Королев: факты и мифы - Голованов Ярослав (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

Прежние испытания трехместного «Восхода» в Крыму не испугали, но насторожили Королева. И дальше решил он придерживаться старого, доброго правила авиаторов: всякий новый летательный аппарат должен пройти испытания. В середине февраля 1965 года Сергей Павлович прилетает на космодром. Ему нездоровится, насморк, температура какая-то гадкая, гриппозная. Стоят сильные – до 28 градусов – морозы с ветром, но на «площадке № 2» готовят к пуску беспилотный «Восход-2», и Королев не мог не приехать на старт. Старт 22 февраля прошел без замечаний, но потом сразу начались неприятности. «Наш „пробный“ всей своей задачи не выполнил, – писал Сергей Павлович домой Нине Ивановне, – т.к. из-за ошибки (самой грубой и неожиданной) одного из операторов на далекой точке программа была прервана и сам „пробный“ ликвидирован. Что теперь делать дальше? Что можно считать достоверно полученным и что безусловно нужно еще получить и каким образом? Где граница желаемого и необходимого, без чего нельзя?

Ты, конечно, понимаешь, как все это трудно определить. Мне и сейчас не все ясно, но, видимо, наша основная задача будет выполняться теперь уже во второй половине марта. А до этого будем вести всяческие дополнительные работы и исследования, чтобы как-то компенсировать наше незнание и получить данные по вопросам, которые оказались нерешенными на „пробном“».

С беспилотным кораблем произошел, действительно, случай обидный и досадный. Одной из задач полета была проверка герметичности шлюза. НИП в Уссурийске и НИП в Елизове на Камчатке дали на борт команды открыть и закрыть шлюз, чтобы посмотреть телеметрию по герметичности. Каким-то образом две команды трансформировались в одну: «Спуск!», и на корабле, который только что вышел на орбиту, включилась тормозная двигательная установка. Шлюз не был отстрелен, поэтому корабль закрутило, он сорвался на нерасчетный режим приземлений. В этом случае на испытательных кораблях срабатывала система АПО – аварийного подрыва объекта, для того чтобы они не залетели, куда им не положено, и, не приведи бог, не достались тому, кто не прочь в них поковыряться. Бедняга «пробный», как называл его Сергей Павлович, рванул и рассыпался где-то под Енисейском и посмертно был крещен как «Космос-57» – странный спутник, изумивший иностранных наблюдателей, поскольку он существовал буквально считанные минуты.

После этой, действительно глупой неудачи Королев решает пригласить на космодром Пилюгина и Рязанского, не спеша все обсудить и взвесить. Вместе они договорились провести испытания всего корабля и шлюза в частности в большой барокамере, что и делается в конце февраля-начале марта. Откладывать старт пилотируемого корабля Королев не хочет. Он знает, что в марте полетит первый двухместный «Джемини». И хотя американцы пишут, что выход в открытый космос они планируют только летом на втором корабле, но ведь решения для того и принимаются, чтобы корректироваться. А если его обгонят?.. Уже после возвращения Беляева и Леонова один из нью-йоркских корреспондентов ТАСС передавал с нескрываемым негодованием: «„Нью-Йорк Джорнэл-Америкэн“ не может не влить в бочку меда ложку дегтя. Она утверждает, что время запуска советского космического корабля было якобы продиктовано желанием затмить запуск американской двухместной космической капсулы 246 „Джемини“, который намечено провести на будущей неделе».

«Продиктовано» – это, пожалуй, чересчур категорично, а вот «выбрано с учетом» будет, пожалуй, верно: вновь слышал Королев чужое дыхание на своем затылке.

Но если ощущение погони за собой было для Королева не совсем привычным, то чувство тяжкой ответственности, посещавшее Главного конструктора накануне всякого пилотируемого полета, было уже знакомым. Это был восьмой старт пилотируемых кораблей, но привыкнуть к ним он не мог и всякий раз снова и снова задавал себе эти, увы, безответные вопросы: обеспечена ли безопасность космонавта, все ли предусмотрено, не упущена ли какая-нибудь роковая мелочь?

«Мы стараемся все делать не торопясь, основательно, – писал Королев жене за десять дней до старта. – Наш главный девиз – беречь людей. Дай-то нам бог сил и уменья достигать этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее, хотя все мои усилия, мой разум и опыт направлены на то, чтобы предупредить, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное».

