Собаке — собачья смерть (СИ) - Дубинин Антон (читать книги онлайн бесплатно полностью без .TXT) 📗
В конце апреля, лучшего месяца в году, Лангедокские ночи коротки. Зато нередко бывают — особенно на высоте! — по-настоящему холодны. Когда по настоянию старшего братья все-таки остановились наконец на ночлег, Аймер быстро понял, что совершил ошибку. Нужно было искать укрытия со стенами — хотя бы с трех сторон, а они остановились под защитой небольшой моховитой скалы на кромке леса, и против горного ветра, свищущего, казалось, во все стороны сразу, ничего не стоил дрожащий доминиканский костерок, который Аймер смог-таки развести, призывая в молитве святого отца всех проповедников. Этой манере — молиться Доминику в разжигании костров под ветром или дождем — он научился некогда у Гальярда: по словам последнего, такой великий скиталец, как отец Доминик, мог разжечь огонек для себя и братьев даже в заснеженных Пиренеях, иначе не дожил бы он до своих 50 лет. Костерок, вымоленный у отца, грел сбитые ноги и лизал развешанные над огнем обмотки, тщетно пытаясь их подсушить; но особого толку от него не было. Куда лучше помогли согреться остатки щековины, а вот вина Аймер пить не стал и Антуану не дал, предвидя назавтра тяжелые времена. Уснул он не сразу, ворочаясь под плащом; сухие ветки, собранные для ложа, больно втыкались в бока, ветер шарил в самшитовых кустах, пугая то ли разбойниками, то ли зверьми; и отчасти завистливо прислушивался брат-священник к ровному дыханию брата-соция, спавшего у него под теплым боком мирно, как дитя под бочком матери. Он тогда еще не знал, что Антуан первую ночь спит спокойно — без единого сна, только синий уют и добрый лес вокруг.
Перекусив после утрени оставшимся хлебом с водой из родника, усталый и не выспавшийся Аймер вовсе не сделался слеп и глух к красоте. Встали затемно, чтобы не по жаре проделать «крутенькую» часть пути — и Аймер даже сквозь заливавший глаза пот быстрого подъема мог любоваться Божией работой: солнечный лик осиял млечными лучами плавные отроги гор, пронизывая туман щедрым золотом. В который раз Аймер подивился еретикам: как они умудрились завестись именно здесь, в земле потрясающей красоты и благодати, со своей доктриной, что плотский мир — от дьявола, ужиться именно там, где творение громогласно трубит о своем благом Творце? Впрочем, из творения сейчас Аймера не особенно радовала ежевика, купами клубившаяся по сторонам дороги: летом, наверное, ее можно было срывать целыми горстями, и она послужила бы подспорьем путнику, но в апреле только яростно вцеплялась в отсыревший от росы хабит и драла руки.
Антуан, шедший впереди, обернулся. Ожидая товарища, нетерпеливо постукивал посохом по камню, как собака, приглашенная хозяином гулять, стучит хвостом по дворовой пыли. Предупреждая вопрос, сообщил:
— Ну, крутенькое место мы почти миновали… Сейчас ровно будет… Более-менее. А до Мон-Марселя, — сказал быстро, стесняясь названия, как звука имени любимой, — до… места точно до заката доберемся. Что, Аймер?
— Н…ничего, — Аймер по-вагантски скривился, скребя сквозь капюшон зудящий от пота затылок. — Отлично все. Веди давай, раньше выйдем — раньше будем.
В скальный портал, служивший селу Мон-Марсель естественными вратами, два белых брата вошли почти что на закате. Могли бы и раньше — но Антуан настоял на том, чтобы прежде помолиться в Марциаловой часовенке. Маленькое святилище из местного камня в этом году было что-то бедновато украшено цветами и свечками.
Братья переглянулись — Аймер смотрел ободряюще, Антуан — с радостью, переходящей в легкую панику. Сердце колотилось близко к горлу, так что даже было видно биение пульса на открытой шее. Аймер заметил, что у того обгорели на солнце уши; скосил глаза на собственный шелушащийся нос — сгорело единственное, что торчало из-под капюшона всю дорогу… Но уши-то сжечь, ясно дело, неприятнее, кроме того, нос один, а их — два… Красноухий Антуан вновь показался Аймеру совсем юным — будто, возвращаясь домой, он возвращался и к прежнему себе, робкому сироте, все явственней выглядывавшему из священного одеяния клирика. Желая подбодрить друга, Аймер крепко хлопнул его по спине — вернее, по дорожному мешку, в котором призывно булькнула фляга.
