Синеокая Тиверь - Мищенко Дмитрий Алексеевич (бесплатные версии книг .txt) 📗
– Будь уверена, никому не отдадим: нужно будет, торговый люд позовем.
Но могли ли их уверения успокоить девушку? И страшилась, и смущалась, да так, что прохожие оборачивались в ее сторону, их лица светлели: какая красавица!.. Посмотрите же, люди добрые, какая славная девушка идет поздравлять княжича!
Заметила девушку и княгиня.
– Поприветствуй, красавица… – Подошла и коснулась руки Миловиды. – Поприветствуй, говорю, княжича с отроческим возрастом, броню ему вручи от имени народа тиверского. Пусть будет слово-пожелание твое красным и щедрым на добро, как и ты сама.
Зорина Вепрова стояла уже возле венка и ждала ее, девушку-простолюдинку, даже подсказала, что делать:
– Я первой буду здравить. – А когда дошло до поздравления, растерялась и замолкла. Миловидка только теперь увидела, какое она еще дитя, и взяла на себя смелость помочь девочке.
– Пусть всегда с тобой, княжич, будут матушкины ласки, – выпалила одним духом, – и отцовская мудрость, и мужество. Будь ласков с народом своим, как матушка была с тобой, будь бесстрашным и мудрым с теми, кто будет посягать на нашу свободу и наше добро, как твой отец.
Подождала, пока Зоринка увенчает княжича венком, и только тогда приблизилась к нему, опоясала мечом, передала щит и шлем. Не видела, как отнеслись к ее словам князь с княгиней, народ вокруг. Слышала только: дружно и голосисто напомнили о себе величальницы:
Эта песня, ее немудреные в своей простоте слова относились уже не только к княжичу, но и к дядьке, тому «мужу при мече», который подвел коня и помог Богданке сесть в седло, засвидетельствовав тем: отныне не мать и не отец – он будет отроку учителем и житейской мудрости и ратного дела.
Был еще и круг почета на оседланном коне, были цветы, которыми устилали путь княжича-отрока, потом величальные песни, приветствия и пожелания, чтоб веселым был на многотрудной стезе мужа и князя, чтобы так же легко и удобно сел на княжеский престол, как садился на стол, на котором обрезали кудри.
Но Миловидка не присматривалась и не прислушивалась уже к тому, что происходило на помосте. Услышала: «Ты свободна» – и метнулась к своим поселянам, а с ними – подальше от княжеского праздника.
– Подожди, Миловидка, ты куда?
– Ой, сестрички, сама не знаю куда, но бежать должна, не то лопну от того, что вот тут сидит, – показала на грудь, – после тех пострижин…
– Ну и что? Все уже позади!
– Кто скажет, что все позади?..
– Какая же ты… Или ты тут одна-единственная?.. Не обидели до сих пор, не обидят и потом.
– Поди знай…
Их словно подслушали. Миловида, девушки и парни из Выпала не успели еще выйти из толпы, а от места пострижин отделился юноша их лет, поклонился до земли той, которая опоясала княжича мечом.
– Я к твоей милости, девушка пригожая…
Смотрела на него растерянно и не знала, что сказать. Молодец не был похож ни на челядина, ни на дружинника. Ни внешним видом, ни повадками… Поселянин, да и только, а остановил – значит, что-то хочет.
– Будь добр, – промолвила Миловида и сразу же поняла: не то сказала, что нужно было сказать.
– Тебя зовут!
– Кто?
– Княгиня.
– Боги… – Миловида со страхом и тревогой глянула на подруг. – Я же говорила…
– Она за сказанное сыну красное слово поблагодарить хочет, – поспешил успокоить молодец. – Когда княжич завершит круг почета, все сядут за столы – княгиня просит, чтобы ты тоже там была, чтобы они могли тебя достойно отблагодарить.
– Не пойду!
Не обращала уже внимания ни на подруг, ни на приглашение княгини и решительно направилась к воротам, которые вели из Черна. За ней – и все остальные. Но если Миловидка меньше всего сожалела, что не будет сидеть за княжьим столом и не увидит, что будет на пиру, то все остальные из Выпала, видимо, думали по-другому. Во всяком случае, кто-то из парней оглянулся вскоре, а оглянувшись, остановился и остановил всех остальных: тот, кто прибыл посланцем от княгини, не возвратился к своей повелительнице, а шел за выпальцами.
