Выпьем за прекрасных дам (СИ) - Дубинин Антон (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Антуан напряженно задумался. Краска медленно отливала с его лица.
— Что я не евнух? — наконец неуверенно проговорил он. — Что я могу отказаться от того, чем… в самом деле обладаю?
— Умница, — просиял Гальярд. — Ты можешь пожертвовать Богу то, что тебе действительно будет тяжело исполнить. Иначе — «какая вам награда»? Будь ты чист по природе своей, дать обет целомудрия было бы для тебя так же глупо, как давать обет дышать воздухом. А так тебе есть чем послужить Богу. И еще… ну? Сам вспомнишь или мне сказать? Из области канонического права?
— Отец Гальярд, я плохо знаю кано…
— Евнухов не рукополагают в клир, — с широкой, хотя и несколько «односторонней» из-за шрама улыбкой заключил приор. — А ты у нас станешь братом-священником. Будешь примирять людей Господу. Подумай теперь сам, жестоко ли обошелся с тобой Господь, сотворив тебя человеком, мужчиной, и сделав монахом?
Антуан уже почти сиял. Благослови Господи отца Гальярда! Только он один мог из чудовищной путаницы создать стройную картину… в которой у Антуана было место. Настоящее, его место. Был он сам. Не исчезнувший… не погибший. Ставший — чудом — больше, а не меньше.
— Вы меня отошлете теперь? — спросил он тихо, почти уверенный в ответе. — Или велите, чтобы я за дамой Эрмессен еще записывал?
Гальярд мгновенно помрачнел. Поднялся с табурета и грохнул деревянной ставенькой. Теперь он замер у распахнутого оконца у изголовья Антуановой кровати и смотрел в душистую синюю ночь, в клуатр, полный стрекотом цикад. Где-то внизу в кустах пел соловей. Луна-то какая… Провансальская трубадурская идиллия.
— Брат секретарь, — осторожно сказал он, и юноша насторожился от перехода на формальное обращение. — Не буду скрывать, что вы нужны мне здесь. Но если вы видите в этом опасность для своей души, то я… я, конечно же, отошлю вас.
Вот так так! Антуан-то думал, что перевалил всякую ответственность на старшего. Что теперь стало легко — нужно просто делать, что Гальярд прикажет. А оказывается, от него еще что-то зависит! Он что-то еще должен сказать! Но что ж тут скажешь? Вроде все уже… выговорил…
Гальярд шумно вздохнул в открытое окно.
— Да, я знаю, тебе странны мои слова. Знаю, даже в Жакобене большинство братьев сказало бы иначе. Наш нынешний магистр, брат Гумберт…
Антуан слушал, от недоумения приоткрыв рот. Причем тут вообще магистр Гумберт? Гальярд будто бы забывался и говорил, считай, уже сам с собой.
— Брат Гумберт святой человек, но он… как бы сказать… не чтит женский пол. В наше апокалиптическое время это частое мнение… Видеть в женщине только источник соблазнов для мужчины. Производить само слово femina от латинского fides и minus — меньше верящая. Но до какой же степени нужно забыть для этого, что когда Бог Творец искал на земле человека, который помог бы Ему воплотить замысел спасения — он нашел женщину, смиренную девушку, вера которой превзошла веру Авраама и Исаака!
Со вздохом Гальярд развернулся от окна. Лицо его в свечном свете — с глубокими морщинами вокруг рта, с полосами шрамов — было похоже на не особенно удачную деревянную скульптуру. Вроде того бюста отца Доминика, что хранится в Пруйле — только недоделанного какого-то, грубого…
— Отец Доминик, патриарх наш, думал иначе. Он говорил с женщинами не менее, чем с мужчинами. Создавая Орден, он начал с девяти бедных девушек, а не со своих друзей-клириков. Он постоянно препоручал себя молитвам сестер. Он говорил с затворницами, которые годами не видели священника. Он не гнушался в городах пользоваться гостеприимством вдов, и одну такую вдову молитвой спас от пожара. Он по просьбе матери воскресил умершего младенца. Магистр Иордан был таким же. Лучшим его другом после смерти брата Генриха всю жизнь оставалась женщина — монахиня Диана из Болоньи, которой он находил время писать среди апостольских трудов, а знаешь ли, сынок, до чего тяжелая жизнь у Магистра Ордена! Спроси у брата Понса, как встретишь его, сколько ему удается поспать в сутки — а ведь брат Понс всего только провинциал!
Антуан давно уже потерял нить беседы. Все эти матери, вдовы, монахини, затворницы проносились чередой перед его внутренним взором — и у каждой, — увы и увы, — было лицо Грасиды.
