Поверженный ангел (Исторический роман) - Коротков Александр Сергеевич (книги полностью .txt) 📗
— Так ведь это же великолепная новость! — воскликнул он и даже потер руки от удовольствия.
По всей вероятности, Волокита ожидал совсем другого ответа. Он как-то дико взглянул на синьора Алессандро, беззвучно открыл рот и наконец закричал:
— Что ты такое говоришь, тестюшка?
С того дня, как Луиджи получил согласие на свой брак с Марией, он уже не называл синьора Алессандро иначе, как дорогим тестем или даже тестюшкой. Это «тестюшка» каждый раз коробило синьора Алессандро, однако, вспоминая, что его новоиспеченный зять согласился взять за Марией всего триста флоринов, хотя мог потребовать впятеро больше, он не протестовал.
— Что ты говоришь? — повторил Волокита. — У Панцано теперь одна дорожка — уезжать из Флоренции. Навсегда, заметь это. А он один ни за что не уедет, даю голову на отсечение. Не мне тебе рассказывать, как он влюблен в Марию. Он ее просто выкрадет, и все тут, и ничего ты не сделаешь. Разве ты не знаешь Панцано?
«Зятек-то, пожалуй, прав», — подумал Альбицци.
— Так что же ты предлагаешь? — спросил он.
— Что тут предлагать? Обвенчаться надо нам с Марией, вот и все. Прямо сейчас. Пока не нагрянул окаянный.
— Постой, постой, как это сейчас? Вы даже и не помолвлены.
— А! — махнув рукой, досадливо воскликнул Волокита. — Будто без этого не венчают! Соберемся завтра утречком, как бы на помолвку, а тут священник. Согласны? Согласны. И все. Мария и оглянуться не успеет, как станет мадонной Беккануджи. А тогда уже все. Я своего не выпущу. — Он хихикнул. — Ну как, тестюшка, по рукам?
«А что, если и вправду — одним разом?..» — подумал синьор Алессандро. Эта мысль, неожиданная для него самого, поначалу даже казавшаяся смешной, тотчас потянула за собой целый рой других мыслей, до того простых и дельных, что оставалось только удивляться, как это они раньше не приходили ему в голову. Ну разве не было ему предостережения свыше, явившегося в образе этого чомпо Микеле ди Ландо, в чьих руках оказалась ниточка к его тайне, ревниво оберегаемой им от всех, даже от жены, — та злополучная записка, которую он поспешил предать огню. Тогда он со страхом подумал: «Боже, так Чекко жив, он не умер!»
Потом он успокоился. Слава богу, тот, кто нацарапал эту записку, сидит в Стинке, а оттуда выходят лишь ногами вперед. Эта мысль на какое-то время убаюкала его тревогу. И только сейчас он отчетливо осознал, что, как ни толсты стены тюрьмы, как ни глубоки ее подземные казематы, узник, пока он жив, может все же выбраться на свет божий, и тогда… тогда крах! Если же не мешкая, хотя бы и завтра, отдать Марию вместе с этими несчастными тремя сотнями флоринов влюбленному дураку, что сидит сейчас перед ним, тараща свои круглые глазенки, то всем его страхам конец. Тогда уже никто не посмеет спросить его, куда ушло приданое его воспитанницы, тогда это семейное дело будет касаться только его и Беккануджи. И всё, как любит говорить его будущий зятек.
— Ладно, будь по-твоему, — с добродушной усмешкой проговорил наконец синьор Алессандро. — Благословлю вас. Только уж о священнике и свидетелях сам позаботься. Мне и без того забот хватит.
Когда ошалевший от радости Волокита выбежал из дома, синьор Алессандро переоделся в домашнее платье и отправился на женскую половину. Постояв перед дверью, ведущей в покои мадонны Джертруды, он так и не открыл ее, махнул рукой и, пройдя до конца коридора, решительно вошел в комнату воспитанницы. Мария, задумавшись, сидела у открытого окна. Повернув голову на скрип двери и увидев на пороге синьора Алессандро, девушка вскочила со стула и прижалась к стене, испуганно глядя на своего воспитателя, появившегося в столь неурочное время.
— Что случилось, па? — пролепетала она.
— Ничего не случилось, — стараясь говорить как можно мягче, ответил синьор Алессандро. — Просто я зашел напомнить тебе, что пора спать. Завтра у нас торжественный день, и надо, чтобы ты хорошо выглядела.