— Что, брате, будем как отец наш Доминик, утолявший жажду перед входом в город? Прикончим это бедное вино прямо здесь, чтобы не смущать мирян — да я, признаться, хочу и живот заставить замолчать, что-то он с полудня стал слишком разговорчивый!
Слабенькое вино неожиданно согрело пустые желудки; Аймер, к собственному удивлению, даже почувствовал себя хмельным и веселым. Антуан и без того второй день был пьян родимым туманом; тут же его глаза и вовсе воззрились сразу в две разные стороны. Чтобы малость сбить хмель, — не подобает в таком виде выходить на жатву, Гальярд бы отнюдь не одобрил! — Аймер велел товарищу умыться и пожевать терпких иголок пинии; потом оба они, не сговариваясь, опустились на колени для краткой молитвы — и со смехом переглянулись. Аймер как священник повел молитву — 50-й псалом за себя, 129-й за жителей селения, «Помощь наша в имени Господа» и неизменное Salve — к царице Мон-Марселя, царице длинноиглых сосен, твердых камней под коленями и красного заката сквозь туман, царице всего творения и особенно — людей в белых хабитах. Благословение, на котором Антуан, красный от поклонов, коснулся лбом земли. Все, братец, тянуть дальше некуда, пора тебе войти.
Аймер даже запел потихоньку «Благослови душа моя Господа», чтоб не слышать, как грохочет Антуаново сердце.
Первым жителем Мон-Марселя, который показался навстречу проповедникам — Антуан долго гадал и даже загадывал, кто ж это будет, задумывал реплики и ответы — по воле Господа, любящего пошутить, оказалась тварь бессловесная. Белая пастушеская собака, крупная, почти в локоть в холке, горная овчарка трусцой вывернула из-за поворота к трактиру, где должны бы по случаю хорошей погоды сидеть у порога отдыхающие трудяги — и замерла при виде чужаков. Те тоже замерли на всякий случай — зверина здоровая и без цепи, мало ли что ей на ум взбредет! Пес постоял, вглядываясь и распрямив закрученный хвост, думая, поднимать ли шерсть на загривке; потом, увидев робость пришлецов, начал неторопливо и басовито лаять.
По голосу-то Антуан его и узнал — до того был еще не уверен, пять лет для пса — солидный срок, в кабанную молодость юноши это был верткий двухгодовалый кобелек совсем иной повадки, и с носом черным, а не облезшим в розовое… Но знаменитый среди ребят-пастухов бас выдал псину с головой.
— Черт, — тихо высказался Антуан. Аймер, крепко сжимавший на случай драки посох с железной оковкой, удивленно скосил на брата глаза: неужто так перепугался, что ругается? Но Антуан, неожиданно засмеявшись, присел на корточки и, вытянув руку вперед, воскликнул уже громко и радостно:
— Черт! Чертушка, ты, маленький?
Пес неуверенно хлестнул себя хвостом по боку, хмуря белые брови. И наконец сорвался с места, всем своим видом так явственно являя мольбу о прощении, что Аймер разве на краткий миг сжал посох покрепче. Человек и собака обнялись, едва не покатившись по дороге; сквозь чужую одежду разнюхав своего Антуана, пес щедро лизал ему руки и отворачивающееся лицо, стремясь всячески извиниться за грубую встречу: ну прости, друг, вот не узнал…
— Звать его так — Черт, вот уж имечко дали, — пояснил снизу вверх Антуан, увертываясь от слюнявых ласк. Песий хвост не хуже дисциплины хлопал его по спине. — Когда мелкий щенок был, бабка хозяина на него впотьмах наступила и обозвала; а хозяин смеха ради дал кличке прижиться. Я его, считай, с его малолетства знаю, вместе в перегон ходили… То есть с хозяином егонным, с Раймоном, и с другими ребятами… Ну, полно уже, Чертушка, малый, весь хабит мне перемажешь… Ты откуда тут взялся? Почему один бегаешь?
Ответ на вопрос пришел немедленно: из-за поворота появилась стройная женщина в темном, женщина с фигурой танцовщицы, с кокетливо повязанным голубым платком на плечах. Ясно было, почему хозяйка так сильно отстала от сопровождавшего ее пса — походка ее была осторожной из-за большого кувшина, высившегося на голове.