Судьба была милостива к Королеву: ни один космонавт не погиб, пока он был жив. Первый пилотируемый полет после его смерти окончился трагически: разбился Владимир Комаров...

Старт «Восхода-2» был назначен на 18 марта. Госкомиссия – Тюлин (председатель), Королев (технический руководитель), Руденко и Каманин (ВВС), Правецкий (Минздрав), Келдыш (АН СССР), Керимов (Министерство общего машиностроения), главные конструкторы – утвердила короткую программу полета: старт, выход в космос, посадка. Основной экипаж – Беляев, Леонов; дублирующий – Заикин, Хрунов.

Перед стартом Королев доверительно сказал Леонову:

– Я не буду тебе много советовать и желать, Леша, ты там особо не мудри. Я тебя только об одном прошу: ты выйди из корабля и войди в корабль, вспомни все русские выражения, которые помогают русскому человеку в трудную минуту. Попутного тебе солнечного ветра... 247

В письме домой – маленький комментарий к этому разговору: «...мне нельзя и виду показать, что я волнуюсь. И я держусь изо всех сил».

В 10 утра холодным промозглым днем 18 марта «Восход-2» вышел на орбиту, и Леонов сразу начал готовиться к выходу. Уже на первом витке над Камчаткой он открыл шлюз и залез в него.

– Леша, не торопись, спокойнее, – услышал он голос Беляева. – Делай, как учили...

– Я не тороплюсь... Все нормально. Готов к выходу... Но он торопился, выходить было рано. Беляев еще раз все проверил, сверил время, скомандовал:

– На выход!

– И вот уже по пояс торчу из наших космических «сеней», – вспоминал Алексей Архипович. – Первое впечатление? Солнце. По инструкции должен был полностью закрыть светофильтр. Но любопытство победило: прикрыл лишь половину лица. И как будто ударила в него дуга электросварки. Диск ровный, без лучей и ореола, но слепит невозможно. Даже в позолоченном фильтре 96-процентной плотности яркость, как в Ялте в летний день.

А небо при этом очень черное, звездное. Звезды и внизу, и вверху. Солнечная ночь! Или звездный день? Вышел очень просто. Встал на обрез люка и... дух захватило. Все Черное море целиком видно. Кавказ подо мною. Да еще слева просматриваются Балканы, Италия, справа на горизонте – Балтика... Такую красоту до сих пор ни один человек не видел!..

Леонов снял крышку с кинокамеры, укрепленной на корабле, которая вела съемку. Оттолкнулся, поплыл на длину фала. На исторических кинокадрах, рассказывающих о первом выходе человека в космос, видно, как его чуть развернуло. На рисунке, который Леонов нарисовал потом, он летит как бы распластавшись, широко раскинув руки, – на кинокадрах не так: он вроде как бы сидит в каком-то невидимом креслице и вместе с ним плавает.

Гагарин в своих обновленных мемуарах, вспоминая полет Леонова, непонятно зачем начинает фантазировать: «Он снимал кинокамерой и сам корабль, и далекую Землю, и звезды, рассыпанные над головой и под ногами». Естественно спросить: так где же эти кинокадры? Все дело в том, что кинокамера, закрепленная на специальном кронштейне, снимала самого Леонова, а он ничего не снимал. В кинокадрах видно, как Алексей как бы ощупывает свое бедро. Там находился затвор не кино-, а фотокамеры, укрепленной на груди космонавта, которая должна была сфотографировать снаружи космический корабль. Сделать это ему не удалось, кадров таких нет.

Леонов пробыл в открытом космосе 12 минут 9 секунд. Это вроде бы мало, но это очень много! Это – целая жизнь, если мерить по отданным силам, по воле, по переживаниям и впечатлениям. Леонов выдержал эмоциональный стресс колоссальной силы. Сколько ни изучай небесную механику и баллистику, а реальный полет – это совсем другое. Может быть, он умом и воспринимал себя как некое материальное тело, летящее с первой космической скоростью, но по-человечески он сам шагнул в бездну и летел в этой бездне. Не случайно частота пульса космонавта поднялась до 143 ударов, частота дыхания увеличилась почти вдвое, температура тела за 20 минут повысилась на 1,8 градуса, т.е. перевалила за 38, – дома при такой температуре мы сразу ложимся в постель. За сутки полета Леонов потерял шесть килограммов, пот залил скафандр до колен. Вот что такое «в цифрах» эти 12 минут жизни Алексея Леонова.