— Торжественный день? — рассеянно пробормотала Мария. Снедаемая тревогой за Панцано, который впервые не сдержал слова, не пришел на свидание, обеспокоенная исчезновением служанки, она не поняла значения этих слов. — Где Аньола, па?
— Успокойся, с твоей Аньолой ничего не случилось, — с трудом сдерживая раздражение, отозвался синьор Алессандро. — Просто я посадил ее под замок.
— Господи, за что?
— И ты еще спрашиваешь! Разве не ты посылала ее, как какую-нибудь сводню, к этому рыцарю? Разве не ты с ее помощью, забыв девичий стыд, убегала к нему на свидания? До поры до времени я смотрел на все эти глупости сквозь пальцы, но сейчас, когда Панцано порвал с партией, когда его разыскивают по всему городу, всякая связь с ним грозит бедой всей нашей семье. Поэтому мне пришлось принять свои меры. Кстати, имей в виду, привратник, помогавший вам в ваших шашнях, уже не живет под нашей крышей.
— Святая мадонна, — пролепетала девушка, — где же он? Что с ним?
— С привратником? — насмешливо спросил синьор Алессандро. — Впрочем, я знаю, о ком ты говоришь. Признаться, мне все равно, где он. Думаю, удрал из города.
— Не может быть! — с горячностью воскликнула Мария.
— Все девушки в твоем возрасте думают одинаково, — с усмешкой проговорил синьор Алессандро. — Все вы воображаете, будто на вас свет клином сошелся. Не может быть! А что, скажи на милость, ему делать? Оставаться в городе — для него верная смерть. Впрочем, сейчас не время спорить об этом, — добавил он, направляясь к дверям. — Служанку я пришлю, она тебе понадобится. Как-никак завтра у тебя помолвка.
— Помолвка? С кем?
— С Луиджи Беккануджи, с кем же еще? — ответил синьор Алессандро и, притворив за собой дверь, направился к себе в студио.
Мария кинулась было вслед за ним, но тут силы оставили ее, и, упав на кровать, она залилась слезами. В таком положении и застала ее Аньола.
— Святая мадонна заступница! — воскликнула служанка, вбегая в комнату. — Что с тобой, монна Мария, кто тебя? Что случилось?
Глотая слезы, Мария поведала служанке обо всем, что узнала от синьора Алессандро.
Стоя на коленях перед кроватью, на которой, опустив голову, сидела Мария, ласково поглаживая ее по руке, Аньола, как ни старалась, ничего не могла придумать ей в утешение и от этого злилась и на себя и больше всего на синьора Алессандро, причинившего обиду ей самой и грозившего загубить жизнь ее хозяйки.
— Не пойду я за проклятого Волокиту! — всхлипывая, твердила Мария. — Скорее руки на себя наложу!.. Господи! Господи! И не убежишь отсюда, и не скроешься никуда!.. И Ринальдо пропал куда-то… И Лука… Не верю я, не может он уехать, не может бросить меня на произвол судьбы. Скажи, Аньола, ты же его знаешь, может он бросить меня?
— Кто, мессер Панцано? — воскликнула служанка, радуясь, что может хоть чем-то подбодрить свою хозяйку. — Никуда он не уехал, — решительно продолжала она. — Голову даю на отсечение. Где-нибудь поблизости скрывается и, уж будь спокойна, не сидит сложа руки. Вот тебе крест, монна Мария, но я ни капельки не удивлюсь, если он сейчас высунется из-за окна.
Обе невольно повернули головы и посмотрели в окно, за которым, увы, ничего не было, кроме темного неба.
Внезапно Аньола отстранилась и села себе на пятки.
— Постой, монна Мария, — пробормотала она, — постой, постой. Кажется, я что-то придумала.
Она вскочила на ноги и помогла подняться хозяйке.
— Пойду разведаю, что в доме делается, — сказала она. — Подожди меня, монна Мария, и не плачь. Слезами горю не поможешь. Мы еще утрем им нос, вот увидишь. А пока знаешь что? Собери-ка в кошелек все, что есть у тебя поценнее. Мало ли что…
Глава двенадцатая
повествующая о том, как слуги Луиджи Беккануджи подложили свинью своему хозяину
Оставшись одна, Мария взяла со столика ларец, в котором держала деньги и украшения, села на кровать и высыпала свои богатства на покрывало. Богатства были невелики: около трех флоринов серебром, две золотые цепочки, серебряный браслет и три простеньких колечка. Девушка со вздохом сложила все это в кошелек и бросила его на постель. С такими деньгами нечего было и думать выбраться на волю. В этот момент в комнату вбежала Аньола. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что она несет дурные вести.