— Эта девочка, Грасида, — тихо продолжил Гальярд, глядя в лицо своему сыну. — Она в двух шагах от погибели. Ты это понимаешь?
Опять перешел на «ты». Антуан и не заметил. Он понимал… Слишком хорошо понимал.
— Я много знаю таких маленьких дурочек, которых и еретичками-то назвать нельзя — они просто не отличат ересь от истинной веры. Я получал не одно назначение инквизитора… и на всякое насмотрелся. Она привыкла не доверять никому. Может, ее вдобавок обидел кто-то сильно, какая-нибудь… скотина, именовавшая себя католиком. Позор нам всем, мужчинам, если эта скотина была нашего пола. Потом появился единственный человек, которому она могла доверять, который по всей видимости желал ей добра — или по крайней мере общался с ней по-доброму. На беду, это оказался еретик… или еретичка, та же самая «на Эрмессен», как бы ее там по-настоящему ни звали. И вот вам, пожалуйста — готово: перед нами совершеннейшая верная «ученица», готовая верить во что угодно, если это вера доброй и добродетельной наставницы, а не злого обидчика. Тем они души и губили, Антуан. Тем дьявол и опасен, что не говорит полной лжи — всегда мешает яд с правдой, чтобы вернее проглотили.
Антуан сидел ни жив ни мертв. Его приор так верно, так точно изложил историю бедной Грасиды, будто сам стоял и подслушивал под дверью их ужасный разговор. Вот же беда — жить бок о бок с человеком, который видит сквозь стены! Вот же беда — при этом иметь что скрывать…
— Собственно, есть у меня подозрение, что бедная девочка не просто хотела тебя соблазнить ради того, чтобы выбраться из тюрьмы. Я предупреждал тебя, сынок — некоторых из них так поучают: ничем нельзя гнушаться, чтобы получить свободу вновь проповедовать ересь. О ее намерении можешь отчасти знать только ты. Попробуй, хоть тебе и тяжело, вспомнить все как было. И ответь мне, как отцу Доминику бы ответил: она пыталась тебя совратить? Она искала своей выгоды? Или же она — вопреки всему — тебе доверилась?
Антуан сглотнул. Раз. Другой. Третий. Пятно свечного света расплывалось. Губы помнили соленый привкус ее слез. Она плакала, как… мама. Тихо и безнадежно. Кто так плачет — не может лгать.
Прошептал — и хотел бы сказать громче, да голос подвел:
— Доверилась.
Гальярд обхватил себя длинными руками за плечи. Надолго замолчал. Юноша, поглощенный только собственными переживаниями, и помыслить бы не мог, какое тот претерпевал сейчас страшное борение.
— Раз так, брат Антуан, то плохо наше дело. — Гальярд криво улыбнулся во мгле. — Теперь она потеряет доверие к тебе — а значит, боюсь, останется только прежняя верность. Дуреха будет опять молчать, противиться, стремиться к собственной гибели. Все наши труды… Пошли прахом, Антуан.
— Из-за того, что я… поддался? — спросил тот отчаянно, не смея поднять глаз от пола. Правота Гальярда была так очевидна, что молодой монах едва ли не видел перед собой безнадежную, чернолицую, молчащую Грасиду. Пожизненно в тюрьме. Или хуже того… Только вот теперь она уже не будет петь Gardo ta famillo, теперь она знает, что гимн — католический. И Дева не поможет ей даже вопреки ее вере, по словам невольной молитвы. А его, Антуана, лицо встанет в галерее образов рядом с рожей ужасного дядьки. Еще один католик, которому нельзя доверять. Который — как они все.
— Из-за того, что я отошлю тебя, — едва слышно ответил Гальярд.
Антуан долго молчал. Так долго, что приор уже подумал — тот первым не заговорит. И как только собирался обратиться к нему, услышал его прерывистый голос — и понял: парень просто борется с плачем. С древним плачем… влюбленного мужчины.
— Что же мне теперь делать?
— Сам решай, — жестко ответил Гальярд. Он себя сегодня и так достаточно ненавидел. — Речь не только о ее душе; о твоей тоже. Попросишь отослать тебя — я тебя отошлю. И сам завершу этот безнадежный процесс. И так все ясно; похоже, мне даже корни Эрмессен узнать удалось, теперь нужно будет кому-то поехать выяснять со свидетелями. Она Совершенная, готовила младшую к еретикации [21], ей пожизненное почти гарантировано. А ты… взрослый брат с тремя обетами, ты в ответе за свои поступки. И только за свои. Отослать тебя?
