Живи как хочешь - Алданов Марк Александрович (книги онлайн полные TXT) 📗
ЦЕЗАРЬ: Я для него постараюсь. Говорят, он много для нас сделал. Он просил президента Вашингтона уравнять всех негров в правах с белыми. Для него цвет кожи не имеет значения.
ЛИНА: Никакого. Маркиз Лафайетт один из самых знатных людей в мире, но он и пятьдесят лет тому назад, и теперь везде здоровается с неграми за руку. И мы все, французы, такие.
ЦЕЗАРЬ: Это хорошо. Тут ждет этот… (Презрительно). краснокожий… Он принес мех.
ЛИНА: Мушалатубек? Зови его сюда.
Цезарь выходит. Появляется старый индеец в индейском костюме. У него в руках связка шкур.
ЛИНА. ИНДЕЕЦ.
ЛИНА: Здравствуй, Мушалатубек. Садись. Ну, покажи, что у тебя есть.
Индеец молча раскладывает перед ней шкуры, У нее разбегаются глаза.
ЛИНА: Они недурны. Этот недостаточно темен… Все же, если не очень дорого, я взяла бы… Сколько ты хочешь за все?
ИНДЕЕЦ: Пятьдесят.
ЛИНА (с притворным негодованием): Пятьдесят долларов за этих несчастных соболей! Да ты с ума сошел! Им цена самое большее двадцать!
ИНДЕЕЦ (равнодушно складывает шкуры): Не бери.
ЛИНА: Постой… Куда же торопиться? Я тебе дам тридцать долларов… Да не хочешь ли ты выпить со мной виски? (Индеец наклоняет голову в знак полной готовности. Липа наливает ему большой стакан. Хочет налить себе, колеблется и не наливает). Вот… Твое здоровье, Мушалатубек. (Он пьет). Я тебе дам тридцать долларов и кое-что еще. (Идет к шкапчику).
ИНДЕЕЦ: У твоего чернокожего есть жена. Дай мне тридцать долларов и его жену.
ЛИНА: Я тебе уже несколько раз говорила, что я людьми не торгую. Но вот что я тебе дам. (Вынимает большую коробку разноцветных стеклянных бус и пересыпает их перед индейцем. У того так же разбегаются глаза, как у нее при виде соболей). Клотш? Чудные бусы! Ты можешь вставить их себе в уши или в нос или подарить их твоим женам. Они будут в восторге. (С любопытством). Ты ведь любишь своих жен, Мушалатубек?
ИНДЕЕЦ (не удастаивая ее ответом): Дай мне еще.
ЛИНА: Виски? Клотш! Вот. (Наливает ему еще стакан). Так как же? Тридцать долларов и эта коробка бус.
ИНДЕЕЦ: Тридцать пять, это и это. (Показывает на бусы и на бутылку).
ЛИНА: Ну, хорошо, я согласна, хотя это страшно дорого.
ИНДЕЕЦ: Торговать лучше с твоим господином. Он гордый, но щедрый. А ты не гордая, но скупая. У тебя сегодня будет белый старик?
ЛИНА (смеется): Да, будет белый старик. Об этом трубит весь город. Хочешь, я тебя с ним познакомлю?
ИНДЕЕЦ: Я его знаю.
ИНДЕЕЦ. ЛИНА. ЦЕЗАРЬ. ПОТОМ ЛАФАЙЕТТ.
ЦЕЗАРЬ (Взволнованно): Приехал!.. Идет сюда!.. (Из дверей высовываются чужие люди. Кто-то заглядывает в окно). Вот он! (Открывает настежь дверь и остается на пороге).
ЛАФАЙЕТТ (целует руку Лине): Здравствуйте, Лина. Надеюсь, я не опоздал?
ЛИНА: Вы аккуратны, как король… Генерал, позвольте вам представить вашего поклонника, индейского вождя Мушалатубека (Лафайетт крепко пожимает ему руку. Вполголоса Лафайетту). Он вождь какого-то племени… Я забыла, как оно называется. Они последние из каннибалов.
ЛАФАЙЕТТ: Я очень рад.
ИНДЕЕЦ: Я тебя видел пятьдесят снегов тому назад на поле Иорктауна. Мое племя было на стороне американцев.
ЛАФАЙЕТТ: Я очень рад. Мне приятно слышать, что вы любите ваших белых американских братьев.
ИНДЕЕЦ: Мы их терпеть не можем.
ЛАФАЙЕТТ (озадаченно): Зачем же вы им помогали?
ИНДЕЕЦ: Мы еще больше ненавидим англичан.
ЛАФАЙЕТТ (Не знает, что сказать): Мне очень приятно встретить старого боевого товарища.
ЛИНА (индейцу): Белый старик… Белый вождь теперь самый знаменитый вождь на земле.
ИНДЕЕЦ: Сколько у тебя скальпов?
ЛАФАЙЕТТ: О, не очень много.
ИНДЕЕЦ: У меня шестьдесят восемь. Из них тридцать два английских. Я их не надел на пояс. (Показывает презрительно на Лину). Она не любит. (Лине). Дай мне еще.
