, и марш к цезарю! Божественный сильно устал за вчерашний день, надо бы его поразвлечь. Да смотри, если не хочешь опять крутить жернова (а это я тебе могу устроить), то изволь хорошенько покрутить своею…
Арисанзор похлопал рабыню по крутому бедру.
— А что, Калигула прислал за мной? — спросила Полидора, вставая.
— Я достаточно верный слуга божественного, чтобы выполнять все, что угодно господину, не дожидаясь его приказаний, предугадывая его желания. Ты имеешь право войти в покои императора и должна сейчас же воспользоваться им — императора слишком взволновали проклятые сенаторы, ты должна успокоить его. Ну а, кроме того, поскольку ты так же глупа, как и похотлива, то я дам тебе хороший совет: если ты не хочешь, чтобы тебя однажды вышвырнули из дворца в лупанарий, то должна сама стремиться, чтобы божественный постоянно помнил о тебе. Ты не должна ждать, когда тебя позовут, а должна сама зазывать в месиво своих прелестей, как торговец-мясник, желающий привлечь внимание к своему товару, зазывает в свою лавку.
Пока Полидора натягивала на себя тунику и закутывалась в черного шелка паллу, Арисанзор не переставал давать советы, которые были столь же полезны, сколь и язвительны. Наконец Полидора оделась.
— Ну, я пошла…
Она вышла из своей спальни и засеменила, подрагивая телесами, к лестнице, ведущей в покои императора, а Арисанзор вернулся в свою комнату. «Ну, эта-то дуреха сделает свое бабье дело, подумал он. — Но будет ли того достаточно, чтобы Калигула, успокоившись, простил меня?.. Быть может — да, а быть может нет. Так не попросить ли мне еще и заступничество у Каллиста? (Арисанзор с ненавистью вспомнил о той радости, с которой встретил Каллист его известие о том, что Мезе удалось скрыться.) Нет, Каллист не поможет мне, скорее он погубит меня. А почему, собственно, меня?.. Может, это я погублю его?.. Сарт-то все еще во дворце. Я упустил Мезу, но зато не прошел мимо так называемого Сарта — я узнал его, этого вольноотпущенника Макрона, который должен был бы быть казнен вместе со своим патроном. Каллист обрадовался моей неудаче — так пусть же он сам попотеет, объясняя, как же египтянин не только выжил, но и оказался здесь, во дворце. Правда, грек что-то болтал насчет того, что, мол, хочет через Сарта выйти на заговорщиков-сенаторов, — ну так пусть он повторит все это перед императором! Калигула примется выяснять, что да как (врет Каллист или нет)‚ и это отвлечет внимание от моей персоны…»
Так думал Арисанзор, под конец решивший сразу же, как только наступит утро, идти к Калигуле — ему надо было повидать императора раньше, чем тот увидится с Каллистом (о том, что Меза спасся, евнуху было необходимо доложить самому).
Полидора подошла к двери императорской спальни (преторианцы, следуя приказу императора, везде пропускали ее) и поскреблась в дверь.
— Кто там еще? — раздался хриплый, испитой голос Калигулы.
— Это я, твоя раба…
— А, Полидора…
Калигула, едва одетый, распахнул дверь, обхватил рабыню и, не говоря более ни слова, потащил ее на ложе.
Полидоре стало противно. Она любила и любовь, и свою работу наложницы, но от Калигулы так отвратительно воняло перегаром, блевотиной, к тому же он радостно икал. Впрочем, Полидора была не так глупа, чтобы попытаться вырваться, ей хотелось жить, и жить во дворце, и жить долго, поэтому она только сладостно постанывала, сдерживая себя, чтобы не застонать.
Калигула повалил Полидору на ложе и стал катать ее. Рабыне показалось, что кто-то вымазывает ее в помоях, льет ей помои в рот… А меж тем руки и губы Полидоры — руки и губы наложницы делали свое, дело: этот мерзкий сластолюбец был императором, и он должен был остаться доволен…
Рассвело. Арисанзор выпил чарку вина, чтобы взбодриться, и поспешил к Калигуле — ему нужно было войти к императору сразу после того, как тот кончит с Полидорой, и, разумеется, до Каллиста.
Кое-где встречающиеся преторианцы зевали. Дворец просыпался; Арисанзору то и дело попадались то низко кланявшиеся ему рабы, то приветствовавшие его кивком головы императорские вольноотпущенники.
Чтобы сократить себе дорогу, евнух пошел через внутренний дворик.
— А, это ты, Арисанзор… — вдруг послышался чей-то голос и кто-то больно сжал его в объятиях.
Арисанзор‚ опешив от такой бесцеремонности, оглянулся. Перед ним стоял Ульпинол, один из вольноотпущенников Калигулы, слуга Каллиста.
— Пойдем, выпьем с тобой по чарочке: сегодня исполняется год, как божественный даровал мне свободу, — запинаясь, пробормотал Ульпинол, видно, уже успевший угоститься, и потащил евнуха в сторону, противоположную той, куда Арисанзор так спешил.
— Я тороплюсь к императору, оставь меня…
— Нет, сначала выпей…
Арисанзору показалось, что Ульпинол более делает вид, что пьян, нежели пьян на самом деле, и это ему не понравилось.
— Отпусти меня…
Ульпинол, что-то бормоча, не слушая Арисанзора, все тянул его куда-то в глубину сада, разбитого во внутреннем дворике. Евнух не поддавался, Ульпинол наращивал усилия, и в какое-то мгновение Арисанзор почувствовал, что вот-вот упадет, — вольноотпущенник императора был куда как здоровее его. Тогда евнух выхватил свой кинжал — Ульпинол тут же отпрянул в сторону с ловкостью, не подобающей пьяному, и страхом, значительно превышающим тот, который мог бы возникнуть в подобной ситуации у лица, не знающего ядовитого секрета кинжального клинка.
«Не иначе, как этот раб знает, что мой кинжал отравлен: наверное, Каллист рассказал ему об этом, — подумал Арисанзор, пожалевший о своей вчерашней болтливости. Во время вчерашнего свидания грек как бы мимоходом поинтересовался, воспользовался ли он, Арисанзор, его советом — намазать ядом лезвие собственного кинжала, и он, глупец, ответил утвердительно. — Ну а если раб знает секрет моего клинка, то, стало быть, его прислал Каллист, и не спроста, а чтобы задержать, а может, и убить меня».
Арисанзор несколько раз взмахнул своим кинжалом и, часто оглядываясь, быстрым шагом пошел к дверце в стене, через которую можно было попасть в покои императора. Ульпинол стоял, не двигаясь, и смотрел ему вслед.
Полидора еле дотерпела до конца экзекуции, которой ее подверг император. Когда Калигула отвалился от нее, она сразу же покинула его, радуясь выполненной работе, тому, что смогла все перетерпеть. Правда, все тело рабыни было покрыто едкой пачкучестью, но зато она по-прежнему оставалась любимой наложницей цезаря, она по-прежнему оставалась во дворце, ну а пачкучесть легко смыть.
