Богатырское поле - Зорин Эдуард Павлович (читать книги без сокращений .txt) 📗
До самых порогов Днепр был безволненный; скрипели уключины, бледнело и вновь наливалось синью высокое небо.
Вот так же безветренно и тихо было тогда, одиннадцать лет назад, когда греческий корабль с мехами, конями и рабами пристал в Золотом Роге в виду царьградских зубчатых стен. Левонтий увидел сказочный город с торчащими повсюду в бесчисленном множестве куполами церк вей и соборов. В темной зелени кипарисов белели дворцы богатых ромеев.
На пристани пахло дегтем и рыбой; по сходням спешили рабы, согнувшиеся под тяжестью тюков; постукивали плотницкие топоры, гремели цепи, громко хлопали приспущенные паруса судов, тесно стоявших друг подле друга в узком пространстве бухты.
Казалось тогда Левонтию — вот она, неизбывная беда. Не вернуться теперь на Русь, не взглянуть на милый сердцу Суздаль. Счастье единожды улыбнулось, а от ромеев не уйти: крепки царьградские стены, далек отсюда батюшка Днепр.
Рабами торговали на Месе. Бледность Левонтия да выпирающие из-под рубахи ребра отпугивали придирчивых покупателей. Хозяин злился, дергал его за повешенную на шею цепь: пропал товар — пропали деньги. Но к вечеру покупатель все же нашелся.
Новый хозяин Левонтия был брюхат и кривоног; рыхлое, пористое лицо его выражало брезгливость, глаза были холодны и прозрачны, как зеленые стекляшки. Все думал Левонтий дорогой — за что взял его этот странный человек: за малую ли цену или по безоглядству своему?
Или, может, понял смятенную душу Левонтия? Но отчего же тогда у него такие пустые глаза, отчего идет, не радуется покупке, зябко кутается в потертый коловий?
Скоро узнал Левонтий: скуп и алчен был его новый хозяин. Содержал он скрытно маленький флот и отправлял корабли до первого ревуна на разбойный промысел. А потом вез награбленное к немцам, обменивал на золото и драгоценные камни, которые прятал в своих подвалах.
Как-то хозяин отправил молодого раба с письмом к богатому ромею. Впервые Левонтий оказался один на улицах Царьграда. Времени у него было много, и он, еще в стране яссов наслушавшись о чудесах византийской столицы, устремился к храму святой Софии.
Видел Левонтий монастырские соборы в Ахиате, Санаине и Татеве, часами простаивал перед трехъярусным храмом Гагика в Ани, с толпою богомольцев пробирался в Ахтамарский храм, осматривал скальный монастырь Айриванк. Но здесь, выйдя на просторную площадь перед Софией, замер, потрясенный ее красотой. Могучее здание было увенчано огромным куполом, к которому примыкали с двух сторон постепенно понижающиеся полукупола. Казалось, пробудившийся богатырь, привстав с земли, напряженно вглядывается в бурлящую вокруг него пеструю и недолговечную жизнь. Людские волны, словно пена, клокочут у его рук и плеч, разбиваясь в радужные брызги, а над шлемом, едва не задевая его своими крыльями, медленно плывут белые облака...
Этот образ остался в памяти Левонтия навсегда, и ночами тревожили его причудливые сны, в которых грузные камни Царьграда легко вписывались в нежную зелень Ополья, а причудливая резьба по причелинам и подзорам деревенских изб сплеталась с виноградными лозами на фризах Ахтамарского храма. А порою и не знал он, где сон, а где явь,— так радостно ожила вдруг в его сердце далекая Русь.
Но еще не скоро было ему суждено вернуться на лодие Яруна к устью широкоструйного Днепра.
Опасный и нелегкий путь прошел он горными тропами с покорностью раба и мужеством вольного русича. Гибли его товарищи, срываясь в пропасти, вмерзая в альпийский лед, обливаясь кровью под мечами жестоких германцев. А ему суждено было увидеть и дворцовую капеллу в Ахене, и массивные базилики в Гернроде, и недавно законченный собор в Ангулеме, и рельефы портала церкви в Муассаке, и Венецию — этот город на сваях, глядящийся в зеркальные воды Адриатики.