ЛИНА: «Клотш». (Лафайетту). Это по-ихнему «хорошо». (Хочет налить Индейцу еще виски. Он мотает отрицательно головой и кладет руку на бутылку).
ИНДЕЕЦ: Не это. Это я купил.
ЛИНА: Верно… «Клотш»! (Наливает ему из другой бутылки). Генерал, вы выпьете?
ЛАФАЙЕТТ: «Клотш».
ЛИНА (наливает виски и ему): Я знаю еще их слова. Деньги это «чикамен». Друг это «тилликем"… А когда им нечего сказать, они говорят: „этсин“.
ИНДЕЕЦ (пьет): Белый старик, да пошлет тебе Маниту скорую смерть.
ЛАФАЙЕТТ (тоже пьет, не совсем довольный). Этсин… Собственно, зачем скорую?
ИНДЕЕЦ (показывает на небо): Там лучше. Там гораздо лучше.
ЛАФАЙЕТТ: Ты уверен? Что же ты там будешь делать?
ИНДЕЕЦ: То же, что здесь. Но там всего будет больше. Охоты, войны, виски, скальпов.
ЛАФАЙЕТТ: Этсин.
ЛИНА: Генерал, позвольте вам представить еще другого поклонника. Это наш повар Цезарь.
Лафайетт привстает и подает руку негру. В дверях появляется Джон и с неприятным удивлением на это смотрит. Негр тотчас исчезает.
ЛИНА. ИНДЕЕЦ. ЛАФАЙЕТТ. ДЖОН.
ДЖОН: Генерал, я так счастлив видеть вас в моем доме! (Холодно). Здравствуй, Мушалатубек. Ты как сюда попал?
ИНДЕЕЦ (встает и прячет бутылку и бусы в сумку. Лафайетту): Да ниспошлет тебе Маниту много добра. Скальпируй всех твоих врагов и иди туда продолжать свое дело. (Показывает рукой вверх и, слегка поклонившись Джону, выходит. Липа идет за ним. В дверях). – Если ты захочешь продать черную женщину, я куплю.
ЛИНА (деловито): Ты возьмешь ее в жены или ты хочешь ее съесть? Мне очень жаль, но я не могу ее продать. Вот твой чикамен. (Отсчитывает ему деньги. Он тщательно проверяет ее счет). – Тридцать пять. Клотш? (Он выходит, не удостаивая ее поклоном).
ЛИНА. ЛАФАЙЕТТ. ДЖОН.
ЛАФАЙЕТТ (смеется): Братство народов наступит не завтра.
ДЖОН: Братство белых народов уже наступило. Остальное придет в свое время.
ЛИНА: Генерал, я надеюсь, вы пообедаете с нами.
ЛАФАЙЕТТ: Друзья мои, не могу. Сегодня опять обед в мэрии. Я зашел к вам лишь на несколько минут.
ДЖОН (огорченный): Как жаль!
ЛАФАЙЕТТ: Мне самому очень жаль… Мог ли я надеяться, что здесь, в этом далеком штате, встречу вас, мое милое парижское дитя. Я был так изумлен, когда увидел вас на том приеме.
ЛИНА: Вы меня даже, кажется, не узнали?
ЛАФАЙЕТТ: Что вы! Конечно, узнал. Мы не виделись после тех ужасных событий. Вы не можете себе представить, как меня потрясла казнь полковника Бернара и других наших друзей и товарищей. Почти все они и в частности ваш покойный муж вели себя на процессах героями.
ЛИНА: Не будем говорить об этом, генерал.
ЛАФАЙЕТТ (Поспешно): Да, не будем… Я знаю, многие обвиняли меня. Не только прохвосты, как барон Лиддеваль…
ЛИНА: Барон Лиддеваль?
ЛАФАЙЕТТ: Выл такой богач, темный человек. Этот циник очень хотел с нами связаться. Ему, я думаю, было все равно: стать придворным банкиром Бурбонов или министром финансов в моем кабинете. Он считал себя необыкновенно умным. Между тем в историческом масштабе эти люди необыкновенно глупы. Они ничего ни в чем не понимают, кроме как в темных спекуляциях.
ЛИНА: Где же он теперь, этот… Как вы сказали? Лиддеваль?
ЛАФАЙЕТТ: Он проиграл в карты все, что у него было, и куда-то скрылся… Но меня тогда ругали и порядочные люди. Они находили, что я должен был погибнуть вместе с другими. (Говорит горячо, – чувствуется, что это его мучит). Я спасся: правительство не имело против меня улик и не хотело возбуждать общественное мнение Соединенных Штатов, где меня ценят выше моих заслуг… Неужели эти люди вправду думали, что я боялся! (Очень недолгое молчание). Нет, я могу не опасаться обвинения в трусости. Но жизнь политического деятеля, принадлежит не ему: несмотря на неудачи и поражения, он обязан жить для своего дела.
ЛИНА: Я вас ни в чем не обвиняла, генерал. Я сама слишком во многом виновата, чтобы иметь право обвинять других, а такого человека, как вы, всего менее.