– А ты куда?.. – не совсем учтиво преградили парни преследователю дорогу. – Миловидка ведь сказала, что не пойдет.
– Ну и хорошо, я тоже не пойду, раз так…
На него посмотрели словно на блаженного…
– Княгиня не посылала меня, – объяснил он. – Княгиня только сокрушалась, что девушка исчезла. Ну, а я вызвался догнать и сказать, что зовут. А раз Миловидка не хочет идти, я тоже не вернусь… Вы из Выпала?
– Ну и что?
– А я из Солнцепекской веси. Соседи мы близкие…
– Ха! Так чего ж молчал? Слышали, девоньки, это ж наш! – И по-дружески толкнули молодца в круг.
Звали парня Божейко. Вроде и ничего удивительного – в Выпале тоже есть Божеи, однако этот показался Миловиде более приятным, чем все остальные. Было в нем что-то от родной матушки, такой ласковый и такой добрый; было в нем что-то от солнца – так красив; ну и что-то от ветра – веселый и стремительный, сердце трепещет, когда он говорит. И беседа приятная: сколько идут, столько говорит, всех говорунов заставил приумолкнуть. И все улыбается ей, Миловиде. Почему?.. Подшучивает, вспоминая, как испугалась, когда сказал, что зовут к княгине. И правда, почему бы и не посмеяться, если есть над кем? От страха ум потеряла, услышав, что еще раз зовут. Будет теперь разговоров, ой будет… Подруги ж не удержатся, всем и все расскажут.
III
Пусть славится имя Божественного! Однако легко сказать: «Следи, чтобы варвары не переходили реки». Попробуй придать сказанному твердость истины и справиться с тем, что возложено на тебя самой же истиной. Кому неизвестно: земля империи граничит с землей варваров на сотни и сотни ромейских миль – от Понта Эвксинского до Сингидуна. А другой Длинной стены на тех сотнях миль не поставишь. Говорят, Дунай – не Марица, его нужно уметь перейти. Говорят, там империя соорудила надежные крепости, достаточно укрепить их, разумно использовать – и варвары не пройдут. А ему, Хильбудию, мало утешительного от тех рассказов. Дунай действительно и широкий, и полноводный, и зарослями да плавнями надежно отгородился от варварского мира. Но дело в том, что лишь владельцы загородных вилл да зажиревшие патриции могут полагаться на те препятствия – воинам они не такая уж и помеха.
Разве не переходили Дунай и готы, и те же славяне? Всего лишь четыре лета тому назад вторглись в ромейские земли. Не помогли легионы, не помогли и крепости. Обошли ближайшую из них – Туррис; выбрали на Дунае удобное место и переправились, а переправившись, словно саранча, прошлись по земле империи…
У тогдашнего наследника Фракии, племянника императора, Германа, было с ними много хлопот, и кто знает, победил бы он, если б не был настоящим стратегом.
У многих свежи еще в памяти те события, и у Божественного также… Но почему именно его, Хильбудия, послал он стеречь северные границы империи? Верит в его способности как полководца или учитывает всего лишь то, что Хильбудий командовал варварами в войнах с Ираном и знает, какие они. Что делать здесь, на побережье Дуная, чтобы он стал недоступным для варваров?.. Хорошо, если Божественный верит ему. Плохо только, если его судьбу решила злая воля императрицы Феодоры…
Как полководец армии императора, Хильбудий редко бывал в Августионе. Его место – в войске. Однако о новой василисе империи был наслышан немало.
Дочь смотрителя за зверями в цирке, Феодора рано осиротела и стала нищенкой, потом актрисой, танцовщицей и куртизанкой, которую в Константинополе знали многие, и далеко не с лучшей стороны. Но чего не бывает на веку, особенно с женщинами, наделенными умом и красотой!.. Случайно или по воле Всевышнего посетило беспутную покаяние и повело в храм Святой Софии, где молился и император. Покаяние заставило ее молить у заступницы бедных и обездоленных – Матери Божьей – помилования. Раскаяние бывшей куртизанки продолжалось не день и не два – месяцы, каждую церковную службу, а сама куртизанка, молясь, проливала такие обильные и горькие слезы, имела такой скорбный вид, что на нее обратил внимание император.