Обычно хозяин сам ожидал у причалов Золотого Рога возвращающиеся с новой добычей корабли. Но однажды их встретили закованные в броню топотериты с суровыми, замкнутыми лицами. Рабов согнали в подвал на пристани, кормчего увели с собой. Оказывается, хозяина разоблачил один из тех, кому он ссужал деньги, пронюхавший от своей любовницы о его черном промысле. Все имущество казненного, движимое и недвижимое, было распродано; рабов снова вывели на Месу.
На этот раз Левонтия купил архитектор Галата, сухонький маленький старичок в грязной хламиде из дорогой шелковой ткани. У Галаты было продолговатое лицо и бороденка, как у Христа на старинных фресках. Он громко кашлял, хватаясь за впалую грудь, и вглядывался в Левонтия глубокими белесоватыми глазами.
Очень скоро приметливый Галата выделил молодого росса; чутье большого мастера и старого человека победило в нем закоснелого рабовладельца. Галата приглашал
Левонтия, как равного, в свои покои, беседовал с ним, дивился его приключениям, расспрашивал о народах, обитающих за Ясскими горами. Левонтий, в свою очередь, узнал о том, как возводилась поразившая его воображение святая София, как вместо прежнего, рухнувшего во время землетрясения купола привезенный из Армении архитектор Трдат построил новый, более красивый.
«Из этого, еще не перебродившего теста можно вылепить большого художника»,— сказал себе Галата. И оказался прав. Его только смущала необузданная фантазия нового ученика.
— В зодчестве свои законы,— поучал Галата.— Они требуют величественности и простоты. Взор мирян должен быть устремлен на небо. А твои зверушки и птицы тянут их к бренной земле...
Но втайне он завидовал Левонтию, уносившему его своими помыслами в давно минувшую молодость. Вот так же и Галата много лет назад, полный творческого задора, здоровый и жизнерадостный, переступил порог мастерской своего учителя...
А над Днепром все ярче разгорались звезды. Легко шли лодии против широкогрудой волны. Левонтий подставлял лицо прохладному ветерку.
Завтра они прибудут в Киев.
— Пристанешь к соляному обозу,— поучал его кормчий Василий.— Одному-то опасно в пути: тати да усобица.
Провожая Левонтия, Галата сказал:
— Вот тебе вольная — ступай на Русь. Князь Андрей Юрьевич со всей земли зовет к себе мастеров. Иди к нему, поклонись. Собери вокруг себя учеников... Иди.
Но не о дивном соборе, который ему предстояло возвести, и не об юнотах думал сейчас Левонтий. Да и думал ли он о чем?.. Он жил как птица, как зверь в бескрайней степи — ушами, ноздрями, всем упруго напряженным телом. Звуки, запахи, краски щедро вливались в него. Волновали Левонтия воспоминания — и плыл, и плыл перед глазами дивный Суздаль, и речки за Суздалем, и леса, и поля с короткой веретенью, и девчата в Суздале, и пестрый полдень, и небо с белыми облаками над причудливыми куполами церквей...
За околицами сел по-над Днепром вечерились девчата и парни, водили хороводы. Сквозь шум стекающей с невидимых весел воды долетали до Левонтия шорохи камыша, позвякивание стреноженных коней, гулкие перекрики ночных птиц, внеурочное ваваканье потревоженных перепелов.
Сторожкой, вытянутой тенью, ощетиненной островерхими шлемами, шла днепровским берегом княжеская дружина, стерегла лодии от половцев, охраняла купцов на волоке; бражничали дружинники с купцами, выменивали на оружие перстеньки с драгоценными агатами, падали от половецких метких стрел, рубили поганых мечами харалужными, высились каменными богатырями над темными перелесками.
Сорвалась с высокого берега, упала на воду и побежала по серебристой волне грустная русская песня. Чей-то юный голос вывел ее начало, а подхватила вся дружина.
Левонтий стоял на корме, слушал ее, и беспричинные светлые слезы туманом занавесили ему днепровскую даль...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Ростовский именитый боярин Добрыня Долгий поспешал в Боголюбово к князю Андрею Юрьевичу с челобитной о расширении вотчины. Но еще в пути на ночлеге он узнал, что князь убит. Новость эта поразила Добрыню.
Жалеть Андрея у боярина не было причин, но и радоваться его смерти он не спешил. Что и говорить, владимирский князь был крут, много пролито из-за него кровушки, а еще больше — вдовьих слез... Другое тревожило боярина: шутка ли, в одночасье остались Владимир, Суздаль и Ростов без головы. Кого сажать на пустующий стол?
